Михаил Успенский - Приключения Жихаря (сборник)
– Отчего же имя такое печальное? – спросил Жихарь.
– А жизнь–то у нее какая? – ответил кузнец.
И рассказал о том, что княгиня Апсурда на своих семи возах с приданым ехала
к батюшке с жалобой, да не доехала: полюбилась по дороге вдовому
кривлянскому князю Перебору Недосветовичу. А у Перебора Недосветовича дочка
– вот эта самая Карина. Разумница и книжница, женихов, как мусор, перебирала, вот и припоздала, дождалась мачехи на свою голову. Мачеха же, как и полагается, задумала ее погубить – послала дочку в лес землянику искать под снегом, двоих верных слуг – из наших же, кстати, – к ней приставила для верности, чтобы не воротилась. Те девушку привязали к дереву да и были таковы: кровь на себя брать не стали – и так замерзнет.
– На ее счастье, – продолжал кузнец, – шлялись по лесу своим обычаем два зимних ухаря – Морозка да Метелица, ты их знаешь, да с ними третий, товарищ Левинсон, – он, говорят, из Разгром–книги приблудился. В кожаном кафтане кургузом. Стал у них за старшего. И не приказал девицу морозить и заметать, а велел вывести к людям. То есть к нам. Тут ее признали, обогрели, стали думать думу и вот что надумали…
Куриное варево привело Жихаря в ум, он стал слушать внимательно.
– Что нам опять без власти сидеть, друг дружке головы листать? Жупел нас приучил к лютости, теперь не отвыкнуть. А тут готовая княжна, хорошего роду, законы понимает, даром что незамужняя. Ну, самых недовольных утихомирили да и присягнули ей на верность – а что делать? Неведомо, когда ты проснешься да не примешься ли сызнова в кабаке княжить?
– Так–так, – сказал Жихарь и забарабанил пальцами по столу.
– Тут ведь еще какая выгода, – сказал Окул Вязовый Лоб, – Апсурда–то думает, что падчерицы в живых нет, поскольку ее прислужников–то, Корепана да еще одного, Морозка все–таки в лесу упокоил, чтобы по справедливости. Мужа своего, Перебора Недосветовича, она уже, поди, уморила. А у Кариночки нашей на Кривлянское княжество все права налицо, и мы, как окрепнем и урядимся, пойдем их воевать, и никто не осудит. Жупел о таком и мечтать не мог…
Жихарь укрыл лицо в ладони и сквозь пальцы поглядел на кузнеца.
– Эх, все–то меня предали, – сказал он. – А я–то, дурак, размечтался – стану княжить, к Яр–Туру послов снаряжу, хвалиться буду… Ну да ничего. Варкалапа одолел. Чих–орду на распыл пустил, а неужто девки убоюсь? Как пришла, так и уйдет, пусть только дороги обсохнут…
Кузнец поглядел на него с сожалением и подлил взвару в миску.
– За такое тебя люди свиньей собачьей назовут, и правильно сделают, – сказал он. – Кабы не княжна, ты бы до сих пор колодой пребывал. Сколько ночей она рядом с тобой пересидела, смотрела, чтобы ты дышать не перестал, иголками колола, травяные сборы составляла, Зеленую Бабушку среди зимы ухитрилась разбудить для доброго совета! Ночь сидела, а днем законы составляла – Многоборскую Правду! Другой князь, хоть два века проживи, такого не удумает! Теперь у нас всякое дело предусмотрено, всякая вина и всякое наказание. Нынче не побалуешь! Одна тебе выходит дорога…
Кузнец вздохнул и на всякий случай отодвинулся от богатыря подальше.
– Это куда же? – нахмурился Жихарь и через край опростал миску.
– А в долговую яму, – сказал Окул. – Ты в кабаке–то сколько задолжал? А лихвы за зиму сколько набежало? Невзор теперь первый богач на все Многоборье…
– Это когда же, скажи на милость, богатыри долги–то платили? – ощерился Жихарь. – Обождет, не треснет. Вот ворочусь из похода – тогда, возможно, и посчитаемся, коли добыча выйдет несметная, а я буду добрый… Где мои доспехи, кстати?
– В кабаке, – ласково сказал кузнец. – Опечатанные лежат княжеской печатью.
– Печать восковая, не железная, – сказал Жихарь.
– Печать–то восковая, – согласился Окул. – А закон железный. Незримые путы,
негремящие оковы – вот он каков, закон. Скоро на себе испытаешь.
– А ты словно бы радуешься, – сказал богатырь. – Словно тебе медом этот закон намазан.
– Тебе нас теперь не понять, – с сожалением сказал кузнец. – Беда тому, кто
перемены в державе проспал: будет во все углы тыкаться, как слепошарый.
– Что мне долговая яма? – сказал Жихарь. – Народ небось выкупит. Я ведь вас
от злодея освободил, вольность благую даровал… Мне всякий обязан!
