Алексей Зубко - Волхв-самозванец
Впору от такой незадачи добру молодцу головой поникнуть.
— Может, попросить Ягу, пускай вас в лягушку превратит? Я в карман посажу и на землю снесу.
— Нес-солидно, — возразил кот-баюн и снова засопел.
— А она сможет?
— Легко, — уверенно пообещал я.
— А обратно сумеет?
— Суметь-то сумеет, но…
— Может не получиться?
— Если захочет — получится.
— Тогда в чем сомнения?
— А если не захочет?
Царь мгновенно позеленел, словно примеряясь к образу, в котором, может статься, ему придется прожить остаток дней.
— А может, как-нибудь так?
— Как?
— Ну так… как-нибудь…
— А он плавать умеет? — почему-то шепотом спросил Гнусик. — Может, сбросить его в озеро, авось не разобьется…
Уж очень это «авось не» на «наверняка» похоже. До воды метров сорок будет. И тут мой взгляд упал на якорный барабан, на который навита целая бухта крепкого каната, почему-то наискось обрезанного на конце. Интересно, кто и для какой цели обрезал якорь. Не на металлолом же его, в самом деле, украли…
Вот и приспособление, которое послужит нам для создания лифта.
Внимательно осмотрев каждый сантиметр каната, я удостоверился в его прочности и перепачкался по локоть в черном дегте. Затем проверил работу тормоза. Сдается мне — выдержит.
Поставив царя на ноги, я, не обращая внимания на его тяжелые вздохи, принялся его привязывать. Нелегкая это работа, скажу я вам, и неблагодарная — то жмет ему, то камзол выпачкался… все нервы вымотал.
Затем настал мой черед отомстить ему, но я ограничился кратким:
— До скорой встречи на земле!
Барабан нехорошо затрещал, но канат послушно начал стравливаться, приближая царя к твердой земле.
К тому времени, когда пассажир импровизированного лифта опустился на землю дрожащими ногами, а следом и пятой точкой, что обозначилось тем, что рукоять тормоза перестала вырываться из моих рук, я уже чувствовал усталость и боль в натруженных предплечьях.
Оставив царя приходить в себя, я опустился на палубу и с наслаждением вытянулся, дав отдых мышцам и с интересом наблюдая за странной тучей, движущейся под углом ко всем остальным. Если только это не оптический обман, вызванный расстоянием и бьющими в лицо солнечными лучами.
Когда крики снизу стали совсем уж истошными, я поднялся и перевесился через борт.
— Чего вам?
— Отвяжите меня.
— Сейчас, только спущусь.
Ухватив пускающего слюни кота за шиворот, я сунул его в первый попавшийся мешок, проигнорировав праведное негодование, и, закрепив поклажу на спине, начал спускаться, поддерживаемый Троими-из-Тени. Которые, в последнее время, после того как при помощи невольного электрошока их сестра вновь обрела разум, стали менее навязчивы, если не считать постоянного бубнежа Пусика, смешков Гнусика и редких комментариев меньшенькой. С ней мы до сих пор не познакомились — по причине ее врожденной скромности. Даже имени ее не знаю.
Отвязав царя и вытряхнув под куст пьяного кота-баюна, я направился в избушку — вести с Бабой Ягой переговоры по поводу временного размещения нового постояльца. Вообще-то Яга по прозвищу Костяная Нога — очень добрая и отзывчивая старушка, хотя и ведьма, и старательно скрывает положительные черты характера, выпячивая отрицательные, даже те, которых в ней отродясь не было. И делает это так профессионально, что мало кто успевает узнать ее поближе.
Вот и сейчас ради имиджа она заломила такую цену, что управляющий «Хилтона» слюной изошел бы, узнай о подобном. Поторговались маленько и сошлись на относительно приемлемых условиях.
Яга вышла вслед за мной на крыльцо, внимательно осмотрела царя и ткнула меня локтем под бок.
— Представь нас.
Откашлявшись и собравшись с мыслями, я выдал такое, что любой герольд позавидовал бы:
— Яга Костеногова. Магистр черной, белой и всякой разной прочей магии, повелительница духов, обладатель вековой му…
Снова удар под ребра и шепот:
— О возрасте ни слова.
— …виртуоз ступы и помела, ее блинчики божественны.
Последний аргумент произвел на нашего гостя неизгладимое впечатление. С сомнением посмотрев в его заблестевшие глазки, я только и сказал:
— Царь.
— Как мило, — улыбнулась Яга.
Царь, против ожидания, не потерял сознания от ее улыбки, а наоборот, ответил ей тем же. Отчего его глазки совсем затерялись среди складок.
И тут он совершил крайнюю глупость, сказав:
— Вопрос о руке царевны мы оставим пока открытым.
Взгляд Яги полыхнул огнем, отчего мигом протрезвел кот-баюн, а на мне задымились сапоги.
