Андрей Смирнов - Артур, племянник Мордреда

— Твоя готовность к самопожертвованию, бесспорно, не может не вызывать восхищения. — Усмехнулся Мордред. — Однако экспериментальной крысе совершенно необязательно руководить ходом эксперимента. Полагаю, будет лучше, если ты просто сдашь пол-литра этой красной жидкости. Можно прямо сейчас. А я создам третий клинок для тебя — так же, как Оберон создал два меча для моего отца и дяди.

Я долго молчал. Я ощущал себя так, как будто меня по уши искупали в дерьме.

— Значит, — тихо сказал я. — Я поделился с тобой своим открытием… пардон — двумя взаимосвязанными открытиями… а ты взамен не хочешь даже…

— Не хочу. — Жестко сказал Мордред. — Извини. Может быть, я параноик, но пока я ношу Талисман, ты на него настроен не будешь. Тема закрыта.

Я скрипнул зубами. После слов Мордреда я очень остро пожалел, что не принял предложения Марка. Пришить эту парочку — и дело в шляпе. И Камень забрать. И секрета больше никто не узнает.

Хорошая мысль. Осталось только придумать, как их убрать.

— Не злись, — заботливо посоветовала мне Фиона. — Ты ведь сам прекрасно понимаешь, какая сейчас обстановка… Твой отец регулярно покушается на жизнь короля…

— Это не Марк!

— Но мы-то этого не знаем. — Фиона печально вздохнула.

— Достаточно и того, что это может быть Марк. — Буркнул Мордред, поглаживая кулон.

— Камень Правосудия охраняет своего владельца, — продолжала Фиона, — но если кто-то со стороны сможет нейтрализовать его действие… В общем, ты уже большой мальчик и сам все понимаешь.

— Понимаю. — Произнес я, наступая на горло собственной ярости. Посмотрел на них. Кроме заботы, лицо Фионы выражало еще и легкое раздражение от того, что ей приходится объяснять очевидные вещи. Мордред снисходительно улыбался. Я постарался придать своей собственной физиономии абсолютно безразличное выражение.

«Ладно, господа. — Подумал я. — Ладно. Но напрасно вы так со мной. Напрасно. Мы с вами обязательно вернемся к вопросу о Камне Правосудия… Сразу, как только подрастут мои драконы.»

— Ну что, приступим? — Мордред легко поднялся на ноги. — В твоем замке есть кузница?

Король и его мать провели в моих владениях почти неделю, время от времени отлучаясь в Аваллон — дела государственной важности не терпели отлагательства. Я притащил в Камелот команду гномов из Белерианда. Поворчав по привычке, гномы быстро увлеклись работой. Мордред руководил процессом.

Хрестоматийная истина гласит, что Камень Правосудия есть высшая октава Лабиринта. Затем идет двухмерный Лабиринт, в котором мы все проходили посвящение, следующий, еще более низкий, уровень представляют Сломанные Лабиринты. Изначально, в своих рассуждениях я шел похожим, хотя и немного другим путем, чем Мордред и Фиона. Тень Знака в Ангбанде, на мой взгляд, была похуже, чем Сломанные Лабиринты. Так сказать, ниже еще на пол-октавы. При создании Тени я использовал, конечно же, настоящий Лабиринт, а не его сломанное подобие. Таким образом, можно было вывести соотношение: Тень Знака, фиксируемая с помощью крови бессмертного, на полторы октавы ниже Лабиринта, проекцией которого является. Из того, что я слышал о Грейсвандире и Вэрвиндле, выходило, что они гораздо круче моей проекции и, вдобавок, независимы от двухмерного Лабиринта. А если они на порядок мощнее Тени Знака, то проекцией чего, в таком случае, они являются? Ясен пончик — Камня Правосудия. Других вариантов просто не было, нет и быть не могло. Так и выходило — Грейсвандир и Вэрвиндл не дотягивали до уровня Лабиринта, но явно были ближе к Порядку, чем любой из Сломанных Лабиринтов и гораздо «сильнее» их. То есть ровно на полторы октавы ниже, чем трехмерный Лабиринт в Камне.