Окул встал, подошел к Жихарю и взлохматил его рыжие, за зиму отросшие и свалявшиеся кудри шершавой лапой.
– Эх ты, – сказал он. – Никто гроша ломаного не заплатит – за зиму прожились. Да если кто чего и заначил, все равно не даст. А касаемо злодея… Многие о Жупеле сожалеют, особенно дружина: при нем–де порядок был, при нем–де все нас боялись, а теперь наоборот, только и глядим, чтобы нас кто не обидел. Покоренные народы от нас помаленьку отложились, а злобу затаили…
Жихарь посидел, помолчал, подумал – надумал.
– Ты, Окулище, вот что, – сказал он наконец. – Ты давай баню топи: свататься пойду.
Кузнец поглядел на него с уважением и возразить не осмелился.
…Из бани богатырь вышел посвежевшим, и даже силы какие–то в него возвратились: потешил душу, погонял банного, который сдуру вылез в четвертый пар, хотел содрать богатырю шкуру со спины, да не на того нарвался. Кузнец не пожалел для друга чистой рубахи; рубаха, правда, была прожженная, зато в петухах. Нашлась и перемена портянок, а штаны все еще сохраняли позолоту шитья. Если очень придирчиво не вглядываться – жених и жених.
– Ты пойми, – терпеливо втолковывал Жихарь сомневающемуся кузнецу. – За кого же ей нынче замуж выходить? Не за тебя же – семеро по лавкам! Не за Невзора же кабатчика!
– Есть и в дружине желающие, – вздохнул кузнец.
– Желанья такие повыведу: всех убью, один останусь! – воскликнул Жихарь.
– Может, и так, – сказал Окул. – Только ведь закон–то…
– А что закон? – сказал Жихарь. – Полное право имею присвататься к немужней
девице и княжеское звание тем самым обрести. Стану принц–консортом – вот
это как по–ученому называется. Веди на княжий двор, бестолковый сватушка!
Куда денешься – повел. Люди на улицах глядели на Жихаря искоса, отводили глаза, а иные украдкой плевались.
– Поднялся–таки, продрал очи! – шипели вслед старухи.
– Чуют, что виноваты, – заметил богатырь. – Закон законом, да ведь и совесть иметь надобно! Ну, не бойтесь, не страшитесь, стану вас миловать…
Старух это, надо сказать, нимало не обрадовало.
На княжьем дворе вышла небольшая заминка: у крыльца стоял с озабоченным видом кабатчик Невзор, держал в руках знакомое Жихарю устройство – нанизанные на прутья костяшки в деревянной раме. К слову, объяснил ему это устройство как раз богатырь, наученный искусству счета еще царем Соломоном.
Костяшки зловеще щелкали, как бы учитывая быстротекущее время. «Время – деньги» – тут же вспомнилось Жихарю и присловье премудрого царя.
– А, должничок проспался! – радостно воскликнул кабатчик. – Ты–то мне и нужен! Долг платежом красен, а займы отдачею! Не штука занять, штука отдать! Сколько ни занимать, а быть платить! Продай хоть ржи, а долгу не держи! Заплатить долг скорее, так будет веселее! Долг не ревет, а спать не дает! Чужие денежки свои поедают! Возьмешь лычко, а отдашь ремешок…
– Да помолчи, успокойся, – сказал Жихарь. – Стар долг, да кто ж его помнит?
– Отдашь ломтем, а собираешь крохами, – пригорюнился Невзор. – У заемщика сокольи очи, у плательщика и вороньих нет.
– Должен, не спорю, отдам не скоро; когда захочу, тогда и заплачу! – нашелся Жихарь. – Пиши долг на забор: забор упадет, и долг пропадет. Ссуды пишут на железной доске, а долги – на песке.
– Лихву сбирать – тяжело воздыхать, – тяжело вздохнул кабатчик. – В копнах не сено, в долгах не деньги. Долг не ждет завещания!
– Да я помирать и не собираюсь! – вскричал Жихарь. – Тогда пиши на дверь, получай с притолоки. Коли взято давно – так и забыто оно!
– У долга и век долог – долги живучи, – возразил кабатчик. – Легко людей учить, легко долгов не платить. Что ж, дружок, когда должок?
– Будет, будет тебе, – посулил Жихарь. – С лихвою будет. Вот сейчас с княжною вашей потолкую, тогда и тебе благоприятное решение выйдет…
– Э, – сказал Невзор и растопырился в проходе. – Туда покуда нельзя…
– Так я же свата засылаю, – сказал Жихарь. – Дело неотложное, жениться да родить нельзя погодить! И чего ты вообще при княжьем дворе сшиваешься?
Это правда, кабатчику в таком почетном месте делать было нечего – Жупел кабацкими услугами небрег, у него собственный винный погреб имелся.
– Да я же выборный человек от общества при княжне, – сказал Невзор. – Выбирали всем миром, единогласно, при двух воздержавшихся…
