Наследница престола - Буторин Андрей Русланович
— Я те дам! — обливался потом кузнец, упершись руками в скользкие складки жира на ее спине. — Ты у меня побрыкаешься!
Затолкнув наконец бабу внутрь, Гутторр понял, что мыть ее, будучи одетым, он не сможет. Поэтому вернулся в предбанник, быстро скинул с себя все и вернулся в заполненное паром помещение. Увидев перед собой обнаженного мужчину, толстуха вдруг четко сказала:
— Хочу нюни!
— Я те дам — нюни! — рассвирепел кузнец. — Не такая уж ты и дура, как я погляжу! Еще одно подобное слово — и будешь мыться сама!
Женщина замолчала, и Гутторр принялся свирепо натирать ее грязное, рыхлое тело мочалом.
Дом кузнеца, равно как и банька во дворе, и кузня разительно напоминали такие же избы в старых русских селах. Не зная об их инопланетном происхождении, русский человек никогда бы не догадался о нем. И внутреннее убранство помещений было один к одному! Будто древние русичи сумели каким-то образом перебраться в свое время на Леггерру (а почему бы и нет? на Генну-то попали!), или их хозяйский подход к жизни оказался столь точным и универсальным, что нашел полное повторение за сотни тысяч световых лет от Земли!
— Что же мне с тобой делать? — Кузнец смотрел на чистую, румяную после бани гостью, сидевшую за накрытым столом, хватавшую все, что было съедобного, прямо руками и громко чавкавшую. — Та ли ты вообще, о ком я думаю? Можно бы, конечно… Нет, попробуем сначала «народные» средства!
Кузнец закатал рукава черной рубахи, спустился в погреб и поднял в избу большущий бурый «огурец». Отрезав от овоща приличный ломоть, протянул его бабе…
Собственно, теперь гостья на «бабу» как-то и не тянула. Больше к ней подходило русское определение «деваха» — или «девка». И одета она была подходяще — в свободный холщовый сарафан поверх простои белой рубахи (Гутторр нашел их в сундуках прежнего хозяина).
— На, ешь!
Девка откусила турплюк прямо с руки кузнеца и, сморщившись, стала отплевываться.
— А ну ешь! — Гутторр. грохнул по столу свободным кулаком.
Гостья торопливо зачавкала, испуганно поглядывая на кузнеца.
— Так-то лучше, — сказал Гутторр и принялся здоровенным ножом отрезать второй кусок.
Неизвестно, чего больше испугалась деваха — огромного кухонного ножика, более похожего на мясницкий, или того, что ей снова придется жевать непривычно горький овощ, — только она колыхнулась вдруг всем студенистым телом и неожиданно резко для своей массы вскочила с лавки, опрокидывая незакрепленную дощатую столешницу на кузнеца. Пытаясь удержать тяжелый деревянный щит, Гутторр неловко взмахнул рукой с зажатым в ней «хлеборезом» и чиркнул его заточенным под бритву лезвием свое предплечье. Столешница с грохотом рухнула на место — только скрипнули сколоченные из мощных брусьев козлы. Загремели по полу тарелки и миски, тонко зазвенели рассыпавшиеся вилки и ложки.
— А-а! — заорал кузнец, отбросив нож и зажимая ладонью рану. Из-под длинных, изящных, никак не подходящих для тяжелой работы с молотом и горячим металлом пальцев потекла зеленоватая жидкость, противно шипя и мгновенно испаряясь. — Гадина! Ты что наделала?! Сейчас ты у меня получишь!
Он рванулся было к уставившейся на зеленую кровь толстухе, но та, подняв на свирепого Гутторра ставший вдруг осмысленным взгляд, испуганно заверещала:
— Дяденька, не убивайте! Я нечаянно! Щас я вам перевязку сделаю!
Девка проворно выкатилась из-за раздрызганного стола, метнулась к окошку, сорвала с него цветастую занавеску и бросилась к кузнецу. Оторопев от ее прыти, а еще больше — от связной речи, произнесенной гостьей, Гутторр перестал ругаться. Злость его мгновенно улетучилась.
— Стой! — крикнул он. — Положи занавеску! Отвернись!
Деваха выполнила все беспрекословно. И стояла, не шелохнувшись, пока кузнец не сказал:
— Можешь поворачиваться.
Девка повернулась, уставилась на руку кузнеца, но рукава черной рубахи вновь были опущены и застегнуты у запястий..
— А… перевязать? — спросила толстуха.
— Я уже перевязал.
— А почему у вас кровь зеленая?
