Терри Пратчетт - Я надену платье цвета ночи
Тиффани глубоко вздохнула.
— Зайчиха проносится сквозь огонь так быстро, что почти не чувствует его, — сказала она. — А приземляется уже на пепел, потому что под сильным ветром сухая трава прогорает мгновенно.
Позади раздался крик, и Тиффани представила спотыкающегося человека, который пытается убежать от стремительно наступающего огня, и, разумеется, не успевает. Она чувствовала боль твари, которая сотни лет оскверняла собой этот мир.
— Вы, трое! Стойте на месте, не ходите за мной! Престон, присмотри за ними!
Тиффани зашагала по остывающему пеплу. «Я должна увидеть, — думала она. — Я должна убедиться. Я должна точно знать, что сделала!»
Одежда мертвеца дымилась. Пульса не было. «Он творил с людьми ужасное, — думала Тиффани. — Такое, отчего тошнило даже тюремных надзирателей. Но почему он таким стал? Чем он был, просто сильно ухудшенной версией мистера Пуста? Возможно ли, чтобы когда-то но был хорошим? Как изменить прошлое? С чего начинается зло?»
Она почувствовала, как в её разум, словно червь, заползают слова: Убийца, дрянь, мерзость! Ей хотелось извиниться перед собственными ушами за то, что им пришлось выслушать. Однако голос призрака был тихим, тонким, и жалобным. Он уходил прочь, в историю.
«Ты больше до меня не доберёшься, — подумала она. — Ты истощился. Стал слишком слаб. Каково это было, загнать чужое тело до смерти? Ты больше не можешь пробраться внутрь. Я чувствую, как ты пытаешься, но тщетно». Она покопалась в пепле и подобрала ещё тёплый от огня кремень; в почве было полно острых твёрдых камешков. Они зародились в мягком мелу, и Тиффани, подобно им, тоже. Шершавый кремень был как прикосновение друга.
— Никогда ты ничему не научишься, — сказала она. — Ты не можешь поверить, что другие люди тоже умеют думать. Разумеется, сам ты никогда не побежал бы на огонь, но в своём невежестве ты и вообразить не мог, что огонь побежит на тебя.
«Твоя сила всего лишь слухи и ложь, — подумала Тиффани. — Ты пробираешься в людей, когда они неуверенны, слабы, обеспокоены и напуганы, и они начинают думать, что их враги — другие люди, тогда как их единственный враг только ты, мастер лжи. На вид ты ужасен; но внутри ты всего лишь воплощённая слабость».
Я же внутри — кремень.
Она ощутила тепло остывающего поля, выпрямилась и крепче сжала в руке кремень. Червяк несчастный, как ты посмел явиться сюда! Как ты посмел вторгнуться на мою территорию! Тиффани сосредоточилась. Кремень в её ладони нагрелся, а потом расплавился и потёк между пальцев, капая на землю. Прежде Тиффани никогда так не делала. Она глубоко вдохнула воздух, очищенный огнём.
А если ты вернёшься, Лукавый, ты снова встретишь ведьму, такую, как я. Такие как я будут всегда, потому что всегда будут и такие как ты, ибо это в человеческой природе. Но здесь и сейчас, на этом кровоточащем клочке земли, я ведьма, а ты — ничто. Веко дрогнет, глаз моргнёт, Что-то злое здесь умрёт.
Звучавшее в мозгу злобное шипение, наконец, стихло, оставив её наедине со своими мыслями.
— Нет прощения, — сказала она вслух. — Нет искупления. Ты заставил Макинтоша убить безобидную певчую птичку, и это почему-то кажется мне величайшим из его преступлений.
По пути обратно к краю поля, она каким-то образом успела снова превратиться в обычную Тиффани Болит, которая хорошо знает, как готовить сыр и делать прочие ежедневные дела, но не плавит в руках камни.
Счастливая, (хотя и слегка обожжённая) парочка, начала, наконец, что-то соображать. Летиция села.
— Меня словно зажарили, — пожаловалась она. — Что это так пахнет?
— Извини, но это ты, — ответила Тиффани. — И, опасаюсь, твоя чудесная кружевная сорочка годится теперь в лучшем случае для мытья окон. Мы, к сожалению, прыгнули не столь стремительно, как зайчиха.
Летиция огляделась.
— А Роланд… с ним всё в порядке?
— Более чем, — весело откликнулся Престон. — Ему сильно помог свежий свиной навоз.
Летиция задумалась на минуту.
— А эта… тварь?
— Сдохла, — ответила Тиффани.
— Вы уверены, что с Роландом всё хорошо? — настаивала Летиция.
Престон улыбнулся.
