Разборки олимпийского уровня - Леженда Валентин
Фемистоклюсу так страстно захотелось узнать, о чем говорят девушки, что он, презрев опасность и перекошенную физиономию приятеля, решил подобраться к мойрам ближе. Поступок был рискованным, но тем не менее он себя оправдал, хотя грек все равно ничего не понял.
— Ох уж мне этот отчет, — недовольно проговорила Атропа. — У меня уже глаза от монитора слезятся, вон даже тушь потекла. Наш главрук настоящий садист, ведь все равно мне до конца полета эту работу не закончить.
— Закончишь дома, — спокойно ответила Клото. — Посмотрите на мой монитор, Геракл снова занимается любовью.
— Как, снова? — удивились остальные девушки. — Интересно, с кем?
И они недоверчиво посмотрели на ломаную линию сердцебиения, которая скакала, как бешеная.
— Не может быть, — подавленно произнесла Лахесис и сделала что-то непонятное с большим плоским прибором у себя над головой. Прибор мигнул, и на нем возник потный Гефест, кующий в своей кузнице нечто раскаленное до белого цвета.
— Фух. — Мойры облегченно вздохнули.
— Ну что? — лукаво усмехаясь, спросила Лахесис. — Посмотрим на Геракла?
Пошло хихикая, девушки собрались вокруг сидевшей перед удивительным устройством подруги.
— Итак, Геракл… — Лахесис чем-то звонко щелкнула, и картинка с работающим в поте лица Гефестом сменилась на другую.
Вздох искреннего разочарования донесся до оттопырившего уши, дабы лучше слышать, Фемистоклюса.
Геракл на плоской картинке усиленно делал зарядку на одной из спортивных площадок Олимпа. Брусья турника под ним так и скрипели.
Став на четвереньки, разочарованный Фемистоклюс попятился к двери, у которой вот уже около десяти минут лежал в обмороке слабонервный Алкидий.
— Очнись, дурень, да очнись же ты…
Алкидий открыл глаза и увидел перед собой перекошенную физиономию приятеля, который чувствительно хлопал его по щекам.
Реакция у парня сработала чисто рефлекторно. Рука сама собой сжалась в кулак. Секунда — и рыжебородый уже держался за правый глаз.
— Ты чего? — взревел Фемистоклюс.
— А ничего, — огрызнулся Алкидий, вставая на ноги. — Не нужно было меня по морде бить.
Судя по запыленной накидке, Фемистоклюс тащил его волоком через несколько коридоров, пока они не оказались на достаточно безопасном расстоянии от зловещей комнаты, где сидели могущественные богини судьбы.
— Гляди. — Фемистоклюс указал рукой на длинную, светившуюся голубым стрелку на стене.
Под стрелкой имелась пояснительная надпись на двух языках: греческом и еще каком-то, друзьям неизвестном.
— Камеры хранения, — удивленно прочел Алкидий. — Двадцать стадиев. Ну и что с того?
— Как ну и что? — Фемистоклюс посмотрел на друга, словно на идиота. — А здесь что написано?
С этими словами рыжебородый грек извлек из-за пазухи удивительный ключ Диониса.
— Ну и что там написано? — со скукой в голосе поинтересовался Алкидий.
— Камера хранения номер тридцать три, — медленно прочел Фемистоклюс. — Олимп. Левое крыло. Отсек верхний.
— Ну так чего мы ждем? Пошли, — сказал Алкидий, с удовольствием рассматривая синяк под правым глазом приятеля.
Следуя указаниям светящихся голубых стрелок, друзья оказались в гигантском зале, стены которого полностью состояли из маленьких продолговатых ящичков. Каждый ящичек имел свой порядковый номер и прорезь для ключа.
— Нужно искать ящик с номером тридцать три, — вслух произнес Фемистоклюс, грустно взирая на шестизначную цифру ближайшей ячейки.
Ящички находились даже под самым потолком зала, и было непонятно, как до них там добираться, разве что при помощи волшебных сандалий Гермеса. Друзья очень надеялись, что тридцать третья ячейка все-таки окажется, где-нибудь внизу, в доступном для простых смертных месте.
Искали долго, и вот наконец грекам удалось обнаружить ящичек с двузначным числом.
— Пятьдесят шесть. — Алкидий ткнул пальцем в ячейку, расположенную у самого пола. Друзья переглянулись.
