Алексей Зубко - Волхв-самозванец
Лестничный пролет тянется на полсотни метров и упирается в небольшую каменную площадку, густо поросшую по краям деревьями и кустарником. Этакий крохотный оазис среди безмолвного пространства. Дальше еще один пролет, и следующий оазис, и так до бесконечности… Если эти площадки-оазисы раньше и имели опору — колонны, соединяющие их с землей, то теперь от них не осталось и следа. А сооружение уцелело, застряв между небом и землей. Невероятное зрелище, мечта декоратора любого фантастического фильма. Наглядная демонстрация победы человеческого или скорее даже нечеловеческого разума над природой.
— Пойдемте, чего ждать…
Сперва робко, но затем все увереннее мы переступаем со ступени на ступень, стараясь все же держаться середины лестницы.
Наташа, идущая за мной, начала что-то напевать себе под нос. Смутно узнаваемая мелодия. Из тех, которые точно слышал, и не раз, но узнать не можешь…
— Что это?
— Лестница в небо.
— Подходящая тема.
— Подумаешь, — скривился кот Василий, — я тоже так могу.
Спустя полтора часа, достигнув энного по счету оазиса, я объявил привал. Нужно перевести дух и дать отдых ногам. Расположившись в тени невысокой, но ветвистой яблони, мы опустились на землю, Натка же согнала дремлющего на замшелом пне ворона. Сердито стуча клювом и хрипло каркая, он перелетел на ближайшее дерево и пристроился там, сверля злым взглядом усевшуюся на его место девушку.
Несколько минут все молчали, поглощенные своими мыслями, затем Наташа ойкнула.
— Что случилось?
— Руки деревенеют…
— Разомни пальцы, — посоветовал я, — мне всегда помогает.
— Не могу.
— Поколет и перестанет.
— Шевелить не могу, они по-настоящему деревенеют! — дергаясь, прошипела она.
— Наташа! — бросившись к ней, мы обнаружили, что ее руки стали деревянными, сросшись с пнем.
В карканье ворона появились нотки злорадного смеха.
— Что это? — осторожно касаясь одеревеневшей руки, спросил я.
— Не мешай! — отмахнулась Катарина, делая резкие пассы руками и выкрикивая заклинания.
Данила схватил камень и запустил в ворона, который проворно увернулся и перелетал на соседнюю ветку, не прекращая режущего слух карканья.
Ведьма закончила свои манипуляции, и, откинув с вспотевшего лба волосы, сообщила:
— Я остановила распространение заклятия, теперь непосредственной опасности для жизни нет, но полностью отменить его действие не могу.
— Что же делать?
— Лично я знаю три способа, — сказала ведьма. — Может, ты больше?
Я покачал головой:
— Нет. Знаю, что проклятие может снять наложивший его, или оно само развеется с его смертью. Других способов не знаю.
— Еще может помочь наложение рук лешего. Пускай это и человеческое проклятие, но все-таки связано с растительностью. А здесь он полный хозяин. Еще может помочь живая вода, но…
— Баба Яга говорила, что у нее есть пузырек, — вспомнил я.
— …но этот способ оставим на самый крайний случай, поскольку он довольно болезненный и длительный — не меньше недели пройдет, пока новые руки отрастут.
— Не нужно из-за меня задерживаться, освободите на обратном пути, — сказала Ната.
На ее предложение ворон ответил серией криков и щелканьем клювом.
— Одну оставлять тебя нельзя, — поглядывая на ворона, решил я. — Значит, кто-то должен остаться. Данила, ты. А ты, Кэт, отправишься назад и какими угодно посулами, желательно без применения грубой физической силы, уговоришь лешего помочь нам.
— Идите дальше — спасайте царевну, — топнула ногой Натка.
— Призрак, — обняв подругу, я поцеловал ее в щеку, — я тебя люблю.
— Я тебя тоже. Идите.
— Уже идем. Данила, Кэт, вы знаете, что нужно делать. Снимете — догоняйте. До встречи.
С Прокопом и Василием мы пошли дальше.
Кот, павший было духом, успокоился, повеселел и принялся делиться своими соображениями по поводу размера вознаграждения, которое нам следует запросить за истребление врага рода человеческого:
— Собственным царством мы уже обзавелись, теперь займемся разведением коров. Представляешь: просыпаешься — а тебе молоко парное, сливки отборные, сметанка жирная. А на обед сырники со сметаной и топленым молоком, а вечером…
— А вечером пиво… с молоком, — прервал я его мечтания.
— А может, не будем его убивать?
— Кого его? — Мне не сразу удалось ухватить ход кошачьей мысли.
