Юлия Набокова - Побег из сказки
– Да то, что она ведьма, я уже поняла,– кивнула Лариса,– а конкретнее?
– Куда уж конкретнее? Говорю же тебе, она – ведьма! – в отчаянии сказала Настя и сокрушенно добавила: – И законопослушная к тому же. Состоит в магическом профсоюзе у себя в области.
– И что с того? – не поняла Лариса.
– А то, что она в курсе того, кто я такая и чем занимаюсь! – панически всхлипнула любовная фея.
– Ты имеешь в виду…
– Именно!
– Чего-то я тебя не пойму, Насть, и в чем тут трагедия-то?
– Она требует, чтобы я ей помогла! – убитым голосом сообщила Настасья.
– Тетя Вася хочет найти себе жениха? – хихикнула Лариса.
– Хуже! Она вознамерилась женить своего Венечку! – драматически провозгласила подруга.
– Похвальное намерение,– заметила волшебница.
– Убиться метелкой! – буркнула несчастная Настя.
– Понятно, Венечка – классический маменькин сыночек, и его мамаше не так просто угодить с невесткой? А твоя задача – подобрать ему такую кроткую, умную и нежную красавицу из богатой семьи, которая и в Веню бы влюбилась без памяти, и Василису стала бы звать мамой? Да уж, задачка не из легких…
– Ты недооцениваешь тетю Васю,– мрачно сказала Настя.– Невесту она ему уже подобрала сама, мне она в этом вопросе не доверяет. Моя задача – организовать встречу голубков и сделать так, чтобы избранница была без ума от Венечки.
– Да, непростая задачка,– ухмыльнулась Лариса, вспомнив его крысиную мордочку с мутными глазками.– И кому же выпало такое счастье?
– Камилле Полонской,– глухо поведала Настасья и пояснила причины своей мировой скорби.
Камилла Полонская была юной красавицей-актрисой, прославившейся на всю страну благодаря участию в двух популярных сериалах. Вероятно, созерцание Камиллы в роли безропотной сиделки деспотичной старухи-миллионерши (разумеется, бедняжка сиделка страдала от любви к старухиному сыну и потому стремилась выполнять все безумные прихоти его мамаши) и навело тетю Васю на мысль о том, что актриса с таким кинематографическим опытом – идеальная кандидатура на роль собственной невестки.
– М-да,– крякнула Лариса,– с тетей Васей не соскучишься.
– Да уж, она еще та затейница,– горестно вздохнула подруга.
– Ты ей, конечно, объяснила, что это невозможно? – спросила Лариса.
– Ты не знаешь тетю Васю,– хмуро ответила Настя.
– Мое счастье,– поспешно признала волшебница.
– Тетю Васю переубедить невозможно,– обреченно произнесла Настасья.
– Но совместимость людей – это твоя компетенция,– возразила Лариса.
– Она ничего не хочет слышать,– с несчастным видом сказала фея и умоляюще воззрилась на подругу.– Ларчик, я никогда в жизни у тебя этого не просила, но тут просто другого выхода нет, иначе Василиса меня запилит! Ларунчик, спаси меня, побудь Камиллой на один вечер! – взмолилась она.
– Ты, моя лучшая подруга, недрогнувшей рукой отправляешь меня на свидание к этому недоразумению с глазками-бусинками? – не поверила Лариса.
– Ларусик! – горестно пискнула Настя.
– Ну ладно-ладно,– смилостивилась волшебница редкой специализации.– А что, это даже будет забавно… Можешь сказать свой тете Васе, что Камилла будет ждать Венечку завтра вечером.
– Фух,– с облегчением выдохнула Настасья.– Спасибо, Ларчик! Ты – настоящий друг!
* * *Оливье и Варис, надышавшиеся любовным эликсиром, собачились между собой всю дорогу до замка оборотней и соревновались друг с другом в искусстве изысканного комплимента.
– Твоя кожа прекрасна, как лепестки свежей розы,– мечтательно закатив глаза, признавался наследник, гарцуя на вороном жеребце, найденном Глашей вместе с другими конями заговорщиков у того самого ручья. А вот одежду Варис подобрал себе сам, сняв с одного из оборотней, так что по возращении на полянку она застала прекрасного юношу уже в пристойном виде.
– Розы! – в негодовании фыркал Оливье.– Все розы мира меркнут в сравнении с красотой Гликерии. Уж если с чем и сравнивать ее нежные щечки с цветущим румянцем, так это с плодами персика.
– Персики – кислятина,– парировал оборотень.– А дыхание Гликерии сладкое и легкое, как вкус спелой земляники.
– Земляника – дикая ягода, которой кормятся звери и бродяги, а Глаша – редкое растение, требующее непрестанной заботы и нежнейшего ухода. Уж если и сравнивать ее с ягодой, то она, вне всяких сомнений, малина! – настаивал жених Клариссы.