Лучший металл, лучшая команда кузнецов, прекрасно оборудованная кузня… Теперь я думаю, что все это было не так уж важно. Если бы этот меч отковал пьяный кузнец, использовав для его создания переплавленный металл от прохудившихся чайников — полагаю, ничего бы не изменилось. В данном случае форма полностью отражала содержание. Мордред долго колдовал с Камнем. На раскаленном клинке моей кровью он рисовал одну линию за другой… Кровь сгорала и испарялась, наполняя помещение дымом, а на мече, преобразуя его суть и форму, проявлялась серебристо-белая вязь… Я ощущал необыкновенный эмоциональный подъем, и в то же время я чувствовал как нечто истекает из моей сущности, давая жизнь этому клинку. Между нами возникла связь, столь же тесная, как связь между близнецами или связь матерью и новорожденным. Откуда-то я знал, что, лишившись этого меча, сотворить новый — во всяком случае, для себя самого — я уже не смогу. Он забрал часть моей души, и эта часть навеки останется в нем — или ее не будет вовсе. Меч продолжал меняться. Сырая форма приобретала вид произведения искусства. Оставшиеся не у дел гномы отступили в благоговенье, созерцая явившееся их очам Чудо. Заострилось лезвие, сам по себе появился кровосток, перекрестие — полоса металла — стала изящным полумесяцем, рукоять приобрела объем, даже появилось что-то, похожее на кожаную обмотку, навершие набухло и раскрылось, сделавшись похожим на когтистую лапу. Мордред уже заканчивал играться с Камнем, и я вдруг понял, что должен сделать еще кое-что. Меч ждал меня, притягивал к себе. Я шагнул к наковальне, одновременно опуская руку на кошель у пояса и испытывая дежавю — четкое ощущение, что сейчас лишь повторяется нечто, виденное мною ранее. Когда виденное? Где?.. Возможно, в забытом сне.

Я извлек из кошелька сверкающий бело-голубой камень. Я прикоснулся к лезвию меча, которое еще минуту назад было красным от жара, но не обжегся. Я почувствовал, что меч, еще незавершенный, ощутил мое прикосновение. Левой рукой я поднес Сильмарилл к рукояти. Железные когти сомкнулись, принимая камень. Клинок вспыхнул. Мордред сделал последний завиток и отступил на шаг, любуясь своей работой. Молча стояла Фиона. Но я не смотрел на них. Меч лежал на моих ладонях, сверкая серебристыми линиями узора. Сильмарилл в рукояти сиял, как крохотная звезда. Я чувствовал — меч рад тому, что существует. Он не был разумен, но каким-то образом воспринимал окружающий мир и как-то оценивал его — по своему.

— Таким мечам всегда давали имена. — Подал голос Мордред. — Как ты его назовешь?

Я ответил, не задумываясь:

— Экскалибур.

— …Значит, ты видел это во сне. — Подвела Фиона итоги нашей короткой беседы.

Мы находились в ее покоях в Аваллоне. В отличии от моих горничных, служанки Фионы были вышколены на совесть. На темной мебели, выполненной в скандинавском стиле, не было не пылинки, все вещи на своих местах, на письменном столе — стопка книг, лист бумаги и несколько карт.

Я кивнул.

— Я предполагала нечто подобное. — Известила меня Фиона.

Она произнесла это с таким многозначительным видом, что я подумал: «А не врет ли моя тетя?.. Просто так, на всякий случай? Чтобы поддержать свой имидж?»

— Предполагала? — Переспросил я. — Но почему?

— Потому что подобные открытия не совершаются вот так вот, запросто.

— Другими словами, ты хочешь сказать, что такой кретин, как я, не мог придумать ничего путного? А мне кажется, что дело как раз в этом. Открытие лежало на поверхности. Профессионал не мог догадаться.

— Неважно, что тебе кажется, Артур.

— Ладно. — Я скептически посмотрел на тетю. — Может быть, тогда объяснишь, что это было?

Фиона помолчала.

— Ты часто видишь яркие, запоминающиеся сны? — Спросила она.

Я покачал головой.

— С тех пор, как я стал бессмертным, я не вижу снов.

— Любопытно. — Фиона задумалась. — Обычно бывает наоборот. Сны есть у каждого из нас. Некоторые обладают пророческим характером. Это зависит от природной чувствительности. Но если ты не помнил сна с Экскалибуром до того, как он начал осуществляться, возможно, были и другие сны, которых сейчас ты не помнишь.

Я хотел возразить, а потом задумался. В том, что она говорила, что-то было… Одни люди чувствуют себя хорошо утром, другие — вечером. Я всегда был жаворонком, но не раз за последние десять-двадцать лет я просыпался уставшим, словно не отдыхал, а совершал марафонский забег. Впрочем, это случалось нечасто. Были и другие состояния. Светлая радость, содержавшая в себе зерно чего-то очень важного — по крайней мере, мне так казалось несколько первых минут после подъема — но затем ощущение тайны и радости таяло в суете будней. Несколько раз — ни на чем не основанное чувство, будто бы что-то изменилось то ли в мире, то ли во мне за то время, пока я спал. Один раз — ужас, ощущение омерзительного кошмара, который я, как ни старался, так и не смог вспомнить.

Да, Фиона была права. Я видел сны, но не помнил их.

— Возможно. — Тихо сказал я. — Возможно…

— Ты совсем ничего не помнишь?

Я покачал головой.