Людмила Астахова - НЧЧК. Командировка
«Смогу, солнышко мое неласковое».
Кто у нас лучший в мире игрок на девичьих нервах? Конечно, капитан ап-Телемнар. Спросите мамзель Желудьковскую. Она еще пару нелицеприятных эпитетов добавит.
Молодец! Эру, какой же он все-таки умный! С ходу уловил… Только одного «солнышка» тут мало. Мне нужно разъяриться по-настоящему, как вчера, и при этом сохранить трезвость. Та еще задачка.
«Балрог, мало! Еще! Я ругаться буду, так что извини заранее».
Эрин припомнил мурлыкающие интонации коварных искусителей из эротических триллеров. И выдал:
«Ты там хорошо себя ведешь, солнышко? Не пристаешь к старикашке? Смотри, осторожненько его там домогайся, а то еще сердечко не выдержит».
Нолвэндэ не любит непристойности, и именно на этом надо сыграть.
О, вот это уже лучше, гораздо, гораздо лучше! Но все равно надо еще. Проклятье, ну когда еще у тебя будет возможность высказать мне все, что накипело, а, синеглазая Сумрачная скотина? И дай мне уже локацию, местоположение свое дай мне!
«Лучше. Еще!»
Мысле-голос у девушки изменился, появились рычащие нотки, которые в кои-то веки так порадовали энчечекиста.
«Сбрось мне локацию!»
Капитан огляделся вокруг, сверился с компасом и определил положение созвездий.
«Я на юго-восточном краю болот». Каждое слово звенело как брошенная на брусчатку серебряная монета – четко, кратко, резко. И уже совсем другим тоном – сладким и текучим, сочащимся патокой, чтобы простимулировать злость: «Ты связана, золотко мое сладенькое?» Снова жесткое, чеканное: «Веди меня!» – и открыл сознание.
Прекр-расно! Я пару раз сморгнула, чтоб начать хоть что-то различать, помимо сгустившегося перед глазами алого тумана, а потом попросту зажмурилась. Глаза мне сейчас только мешают… сильно мешают. Ну! Еще! Что, болотные твари, взяли?! Х-ха! Есть!
Я смотрела на болота «глазами» напарника. И я абсолютно точно знала, куда идти и как. А зловещая и зловонная магия наталкивалась на яростное пламя древнеэльфийского гнева и пятилась, пятилась… Осины. Какая-то сухая трава, ломкая, пучками… словно остатки волос на голове старухи. Камыш.
Тьма да не устрашит пламенных духом! Вперед! Иди за мной, сквозь мрак и топи, не отставая! Слышишь?!
Я чуть не утратила нить, вдруг осознав, что в запале перешла на древний-предревний диалект квеньи, тот самый, на котором взывал к соратникам мой любимый национальный герой. Папочка как-то со свойственным Сумеречным эльфам язвительным юмором подарил маме библиографическую редкость – сборник «Речи Куруфинвэ Феанаро к народу нолдор (неотредактированная версия)». Без купюр то есть. А на меня нашла блажь выучить любопытную книгу чуть ли не наизусть… Вот теперь пригодилось.
«Триста на север… связана, да!»
«Принял!»
Нолвэндэ так забавно и искренне злилась, что стоило развить мысль дальше и спровоцировать ее еще раз. «Ах! да это же мечта любого энчечекиста – связанная нагая женщина». Еще бы не сбиться со счета во время ходьбы. – «Я смотрю четко на север – куда идти?» И снова голосом растлителя: «Придется мне тебя допросить, дорогая. В лучших традициях. С пристрастием».
От частой смены эмоционального фона к горлу подкатывала тошнота. Так и самому спятить недолго.
Допро… что-о? Ах ты ж…
«Прямо триста шагов. Будет гать. Там – северо-запад, пятьсот».
Усугубляем!
«Только не говори, что тебе не хочется… быть допрошенной».
Не скажу, балрог! Не скажу! Потому что – да, Моргот тебя сожри, хочется. Но не сейчас. «Я в штанах! Дошел до гати?»
Впереди действительно что-то такое виднелось. Старая гать, проложенная одному Эру ведомо когда, уводила в самое сердце болот. Кто-то старался, насколько это возможно, облегчить себе путь.
«Принял! Вижу!» «Прямо на алтаре, при свете звезд. И вчера ты тоже была в штанах. Нам это не помешало, совершенно. Помнишь, солнышко?» – Эрин сверился с компасом. «Северо-запад. Да!»
А я, кажется, уже могу контролировать свой гнев. Да, точно. Могу. Но расслабляться рано – вот и Бурат что-то засуетился, подхватил свои вилы и водит теперь ими надо мной. Место, что ли, выбирает, куда сподручней ткнуть?