— Этой части вознаграждения я недостоин.
— Может, подумаешь?
— Нет-нет.
— И что мне с ней делать, с дурой набитой? — вздохнул царь.
— Мы лучше половиной царства возьмем, — заявил расчетливый Василий.
Эх, Вася-Вася, не туда ты пошел… не поэт из тебя великий получится, а казначей.
Пока враз помолодевшая Яга крутилась на кухне, расстилая скатерть-самобранку, а царь парился в бане, я прочно закрепил корабль, задал корму Урагану и вымыл руки, с трудом очистив их от смолы.
Расположившись за столом, некоторое время мы были заняты процессом, не очень-то располагающим к разговорам. Позже, когда даже царь успел насытиться, мы с интересом выслушали его историю. Довольно поучительную для тех, кто способен учиться на чужих ошибках.
— Жил я хорошо, спокойно, правил людишками своими: одного накажу, другого награжу, дочку растил — красавицу неписаную — себе отраду, людям государыню будущую. А подошла пора царевну замуж отдавать, разослал гонцов во все концы света, с портретами дочкиными, мастерами изображенными. Сватов понаехало — уйма. Владыки заморские от мала до велика. И всяк, слышь, на руку ейную претендует. Товару, поди, одна штука, а купцов — сотня. Что делать? За одного отдашь — остальные обидятся. Который плюнет да на пиру свадебном с горя напьется, так это еще ничего, а другой и войной попрет. Не в приданое, так оружием царство получить.
— Тяжела доля царская, — вздохнула Яга.
— Ох, тяжела, — хлебнув медовухи, признался царь. — Пригорюнился я, не знаю, что делать, а тут мой генерал совет дает: «Скажи, государь, мол, за того дочь отдам, кто задачку мою решит — чудо невиданное, корабль летучий ко дворцу доставит». Что делать? Сказал. Гости поворчали да начали разъезжаться. Ни одного не осталось. Хотел генерала казнить, потом передумал. Приказал в полгода корабль чудесный найти и мне доставить.
— Зачем?
— Как зачем? У соседа моего, который год как помер, сын единственный, красавец — статью и ликом на славу удался, а уж умный… жуть! Но норовом скромен. Вот — за него и отдал бы доченьку. Молодята над внуками да внучками бы работали, я двумя царствами правил бы, силы государству добавляя.
— Ох и хитер… — уважительно заметил баюн.
— Да не вышло по моему желанию, — вздохнул царь.
— Что ж так?
— Не прошло и месяца, как я волю царскую огласил, приходит во дворец холоп, с головы да ног сажей перемазанный.
— Ты, — говорит, — обещал дочь отдать за того, кто корабль летучий ко дворцу доставит?
— Обещал.
— Я исполню твое повеление, а ты за меня царевну отдашь?
— За тебя, холопа неумытого?
Осерчал я, велел кинуть в темницу сырую, крыс полную. Пущай над судьбою своей непутевою помыслит. А сам на крыльцо. Над дворцом корабль висит — чудо чудное. Тотчас за женихом послал, пущай вступает во владение. Уж внуков хочется невмочь. А трубочисту неумытому посулил полный кошель злата да жбан водки опосля свадьбы, и чтоб больше в царстве моем не показывался.
Обрадовался он, руки-ноги целовал, отцом-матерью величал.
— Секрет управления кораблем тебе открою, — говорит, — за доброту твою и справедливость.
Оно и правильно, дело хорошее. Поднялся я на корабль. Паруса на ветру трепещут, снасти аки струны звенят, на столике яства, вина разные. Хорошо царя встречают. Прослезился я. Хотел даже трубочисту шапку с чела царского подарить. Но не подарил — ветер крепко дул.
И тут генерал (далее следует несколько отличающаяся от дарвиновской теория происхождения одного отдельно взятого homo sapiens), язви его душу, выхватывает меч и рубит якорь.
А трубочист — морда неумытая, кричит:
— В добрый путь!
Видать, сговорились за моей спиной, изменники.
— А что дальше? — спросил я.
— Да вот, почитай, уж год болтаюсь по небу, питаюсь чем придется, исхудал совсем.
Конец стенаниям царя положила избушка на курьих ножках. Она сперва подпрыгнула, затем села на зад. Миска со смородиновым вареньем подлетела вверх, размазав свое содержимое по всей необъятной ширине царского лица. Медное блюдо из-под утки, разбросав обглоданные кости, попыталось достать меня, но я оказался проворнее. Еще раньше стул выскочил из-под меня, и ваш покорный слуга опрокинулся на спину, растянувшись на полу и звонко приложившись затылком.
Злой как черт выскакиваю на крыльцо и замираю с раскрытым ртом. Рядом с кораблем кружит огромная тень, стремительно пикирующая в моем направлении.
