Терри Пратчетт - Правда
— Кстати, а где твой дом? Твоя родная деревня?
Господину Тюльпану пришлось задуматься над ответом, потому что слишком толстой коростой была покрыта его память.
— Помню… лес, — наконец сказал он. — И… яркие свечи. И… тайны, — добавил он, глядя в пустоту.
— И картофелины?
Господин Тюльпан, вздрогнув, вернулся в настоящее.
— Ага, ять, их тоже помню. Картофелин до фига было. Но если у тебя есть картофелина, все будет в порядке.
— Но я… думал, нужно постоянно молиться где-нибудь в пустыне, каждый день ходить в храм, петь песни, раздавать что-нибудь бедным?..
— Да, этим тоже можно заниматься, а как же? — подтвердил господин Тюльпан. — Но самое главное, ять, чтоб у тебя была картофелина.
— И тогда ты возвращаешься живым? — упорствовал господин Кноп, выискивая мелкий шрифт.
— Разумеется. А какой, ять, смысл возвращаться мертвым? Кому от этого легче?
Господин Кноп открыл рот, чтобы сказать еще что-то, как вдруг лицо его изменилось.
— Кто-то положил руку мне на плечо! — прошипел он.
— Господин Кноп, ты в порядке?
— Ты никого не видишь?
— Нет.
Господин Кноп, сжав кулаки, оглянулся. На улице было полно народу, но никто далее не смотрел в его сторону.
Он попытался восстановить перемешанные кусочки головоломки, из которых теперь состоял его мозг.
— Ладно, неважно, — пробормотал он. — Сейчас мы сделаем вот что… Вернемся в дом… Заберем остальные бриллианты, потом свернем Чарли шею, и… и… найдем овощную лавку… Картофелина должна быть какой-нибудь особой?
— Нет.
— Отлично… Но сначала…
Господин Кноп резко прервался, и буквально миг спустя тихие шаги за его спиной тоже замерли. Этот проклятый вампир что-то с ним сделал. Темнота была похожа на тоннель, в котором…
Господин Кноп верил в угрозы, верил в насилие, а еще в такие вот минуты он верил в месть. Внутренний голос, который в последнее время заменял благоразумие, пытался протестовать, но был быстро подавлен более глубинными и животными инстинктами.
— Это вампир во всем виноват, — заявил господин Кноп. — А убить вампира… эй… это ж практически доброе деяние, верно? — Он заметно повеселел. Благочестивые деяния обещали спасение души. — Всем известно, что вампиры представляют собой темные оккультные силы. Может, это даже будет засчитано в мою пользу, а?
— Ага. Вот только… нам ли не по фигу?
— Мне — нет.
— Ну, ять, как скажешь.
Даже господин Тюльпан не посмел возразить словам, произнесенным таким голосом. Когда нужно было доставить кому-нибудь неприятности, изобретательность господина Кнопа не знала границ. И неписаный кодекс чести гласил: оскорбление нельзя оставлять без ответа. Известная истина. А кроме того, общая нервозность начинала просачиваться даже в его мозг, источенный ароматическими солями для ванн и глистогонными средствами. Господина Тюльпана всегда восхищало умение господина Кнопа не бояться трудностей. К примеру, длинных предложений.
— И чем мы его, ять? — спросил он. — Колом?
— Нет, — покачал головой господин Кноп. — На сей раз я хочу действовать наверняка.
Слегка трясущейся рукой он прикурил самокрутку, после чего чуть наклонил спичку, позволив ей ярко вспыхнуть.
— А. Понял, ять, — кивнул господин Тюльпан.
— Тогда за дело, — сказал господин Кноп.
Рокки посмотрел на печати, приколоченные вокруг двери в городской дом де Словвов, и нахмурился.
— А енто шо? — спросил он,
— Это значит, что данный дом находится под охраной Городских Гильдий, — объяснила Сахарисса, пытаясь открыть замок. — Типа как проклятие. Только куда эффективнее.
— А енто ведь знак Гильдии Убийц? — уточнил тролль, показывая на грубый герб с изображением плаща, кинжала и двойного креста.
— Да. И он говорит, что на любого посмевшего проникнуть в этот дом автоматически заключается контракт.
— Не хотелось бы, чтобы енти типы меня за-кон-трак-чи-ли. Хорошо, что у тебя есть ключ…
Замок щелкнул, дверь распахнулась.
Сахариссе доводилось бывать в нескольких богатых анк-морпоркских домах, владельцы которых, проводя ту или иную благотворительную акцию, выставляли часть своего жилища на всеобщее обозрение. Но она даже не представляла себе, как разительно меняется дом, когда его бросают жильцы. Холл выглядел угрожающим и немыслимо большим. Дверные проемы были слишком широкими, потолки — слишком высокими. Затхлая пустота наваливалась как головная боль.