— Что ты несешь?! — рассердился кузнец. — Не в своем уме, что ли?!
— Да в своем я уме! — заспорила девка. — Вон, и на скатерти зеленые пятна! Ой, исчезают…
Несколько зеленых клякс на белой скатерти и впрямь стремительно уменьшались и вскоре исчезли. Скатерть снова стала чистой, не считая красно-бурых пятен от турплюка и темно-желтых от пролитого чая — точнее, от жидкости, и цветом и вкусом земной чай напоминающей.
— Где? Где зеленые пятна?! — начал вновь свирепеть кузнец. — Покажи! Ты сбрендила, девка, совсем сбрендила! Ты хоть помнишь, кто ты и как здесь очутилась? Дура!
— Че обзываешься-то? — обиделась она. Глаза ее из обалдевших кругляшей, уставленных на «самоочистившуюся» скатерть, превратились в злые шелки, направленные в переносицу кузнеца. — Ща как обзову! — Она недвусмысленно вскинула руку-бревнышко, и Гутторр поспешил поднять руки:
— Все, все! Извини! Хватит… Ты, видимо, поправляешься. Видишь, как действует турплюк, а ты не хотела…
— Ну смотри… — Деваха опустила кулак. — Веди себя прилично с дамами… турплюк!
Тут взгляд ее упал на толстый огромный «огурец», валявшийся на полу. Глаза девки маслено заблестели. Она буркнула одобрительно под нос: «Ого!» — и, забыв, видимо, что, находясь в беспамятстве, не оценила овощ, подняла его, «взвесила» на ладони и вгрызлась в бурую мякоть.
— Мм… Вкусно! — прошамкала она, обгрызая метровый плод, будто кукурузный початок.
Гутторр, раскрыв рот, смотрел на чудо. Мало того, что совсем недавно гостья устроила истерику из-за непонравившегося ей турплюка, а теперь молотит его за милую душу, — так еще и как молотит!.. Не успел кузнец как следует проморгаться, на столе уже лишь влажно блестели черные, с детский кулак величиной, косточки.
Деваха сыто рыгнула и спросила:
— Есть еще чего пожрать?
— Вот, пожалуйста! — Гутторр провел рукой над полом, — Вашей милостью!
— Э-эх! — вздохнула девка и принялась собирать с пола более-менее приличные куски пищи, отправляя их сразу в рот.
Наконец она разогнулась, оправила подол сарафана и вновь рыгнула.
— Так кто ты такой, мужик? — спросила она. — Че-то я тебя не помню!
— А ты вообще много чего помнишь? — осторожно задал встречный вопрос Гутторр.
Девка задумалась.
— Не много, — вздохнула она наконец. — Разбитая витрина, милиция, Генка Турин, лампочки, два бандюгана каких-то с такими вот рожами… Че со мной было-то? Заплохело вроде бы… — Девка матюгнулась и жалобно глянула на кузнеца. — Че со мной? Где я?.. Покурить дайте, дяденька!
Гутторр непонятно откуда вынул сигарету, протянул девахе, так же из ниоткуда достал зажженную спичку, дал прикурить и, когда она, плюхнувшись на лавку, с наслаждением затянулась, осторожно спросил:
— Больше ничего не помнишь?
— Не-а! — выдохнула с дымом девка.
— Ну а как тебя зовут, знаешь?
— Ну, мужик, я же не трехнутая! — Она сверкнула на него глазами. — Я не помню, что со мной в магазине стало, а до того — в лучшем виде все! Люська я… Мордвинова Людмила Михайловна! — Девка гордо мотнула головой. — А ты кто?
— Гутторр.
— Погоняло, что ль?
— Не понял?
— Ну, кликуха такая?
— Почему кликуха? — догадался по смыслу кузнец. — Это мое имя. Нормальное джерроноррское имя.
— Джеро… что? — чуть не подавилась дымом Люська.
— Ну, есть такая цивилизация — джерронорры. Наша планета входит в их Империю.
— Че ты гонишь, мужик? Какая планета, какая заднация? Охренел?! Или опять меня за дуру держишь?! — Люська вновь начала закипать.
— Стоп-стоп-стоп! — выбросил вперед ладони Гутторр. — Сейчас я все объясню! Похоже, тебя похитили с родной планеты… Как она называется?
— Ну, ты даешь, Гутор, — хмыкнула Люська. — Поешь складно! Не в цирке работаешь? Ну, заливай дальше, даже интересно! Типа, давай в кино поиграем? О! Я видела классную киношку — «Звездные войны»! Смотрел?
— Нет, — удивленно помотал головой кузнец.