— Да Кощея же. Поймаем, посадим в клетку и отвезем в твой мир. Там за него любой музей такие деньги отвалит… или лучше будем сдавать напрокат голливудским режиссерам для натуралистичных съемок фильмов ужасов и исполнения каскадерских трюков. Это же бездонный кладезь…
— Заткнись! — в один голос посоветовали мы с Прокопом.
— Молчу-молчу. А вы подумайте…
Глава 37
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ТРЕХ ДОРОГ
Как она идет! Восторг в адрес женщины
Как он стоит! Восторг в адрес мужчины
— Передохнем? — спрашивает Василий, расположившийся на моей шее на манер мехового воротника.
— Еще немного, — отвечаю я. — Прокоп, осилишь?
— Сдюжу, не то что некоторые…
Баюн делает вид, что не заметил камушка в свой огород:
— И перекусить не мешало бы…
Бурчанием пустого желудка организм поддерживает данное заявление. Вот только мы не в турпоход собирались и провизией не запасались. Из съестных припасов в моих карманах отыскалась маленькая жменька сухих хлебных крошек и два кусочка сахара, которые я прихватил, чтобы дать Урагану, но запамятовал. Сдув крошки, я угощаю спутников.
Внимательный домовой, заметив, что мне кусочка не досталось, предлагает свой или хотя бы половину.
— Не хочу, — отказываюсь я.
— Правильно, — говорит кот-баюн, — зубы надо беречь. Они даются нам раз в жизни, не считая молочных, и жевать ими надо так, чтобы потом не было мучительно больно….
Закончить свою мысль он не успел, потому что путь нам преградил раскрашенный в черно-белую полоску шлагбаум, предостерегающе опущенный. Коснувшись его рукой, я удостоверился в том, что это мне не почудилось. Изготовленный из цельного ствола дерева, от времени рассохшегося и потрескавшегося, с осыпающимися чешуйками облупившейся краски, шлагбаум совершенно реален и, следовательно, является предупреждением об опасности, грозящей всякому, кто нарушит запрет и проследует дальше. Если бы я просто гулял, то, вполне возможно, просто отказался бы от намерения проникнуть дальше в этот загадочный мир, но выбирать не приходится: Кощей прошел здесь — и я пройду. Однако для начала попытаюсь узнать, что же это за опасность, которая подстерегает путника.
— Э-ге-гей! Пройти можно?
— Видишь же, никого нет, — говорит баюн.
— Вижу… но кто-то же шлагбаум опустил.
— Время, оно, знаешь ли, безжалостная штука, — философски замечает Василий. — Что хочешь опустится, и чего не хочешь — тоже. Особенно если ждать, пока придет добрая тетя и все за тебя поднимет. Возьми дело в свои руки, и смело вперед.
— Ты это о чем?
— Подними, и пойдем дальше!
— Может, лучше не трогать? Может, осторожненько подлезем и тихонько дальше пойдем.
— Да нет же никого…
Домовой, видимо устав следить за нашей полемикой, подошел к шлагбауму и, подпрыгнув, ухватился за противовес. Полосатое бревно со скрипом качнулось и начало медленно переходить из горизонтального положения в вертикальное, открывая дорогу.
Воздух по ту сторону шлагбаума заискрился, и из придорожной пыли восстало привидение… или призрак… а может статься, и фантом. Кто их разберет. Судя по голографическому изображению, при жизни он был весьма крепким мужчиной: широкие плечи, плотно обтянутые короткой кожаной курткой, сильные ноги, обутые в кирзовые сапоги, шлем-шишак на голове, из-под которого торчат соломенные волосы, и мощная челюсть, покрытая недельной щетиной. Не очень приятная внешность, а если добавить сюда нездоровый синюшный оттенок кожи, отсутствие осмысленности в стеклянных глазах и явную нематериальность тела… Я немного испугался.
— Стой! Кто идет?
Кот-баюн мигом сориентировался в ситуации и, обвиснув на моей шее, изобразил то ли глубокий обморок, то ли воротник из натурального кота. Домовой, чьи ноги едва выглядывают из-за массивного блина противовеса, просто затих.
— Э… это вы мне? — слегка заикаясь, спрашиваю я, делая небольшой шажок назад.
— Что надо? — рокочет призрак, не разжимая губ.
— Пройти бы… — Я делаю еще один шаг назад.
— Прохода нет, — категорично заявляет призрачный стражник, смещаясь в моем направлении.
— А если очень нужно?
— Прохода нет, — остановившись под поднятым шлагбаумом, повторяет он.
И тут Прокоп разжал пальцы, и крашенное в косую черно-белую полоску бревно начало возвращаться в привычное горизонтальное положение. Его траектория пролегла там, где в данный момент находилась голова призрака, произошло вытеснение нематериального материальным, и призрак с отчетливо слышимым «Пук!» лопнул, оставив витающие в воздухе клубы пыли.