— Полностью оки-доки, мисс. Никакие важные части тела серьёзно не пострадали, хотя, возможно, сдирать потом корочки с некоторых ожогов будет немножко больно. Он, типа, слегка испёкся, если вы понимаете, о чём я.
Летиция кивнула, а потом медленно повернулась к Тиффани.
— Что ты такое говорила, когда мы прыгали?
Тиффани глубоко вздохнула.
— Я поженила вас.
— Ты, то есть, ты, поженила, то есть, заключила брак между… нами?
— Да, — кивнула Тиффани. — Именно. Совместный прыжок через огонь является очень древней формой брачного ритуала. Кстати, никаких жрецов и священников при этом не требуется, что позволяет прилично сэкономить на угощении.
Вероятная жена тщательно обдумала всё это.
— Ты уверена?
— Ну, миссис Ягг именно так объясняла, — сказала Тиффани, — и мне всегда хотелось попробовать.
Летиции, кажется, это объяснение пришлось по душе, потому что она сказала:
— Миссис Ягг очень осведомлённая дама, не могу не признать. Просто потрясающе, сколько она всего знает.
— Потрясающе, сколько она знает потрясающего, — добавила Тиффани, стараясь сохранить серьёзный вид.
— О, да… Гм. — Летиция смущённо закашлялась и добавила к «гм» ещё и «хм».
— Проблемы? — осведомилась Тиффани.
— Ну, слово, которым ты назвала меня, когда мы прыгали. Мне кажется, это плохое слово.
Для Тиффани такой оборот дел не стал неожиданностью.
— Ну, оно традиционное, понимаешь? — голос Тиффани стал почти таким же неуверенным, как у Летиции. — Я ведь и Роланда вовсе не считаю негодяем. Просто слова имеют свойство меняться со временем.
— Но не это! — возмутилась Летиция.
— Ну, всё зависит от обстоятельств и контекста, — сказала Тиффани. — Но, честно говоря, Летиция, в экстренных обстоятельствах ведьма пользуется любым подходящим орудием, какое окажется под руками. Однажды ты и сама это поймёшь. Кроме того, смысл некоторых слов и правда меняется. Вот, например, ты знаешь значение слова «мужеугодливая»?
«И зачем я болтаю об такой ерунде? — спросила себя Тиффани. И сама же ответила: — Потому что эта болтовня как якорь, подтверждающий, что я человек среди людей. Она помогает смыть с души ужас…»
— Да, — сказала наречённая невеста. — Только, опасаюсь, я не очень, гм, обширна в верхней части.
— Пару сотен лет назад это доставило бы тебе массу проблем, потому что брачные ритуалы требовали от жены мужеугодливости.
— Я могла бы подложить в платье подушечки!
— Это лишнее; на самом деле, «мужеугодливость» означала ласку, отзывчивость и послушание.
— А, это у меня есть, — обрадовалась Летиция. — По крайней мере, две первых части, — с улыбкой добавила она. Потом откашлялась: — А что ещё мы сделали, ну, кроме того, что поженились таким странным способом?
— Ну, — ответила Тиффани, — вы помогли мне заманить в ловушку одного из самых мерзких монстров, когда-либо отравлявших мир своим существованием.
Невеста просияла.
— Неужели? Ух ты, вот это здорово, — сказала она. — Я так рада, что мы справились. Даже не знаю, как нам отблагодарить тебя за помощь.
— Чистое б/у бельё и старые, но крепкие ботинки будут всегда кстати, — серьёзно ответила Тиффани. — Но, на самом деле, тебе нет нужды благодарить меня за то, что я ведьма. Лучше поблагодари моего друга Престона. Он ради вас с Роландом подверг себя серьёзной опасности. По крайней мере, мы бежали втроём, а он стоял здесь совершенно один.
— На самом деле, — вмешался Престон, — это утверждение не совсем точное. Помимо всего прочего, мои спички полностью отсырели, но, к счастью, мистер Вулли Валенок и его приятели одолжили мне свои. И мне было сказано, мисс Тиффани, что это окей, потому что они помогали мне, а не тебе! И, несмотря на присутствие здесь благородных леди, я вынужден отметить также, что Фиглы помогали мне раздувать огонь, размахивая своими килтами. Зрелище, которое, раз увидев, не забудешь никогда.
— Ой, было бы так интересно взглянуть, — вежливо откликнулась Летиция.
— В любом случае, — поспешно отмахнулась от этой невообразимой идеи Тиффани, — лучше сконцентрироваться на том факте, что завтра пастор Яйцо поженит вас более традиционным, если так можно выразиться, способом. Хотите узнать кое-что важное насчёт завтра? Оно уже сегодня!
Тут стонавший, схватившись за голову, Роланд поднял взгляд, моргнул и спросил:
— Чё?
