Николай Воронков - Непослушная игрушка
Я вспомнил этот эпизод своей жизни и прикусил язык – в тот момент меня совершенно не интересовали чьи-либо взгляды. Но тут же возникли новые подозрения.
– Так ты со мной только из-за… этого?
– А ты со мной из-за моих денег?
– Не говори глупости!
– Вот и ты перестань!
Верона отвернулась от меня на другой бок и стала устраиваться поудобней.
– Что, теперь и разговаривать не будем? – Мне даже стало обидно.
– О боги! – вздохнула Верона. – Если и сынуля уродится таким же дураком, как и папаша, то какая же старость меня ожидает?
Взяла меня за руку, положила ладонь себе на грудь, и я сразу заткнулся.
– Живот уже большой, а ты дергаешься, задавая дурацкие вопросы. Я же начинаю беспокоиться. И удобнее так, и спокойнее.
Я повозился, обняв Верону со спины и устраиваясь поудобней. Попытался погладить Верону за разные места, но та перехватила мою руку, снова положила себе на грудь, прижала для верности своей ладонью и почти сразу сонно засопела.
А что еще женщине надо, усмехнулся я. Сын толкается под сердцем, муж прикрывает и греет спину. Тихо, тепло и спокойно. Пусть беды подождут.
Проснулся я в отличном настроении. Повернулся на бок, попытался обнять Верону, но под рукой была пустота. Немного пошарил вокруг, и тут только дошло, что спал-то я на односпальной кровати. На ней и одному не шибко развернуться, не то что вольготно спать с беременной женщиной. Что за черт? Усевшись на кровати, попытался собрать мысли в кучу. То, что я в здравом уме, – предполагается. То, что я в своем лагере, в своей палатке, на своей кровати, – вроде бы факт. Так что это было? Сон? Невероятно яркий и живой, но сон? Вроде бы Верона в своем замке, до него неделя скачки верхом. Да и с животом накладочка. Я попытался посчитать сроки. Даже если Верона забеременела, то срок должен быть месяца два. А у женщины из сна срок был не менее пяти месяцев. Тогда кого или что я видел? Свое будущее или свои мечты? Или меня снова подталкивает Эли в нужном направлении? Вот уж действительно вопрос. Я попытался снова вспомнить сон, и он вернулся во всех подробностях. Я снова ощутил тепло тела Вероны, толчки ее живота под рукой и даже улыбнулся силе будущего дракончика. Что бы это ни было, но пережить такое было приятно. Как знать, если бы мы встретились с Вероной не здесь, а на Земле… Пускай и здесь, но без подсказок Эли, что бы у нас получилось? Я даже помечтал немного, вспоминая наши ночи. Но это все в прошлом, а в настоящем меня ждала только неизвестность.
Переправить всех мы не успели. Берег был запружен людьми, но ближе к вечеру прискакавшие на взмыленных лошадях разведчики доложили, что пришельцы через пару часов выйдут к мосту. Ждать больше было нельзя. Я приказал пропускать только людей, а все, что мешает, сбрасывать в воду.
Все, кто мог носить оружие, колонной двинулись к долине, которая находилась в двух километрах от берега. Дорога все равно проходила через нее, а узкий проход позволял сократить преимущество численного превосходства пришельцев.
Разместились мы в долине у выхода обратным клином, если можно так сказать. Первая линия – «наши» кочевники, примерно три сотни. Вторая линия – двести погранцов. И в самом узком месте – остатки полусотни Пеко. Мне вроде положено было руководить боем, но какая уж тут стратегия и тактика. Главным было одно – остановить. Дать время уйти женщинам и детям. Остальное уже не играло роли.
