Терри Пратчетт - Я надену чёрное
Отец Тиффани был благоразумным мужчиной, поэтому он тихонько приоткрыл дверь спустя несколько минут после того, как музыка начала стихать. Она знала, что все это было для него немного чересчур. Он был респектабельным мужчиной, но каким-то образом так получилось, что его дочь оказалась важнее его самого. Ведьмы ни у кого не спрашивают советов, и, как она знала, прочие мужчины по этому поводу над ним подшучивали.
Она улыбнулась ему, и он присел рядом. Разбушевавшаяся музыка не нашла кого измутузить, побить камнями или повесить. Господин Болит и в лучшие времена был не особо разговорчивым. Он оглянулся и заметил крохотный сверток, который Тиффани постаралась убрать подальше от глаз девушки, спешно прикрытый соломой и мешком.
— Значит, это правда? Она понесла ребенка, да?
— Да, Папа.
Казалось глаза отца Тиффани смотрят в никуда.
— Будет лучше, если они его не найдут, — после значительной паузы наконец произнес он.
— Да, — ответила Тиффани.
— Кое-кто из ребят подумывал, не вздернуть ли его. Мы бы, конечно, их остановили, но это было бы непросто, особенно если люди примут их сторону. Для деревни это было бы подобно отраве.
— Да.
Они посидели некоторое время в полной тишине. Потом ее отец перевел взгляд на спящую девушку.
— Что ты с ней сделала? — поинтересовался он.
— Все, что смогла. — ответила Тиффани.
— И ту штуку с отбиранием боли тоже?
Она вздохнула:
— Да, но я не в силах забрать все. Мне нужно позаимствовать у тебя лопату, Папа. Мне придется зарыть бедную крошку подальше в лесу.
Он отвернулся.
— Как бы мне хотелось, чтобы этим занималась не ты, Тифф. Тебе же еще нет и шестнадцати, а ты нянчишься с людьми, перевязываешь их, и помогаешь еще с кучей разных дел. Ты не должна все это делать.
— Да, я знаю, — ответила Тиффани.
— Так, почему? — спросил он в который раз.
— Потому, что другие этого не делают, или не хотят, или не могут. Вот почему.
— Но это же не твое дело, не так ли?
— Я сама сделала его своим. Я — ведьма. Именно так мы и поступаем. Когда никому до этого нет дела, оно становится моим. — быстро ответила Тиффани.
— Да, но все мы думали, что это скорее летание на метлах и все такое, а не подстригание ногтей старушкам.
— Люди не понимают, что нужно делать, — сказала Тиффани. — И дело не в том, что они плохие. Просто они не думают. Возьмем к примеру миссис Чулковиц, у которой на всем белом свете никого нет, кроме ее кота и артрита. Верно, люди довольно часто приносят ей еду, но никто даже не заметил, что ногти на ее ногах отросли настолько, что вросли в ботинки и она уже год не может их снять! Что касается окружающих, то все нормально, когда дело доходит до продуктов или букета цветочков, но их никогда не оказывается рядом, когда дело становится беспокойным. Ведьмы же это замечают. О, безусловно, хватает и летания на метлах, что правда, то правда, но в основном для того, чтобы быстро попасть туда, где что-то идет не так.
Отец покачал головой.
— И тебе это нравится?
— Да.
— Но, почему?
Под взглядом отца Тиффани пришлось обдумать ответ.
— Помнишь, Папа, как обычно говорила Бабуля Болит: «накорми голодных, одень голых, и говори за них, если они немые»? Я же обнаружила, что можно добавить: «подбирай, если им трудно нагибаться; тянись, если они не тянутся; и подтирай, если они не могут повернуться», ясно? И порой, когда среди череды плохих дней, оказывается один хороший, чувствуешь, что мир повернулся. — ответила Тиффани. — И я не могу иначе.
Ее отец посмотрел на ее с выражением озадаченной гордости.
— И ты считаешь, что все это того стоит?
— Да, Папа!
— Тогда я тобой горжусь, джигит! Ты поступаешь по-мужски!
Он воспользовался семейным прозвищем, известным только близким, и за это она поцеловала его, но не стала говорить, что вряд ли он когда-нибудь увидит мужчину, который станет поступать подобно ей.
— Что будете делать с Петти? — спросила она дальше.
— Мы с твоей мамой возьмем к себе миссис Петти с дочкой… — господин Болит сделал паузу и посмотрел на нее со странным выражением на лице, словно ее опасался. — Все не так просто, девочка моя. Когда мы были молоды, Сит Петти вел себя вполне прилично. Он не был самым чистым поросенком в свинарнике, это точно, но вполне прилично себя вел. Я имею в виду, что настоящим безумцем был его папаша. В те времена было не до церемоний, и за любую провинность можно было заработать затрещину, но у папаши Сита имелся кожаный ремень с двумя пряжками на каждом конце, которым он лупил Сита даже за то, что тот не так на него посмотрел. Лгать воспрещалось. И все приговаривал, что преподаст ему урок.