– Малина тоже бывает дикой,– возражал Варис.– Иногда в лесу встречаются целые заросли,– он мечтательно причмокнул,– малинника.
– Тебе виднее,– усмехнулся маркиз.– Но я говорю о той малине, которая растет в королевских садах и купается в солнце, а не произрастает в темных чащобах.
– Мальчики, не ссорьтесь,– привычно повторила Глаша, устало покачиваясь в седле на верном Слоне и скользя взглядом по поверхности реки Ледянки, вдоль которой они ехали уже который час. Первый час дороги она наслаждалась поэтичными комплиментами и трогательными попытками «мальчиков» завоевать ее расположение. Во второй стала горячо сочувствовать всем роковым красавицам и секс-бомбам, вынужденным выслушивать подобный бред изо дня в день. А к концу третьего, в начале которого ее пылкие кавалеры вздумали упражняться в сочинении сонетов, была готова придушить обоих. Если бы у нее с собой оказался антиэликсир, который бы мгновенно нейтрализовал действие приворотного зелья и отвратил от нее всех мужчин в радиусе километра, а лучше даже десяти, она бы с радостью им опрыскалась с головы до ног. И еще лизнула для верности. Но такого средства под рукой не было, и девушке оставалось только молиться, чтобы одуряющий аромат клубники выветрился прежде, чем они достигнут замка оборотней. К счастью, на исходе четвертого часа энтузиазм ее спутников в восхвалении достоинств «златокудрого ангела» стал потихоньку иссякать, всадники свернули с берега реки на дорогу, и когда Варис с интересом проводил взглядом хорошенькую крестьяночку с корзиной ягод, встретившуюся им на дороге, Глаша наконец-то с облегчением вздохнула. Пришел в себя и Оливье – если доселе он не сводил с попутчицы восхищенных очей, рискуя заработать себе косоглазие, а то и сломать шею, направляя лошадь практически вслепую, то теперь он избегал ее взгляда и сконфуженно молчал, очевидно гадая, какая муха его укусила.
Глаша, воспользовавшись паузой, расспросила Вариса о нападении, и тот охотно поведал, как все произошло. Юноша со своей свитой из четырех воинов направлялся в восточную часть королевства для знакомства с очередной невестой из знатной оборотничьей семьи, коих с изрядным упорством находил его отец, граф Эвиан Бейл. Варис с родителем не спорил, но из каждой поездки возвращался несолоно хлебавши, а почтенное семейство по неведомой Эвиану причине отказывалось от всех притязаний на руку и сердце завидного жениха. На этот раз Варис до невесты не доехал: примерно на середине дороги на них напал отряд вооруженных людей под предводительством барона Улисса. Барон был главой заговорщиков, мечтавших о свержении рода Бейлов уже почти сто лет, так что причины нападения были вполне прозаическими, особенно если учесть тот факт, что сам Эвиан в последнее время хворал, и в среде оборотней поговаривали, что вскоре его заменит сын. Зная, что в медвежьем облике Вариса одолеть будет непросто, сам Улисс, второй ипостасью которого был волк, плеснул на юношу зельем из уже известной Глаше пробирки. После чего юный Бейл потерял способность перекинуться в зверя, а свита Улисса, обернувшись сворой волков, загрызла его сопровождающих и набросилась на наследника. Убедившись в том, что его раны смертельны, волки отстали, а Варис кое-как сумел отползти в лес и попытался перекинуться. Вероятно, к тому времени действие противооборотного зелья ослабело, и ему удалось наполовину обернуться зверем. Юноша впал в беспамятство и появления Глаши с Оливье и последовавших за ним событий уже не помнил. Очнулся ото сна он только тогда, когда Глаша смывала с себя остатки зелья в ручье. Маркиз поведал ему о происшедшем и отвел на поляну, где лежали поверженные оборотни.
Потом вернулась мокрая и мрачная Гликерия, ведя под уздцы черного коня, и велела собираться в путь, а Оливье, уже успевший надышаться зелья, с наследным оборотнем, обладающим отменным обонянием и потому учуявшим гремучую смесь пробуждающих любовь травок даже после того, как девушка трижды ополоснулась в ручье и благоразумно выкинула куртку, тут же затеяли ссору и чуть не подрались, выясняя, кому помогать ей сесть на лошадь. В результате парни чуть не оттоптали бедному Слону копыта. Глаша закусила губу, вспомнив эту уморительную картину, и погладила по холке бедолагу коня, пострадавшего ни за что ни про что.
Вскоре впереди показалась деревня, а за ней на холме – очертания замка, основательного, как Тауэр, но отнюдь не производящего мрачного впечатления.
– Дом, милый дом,– промурлыкал под нос Варис и пустил коня вскачь, вероятно, больше не в силах томиться разлукой с родными стенами.