«Только попробуй там утопнуть, С-сумрачный! Пятьсот шагов по гати, северо-запад. Островок. Справа топь!»
А вот одновременно считать шага, контролировать канал и говорить скабрезности получалось не так легко, как может показаться. От таких упражнений, не ровен час, разовьется шизофрения.
«Принял! Пятьсот». «Я знаю массу замечательных способов развязать язык самой несговорчивой девушке. Ты же доверяешь моему опыту, родная?»
Хороший язык – квенья. Выразительный. Звонкий. С массой емких и точных выражений. Доверяю. Не опыту. Тебе. И не в том смысле…
С-сволочной леший! Тварь! За каждый раз, что этот трухлявый пенек меня облапал, он заплатит. Клянусь честью предков.
«Левее держи. Остров видишь?»
«Тебе понравится». – «Вижу! Где Вилы?» – «А потом я… допрошу тебя еще раз!»
Эрину казалось, что извилины в его голове сейчас в косы заплетутся и взорвутся фейерверком.
Где вилы? Х-ха! Хороший вопрос, клянусь твоими ушами! Эти… Вилы этот… леший тычет мне то в живот, то в горло, то по груди ими водит, то по бокам. Но мне не страшно. Совсем.
«С западного конца острова – тропа. Будет по пояс. Вилы… в… на… то в грудь, то в живот. Если тебе интересно».
«Как эротичны твои инструкции, солнце мое». «Я его убью! Запад. Тропа. Вижу».
Как я узна ю направление? Откуда вижу, где топь, а где – безопасная тропа? Балрог его знает. Честно. Я просто чую это – и все. Поспеши, Сумрачный, поспеши. Луна уже высоко.
«Прямо по тропе. Ну почти! Почти уже рядом! Я его сама убью».
«Ты должна быть восхитительна в лунном свете, сокровище мое». «Дальше? Где?»
Только осторожней, грифоны тебя сожри! Осторожней, чтобы этот сучок трухлявый тебя не заметил. Ты у нас кто, разведчик? А разведчики бывшими не бывают.
«Он может тебя заметить. Иди в… и налево! Каменистый островок. В тростнике».
«Скажи еще раз „иди в…“. Умоляю! В твоих устах это так потрясающе звучит». «Вижу. Иду».
В лунном свете казалось, что все вокруг нарисовано серебром на черном бархате. Балрог бы побрал эту эльфийскую эстетику, но так оно и было. Вот только любоваться четкими контурами и изысканными изломами теней на грани света и тьмы времени не оставалось.
Черный силуэт лешего, вилы в его руках и распластанная на плоском камне девушка.
Играемся в Дэймоса и Алатиэль, да? Или в ревнивого фермера?
Теперь и я вижу. Пришел-таки. Ну что, Буратишко… принимай соответствующую позу. Сейчас ты у нас сполна вкусишь эльфийского гнева. Не исключено, что твоими же вилами, да.
«Все. Ты на месте».
Для наращивания эффекта гневливости у напарницы Эрин повторил самым слащавым тоном, на который был способен: «Солнышко, солнышко, солнышко». И уже сам, цепенея от злости, добавил: «Вот он, гад!»
Да не надо уже, я и так держусь. Поймала баланс между гневом и спокойствием. И никакая магия меня теперь не возьмет.
«Держим связь. Отвлекай его. Я постараюсь оглушить».
Ну что ж, а теперь осталось только выбрать удобный момент, чтоб этот сучковатый урод отвел от моего живота свои мерзкие вилы – и тогда я его оглушу. Хотя бы на долю секунды. Тебе ведь этого хватит, правда? И мы его возьмем. Не можем не взять. Давай, Сумрачный, я в тебя верю. Правда.
Скульптор, ваявший памятник народному мстителю Фреду Кругеру, сильно польстил оригиналу, когда вкладывал в руки полурослика исполинского размера сельхозинвентарь. Хотя не исключено, что дело в перспективе. Настоящие Вилы Кругера смотрелись весьма изящным оружием, можно сказать изысканным. Еще один повод усомниться в достоверности легенд о простом честном фермере, заманившем назгулов в топь. С одного взгляда на артефакт становится понятно, что вещь необыкновенная и волшебная. Мало того что вилы слабо светились изнутри зеленоватым, формой они смело могли соперничать с самыми знаменитыми магическими сокровищами. И гораздо лучше смотрелись бы за стеклом в выставочном зале маго-галереи, чем приставленными к голому животу Нолвэндэ.
Бурат нервно зыркнул на лунный диск, словно сверяясь с внутренним хронометром, потом стал у девушки между ногами и уперся зубцами прямо ей под диафрагму.