— Судя по всему, он в этом преуспел. — заметила Тиффани, но ее отец поднял руку.
— А тут Молли, — продолжил он. — Нельзя сказать, что они с Ситом были созданы друг для друга, потому что, сказать по правде, они вообще никому не подходят, но, полагаю, в целом они вместе жили счастливо. В те времена Сит был гуртовщиком, и порой перегонял отары овец в крупные города. Для подобной работы не нужно быть академиком, и некоторые овцы в отаре были куда умнее него. Но и такую работу кто-то должен делать, а за нее платили, и никто не считал за хуже любого другого. Проблема в том, что такая работа подразумевала, что Молли надолго оставалась одна, порой целыми неделями, и… — здесь отец Тиффани сделал долгую паузу, собираясь с духом.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — стараясь ему помочь, сказала Тиффани, но он постарался не заметить.
— Я не говорю, что она была плохой, — продолжил он. — Просто не понимала, к чему все это может привести, и никого не было рядом, чтобы ей объяснить. Зато вокруг было много разных иноземцев и проезжих. И некоторые были довольно симпатичными.
Тиффани посочувствовала ему. Вот он сидит, такой несчастный, пытаясь объяснить своей дочурке то, о чем маленьким девочкам знать не полагается.
Поэтому она потянулась и вновь поцеловала его в щеку.
— Я знаю, Папа. Действительно знаю. Эмбер на самом деле не его дочь, верно?
— Ну, я никогда такого не говорил, верно? Такое могло быть, — невнятно пробормотал отец.
«И в этом загвоздка, так? — подумала Тиффани. — Если бы Сит тем или иным способом об этом узнал, он мог бы смириться с подобной возможностью. Может быть. Теперь мы уже не узнаем».
Но он не знал, либо, были дни, когда он думал, что знает, и дни, когда он думал о худшем. А у таких как Петти, которым размышления в новинку, темные мысли вращаются в голове до тех пор, пока совсем не повредят их мозг. А когда голова перестает думать, в ход идут кулаки.
Отец очень внимательно следил за ее реакцией.
— Тебе известно о подобных вещах?
— Мы называем это обходом домов. Так поступает каждая ведьма. Пожалуйста, постарайся понять, Папа. Я видела много ужасных вещей, и оттого, что некоторые были в порядке вещей, они становились еще ужаснее. Просто маленькие секретики за закрытыми дверями, Папа. Я не хочу тебе рассказывать ни о плохом, ни о хорошем. Просто это все — часть работы ведьмы. Ты просто учишься их чувствовать.
— Что ж, знаешь, никому жизнь не бывает малиной… — протянул отец. — Были времена, когда…
— Там наверху, рядом с Обрывом, жила старушка, — вмешалась Тиффани, — Которая умерла в собственной постели. В этом вообще-то нет ничего худого, просто она была очень старой. Но она пролежала почти два месяца прежде, чем кто-то поинтересовался, что с ней стало. Там в Обрыве они все немного странные. Но хуже всего то, что никто не выпустил кошек, и тем пришлось начать есть свою хозяйку. Я думаю, раз она была кошатницей, то ей было бы все равно, но одна из них окотилась прямо в ее постели. В ее собственной постели. Очень тяжело было найти котятам новых хозяев и чтобы те еще не знали обо всей этой истории. А котята были великолепными, с красивыми голубыми глазками.
— Э, — произнес ее отец. — Когда ты упомянула ее постель, ты ведь имела в виду…
— Да, прямо рядом с ее телом, — ответила Тиффани. — Да, порой мне приходится иметь дело с мертвецами. Поначалу немного не по себе, а потом просто понимаешь, что смерть это, ну, часть жизни что ли. И она, если хорошенько подумать о списке предстоящих дел, не так уж плоха, если делать все по очереди. Можно попутно поплакать, но все это часть общего процесса.
— Разве тебе никто не помогает?
— О, пара женщин оказали помощь, когда я постучалась к ним в двери, но по большому счету, до нее никому не было дела. Так бывает. Люди словно падают в расщелины. — она сделала паузу. — Папа, мы же до сих пор не пользуемся старым каменным сараем? Не мог бы ты ради меня попросить парней в нем убраться?
— Ну конечно, — ответил отец. — Ты не против, если я спрошу, зачем он тебе?