Рокки за ее спиной зажег две лампы, но даже после этого тени не отступили.
К счастью, найти главную лестницу оказалось достаточно просто, и, следуя торопливо надиктованным Вильямом указаниям, Сахарисса прошла в анфиладу комнат, в которой легко уместился бы весь ее дом. Оттуда она попала в небольшую залу, увешанную плечиками с нарядами. Это и был гардероб.
Что-то поблескивало в полумраке. От платьев сильно пахло нафталином.
— Интересно… — сказал подошедший сзади Рокки.
— Ты про запах? Это чтобы отпугнуть моль, — пояснила Сахарисса.
— Да не, я про все енти следы, — ответил тролль. — Они и в коридоре были.
Сахарисса с трудом оторвала взгляд от нарядов и посмотрела на пол. Тонкий слой пыли был определенно нарушен.
— Э… Может, уборщица? — неуверенно предположила она. — Должен же хоть кто-то приходить сюда. Чтобы проверить, все ли в порядке.
— Пыль подметают, а не пытаются затоптать до смерти.
— Ну… есть еще сторожа… все такое… — неуверенно произнесла Сахарисса.
Синее платье словно кричало: «Надень меня, я тебе подойду. Посмотри, как я искрюсь и переливаюсь».
Рокки тронул перевернутую кем-то коробку. Выкатившиеся из нее нафталиновые шарики оставили в пыли четкие дорожки.
— Похоже, моли енти шарики понравились, — сказал он.
— Слушай, это платье не кажется тебе слишком… открытым? — спросила Сахарисса, прикладывая к себе платье.
Рокки явно забеспокоился. Его наняли на работу вовсе не потому, что он обладал тонким эстетическим вкусом или в совершенстве владел разговорным языком среднего класса.
— Тебя, госпожа, особо-то и не закроешь, — наконец высказал он свое мнение.
— Я имела в виду, не буду ли я выглядеть в нем как легкодоступная женщина!
— А, понял, — сообразив, обрадовался Рокки. — Нет. Определенно нет.
— Правда?
— Конечно. Через все енти юбки попробуй проберись.
Сахарисса сдалась.
— Что ж, полагаю, госпожа Рассадница сможет сделать его немного шире… — задумчиво произнесла она.
Ей страшно хотелось остаться — платьев было так много! — но она чувствовала себя тут посторонней и была почти уверена в том, что женщина, у которой сотни платьев, скорее заметит пропажу одного из них, чем та, у которой и дюжины не наберется. Как бы то ни было, этот пустой и темный дом начинал действовать ей на нервы. Тут было слишком много призраков.
— Ладно, пора возвращаться.
Когда они добрались до середины холла, кто-то вдруг запел. Слова песни были неразборчивы, а мелодией явно управляло большое количество алкоголя, но тем не менее это была песня, и доносилась она откуда-то снизу.
Сахарисса глянула на Рокки, однако тролль лишь пожал плечами.
— Верно, моль си-бе-молит, обожравшись ентих своих шариков, — сказал он.
— Скорее всего, местный сторож. Тут ведь должен быть какой-нибудь сторож? Может, нужно сообщить ему, что мы заходили? — нерешительно предложила Сахарисса. — Мне кажется невежливым просто взять что-то и убежать…
Она подошла к зеленой двери под лестницей и распахнула ее. Песня стала громче, но сразу прекратилась, стоило Сахариссе крикнуть в темноту:
— Прошу прощения?
— Привет! — после некоторого молчания отозвался кто-то. — Как поживаете? Я просто-таки замечательно!
— Это всего лишь, э-э… я? Мне Вильям разрешил? — Данное утверждение Сахарисса произнесла скорее как вопрос, причем таким тоном, словно извинялась перед взломщиком за то, что застала его на месте преступления.
— Господин Нафталиновый Нос? Ой! — донесся из темноты под лестницей голос.
— Э… у тебя там все в порядке?
— Никак не могу… ха-ха-ха… Клятые цепи… ха-ха-ха…
— Может, ты… болен?
— Нет, совсем нет, просто чуток тогось…
— Чуток чегось? — переспросила Сахарисса, чистая и непорочная девушка.
— Ну, тогось… чегось в бочки наливают…
— Так ты просто пьян?
— Прально! Прямо в точку! Пьян… как… как это… вонючее такое животное… ха-ха-ха…
Снизу донесся звон стекла.
Слабый огонь лампы осветил нечто похожее на винный погреб, мужчину, сидящего на приставленной к стене скамейке, и цепь, которая тянулась от лодыжки мужчины к вмурованному в пол кольцу.
— Ты что, узник? — изумилась Сахарисса.