— Сороковой, тридцатый. — Фемистоклюс опустился на колени. — Вот он тридцать третий. Ну что, открываем?
Алкидий кивнул.
Не успел Фемистоклюс вставить длинный ключ в узкую прорезь, как ящик сам по себе вдруг стал открываться, медленно выезжая из стены под звуки странной тихой мелодии.
— Так, ну и где же наше золотишко? — Рыжебородый лукаво подмигнул приятелю, запустив в ящик волосатую руку.
Первое, что он оттуда извлек, повергло друзей в легкое недоумение. Это была блестящая продолговатая трубка с рифленой ручкой и черным выпуклым кружком, на который удобно ложился указательный палец. Фемистоклюс осторожно отложил свою первую находку в сторону. Затем он извлек из ячейки целую пачку белых прямоугольников из странного на ощупь материала. На карточках имелись пояснительные надписи, но данные символы грекам, к сожалению, ничего не сказали. У Фемистоклюса мелькнула было безумная мысль, что это могут быть деньги, но тогда он не стал над этим особо задумываться.
А зря.
Третьим предметом, спрятанным Дионисом в камере хранения Олимпа, оказалась маленькая черная вытянутая коробка с прозрачным окошком и квадратными пуговками по бокам. Игнорируя припадочные вопли Алкидия, Фемистоклюс наугад нажал одну из этих пуговок. Божественное изделие щелкнуло и вдруг ни с того ни с сего заговорило голосом Зевса, заставив греков мертвенно побледнеть.
— Да плевал я на этот “Проект, — гневно вещал Громовержец. — Ты говоришь, средств много вложили. А что средства, когда команда состоит из сплошных дилетантов, аспирантов-недоучек. Да они даже актерскому мастерству не обучались…
Друзья переглянулись и вздохнули с облегчением, догадавшись, что Зевс обращается не к ним.
— Как ты можешь такое говорить? — произнес голос второго собеседника, похоже, Диониса. — Ведь ты главный вдохновитель “Проекта”, его, так сказать, крестный отец. Ведь это твое детище. Зевс, опомнись! Если об этом узнает ученая комиссия, тебя лишат всех званий и степеней.
— Ну, во-первых, ничего они не узнают, — раздраженно ответил Тучегонитель, — а во-вторых, я считаю сей разговор бессмысленным в том плане, что на мое решение закрыть “Проект” и свернуть вторую экспедицию уже ничто не повлияет. Это лишь дело времени. Мы потерпели на этой планете колоссальное фиаско из-за некомпетентности и откровенного раздолбайства всех занятых в “Проекте” сотрудников. Они же, сатир их за ногу, не на праздничную вечеринку прилетели, а на чужую планету для научной работы. А ты… скольких ты аборигенов споил, сволочь!…
Устройство снова щелкнуло, и голос Зевса оборвался на полуслове.
— По-видимому, это что-то вроде фотоаппаратиса-мгновелиса, только в отличие от него оно запечатлевает звуки, а не картинки, — догадался сообразительный Фемистоклюс, крутя в руках божественное изделие.
Из короткой беседы Зевса с Дионисом греки мало что поняли, однако ценность данного устройства была несомненна. Больше в ящичке под тридцать третьим номером ничего стоящего не было. Фемистоклюс исследовал его вдоль и поперек, но обнаружил лишь черствый кусок ржаной лепешки да усохшую ветку винограда. Однако рыжебородый грек был настроен более чем решительно и попытался открыть ключом Диониса какой-нибудь из соседних ящичков. Но все попытки забраться в другие ячейки оказались тщетными.
— Плакали наши денежки, — довольно безразлично констатировал Алкидий, сладко зевая.
— Ну уж нет! — злобно прошипел Фемистоклюс, перебирая найденные в ящичке божественные предметы. — Наверняка что-то из этого имеет большую ценность. (А ведь прав, шельмец. — Авт.}
— Да брось ты, — махнул рукой Алкидий, — все это никчемный хлам. Лучше пойдем скорее отсюда, а то, если что случится, спрятаться здесь будет негде.
“Действительно”, — подумал, опомнившись, Фемистоклюс и стал испуганно озираться по сторонам. Забывать о том, ГДЕ они в данный момент находятся, ему совсем не следовало. Неведомая опасность могла поджидать их за каждым углом.
Очутившись в уже привычном коридоре с множеством ответвлений, друзья почувствовали себя более уверенно.