Колонна пришлых кочевников начала вливаться в долину, и они почти сразу заметили нас. Послышались команды, и только что бесформенная масса конных стала стремительно перестраиваться. Отдельные всадники сбивались в десятки, те в сотни, и вскоре на нас двигалось уже три колонны по десять всадников в ряд. Можно было позавидовать такой выучке, но дальше началось непонятное. Все более замедляя движение, колонны разбились на квадраты по сотне всадников и стали как бы слипаться, все более сокращая расстояние между собой. За пару сотен метров от нас они вообще остановились. Огромный квадрат, состоящий из восьми «сотенных» квадратов. Центр остался пустым, если не считать пары десятков всадников, вовсе не собиравшихся держать строй. Если там командир, то он хорошо устроился – со всех сторон его защищал строй минимум из десяти рядов всадников. Для безопасности, наверное, хорошо, но кто же так воюет? При таком плотном компактном построении прямо-таки напрашиваются охваты, окружения. И воевать при этом, судя по всему, смогут только передние ряды. И для лучников они являются прекрасной мишенью. Так в чем же дело? Наверняка есть особый смысл в таком построении – ведь эти воины выдержали много сражений, чтобы выработать победную тактику.
Над долиной установилась нехорошая тишина. Кочевники никуда не торопились. Смуглые лица с раскосыми глазами были похожи друг на друга, как кукольные, и выглядели равнодушными. Никто не хватался за мечи, никто не высматривал противника, с которым сразится через несколько мгновений. Такое впечатление, что они нас просто не видели или уже считали покойниками, не стоящими внимания.
Дарджин, который должен был командовать первой линией, тоже не торопился давать команду к атаке. Видимо, непонятное построение и у него вызвало подозрение.
И вдруг все вокруг потемнело, как будто началось солнечное затмение, а из пустой середины квадрата стало подниматься нечто, похожее на три столба странного тугого черного дыма. Поднявшись метров на тридцать, столбы слились, образуя нечто вроде пузыря, а потом из него поползли гибкие щупальца, образуя над кочевниками своеобразный зонтик, прикрывающий каре со всех сторон.
Мне почему-то стало нехорошо, но оторваться от этого зрелища я не мог. А зонтик, постояв немного, вдруг стал наращивать свои щупальца в нашу сторону. Причем щупальца становились все более толстыми, а их движения все более быстрыми. Они дотянулись до наших передних рядов и начали раскачиваться из стороны в сторону. Воспринимал я их как свитые клубы дыма, но их действие оказалось очень даже материальным и смертоносным – раздались крики боли, и люди начали падать, обливаясь кровью. Первые ряды стремительно редели, и только тогда я смог выйти из странного транса, овладевшего мной. Неужели это и есть магия степных колдунов, о которой в последние дни мне рассказывали столько легенд? Непонятно и страшно, но надо что-то делать, пока она не уничтожила моих людей.
Для начала я попытался обрубить эти непонятные щупальца. С рук сорвались плоские вихри, которые напоминали вращающиеся с бешеной скоростью дисковые пилы. Свое действие они оказали, и обрубки щупалец растворились в воздухе, дав солдатам несколько секунд передышки и возможность отойти на десяток метров назад.
А вот лично для меня стало хуже. Щупальца качнулись и, будто разумные, устремились в мою сторону. Я снова отбился своими вихрями, но сделал еще хуже – щупальца слились в одно, которое, словно хвост скорпиона, нацелилось на меня сверху и резко ударило. Среагировать я не успел, во всяком случае осознанно. Среагировало тело, создав вокруг меня нечто сверкающее. На несколько мгновений установилось шаткое равновесие, но я буквально физически чувствовал огромную мощь, старающуюся раздавить и уничтожить меня. Вокруг сверкали будто сполохи северного сияния, но жало миллиметр за миллиметром приближалось ко мне. Щупальце было явно сильнее меня, и моя смерть, да и смерть остальных, была лишь вопросом времени. И тогда я решился на самоубийственный шаг. Уловив, что давление на несколько мгновений ослабло, я создал в руках нечто смертоносное, вложив в это все силы, что у меня еще были. Разрастающийся шар изменил цвет на перламутровый. Куда бить, особого выбора не было, щупальце было несравнимо сильнее меня, и оставалось ударить в его источник – в шар-накопитель, созданный над каре степняков и подпитывающий щупальце. А еще лучше – сразу в колдунов. Понадеявшись, что шар сам найдет цель, я еще чуть раскрутил его и швырнул в центр квадрата. Мгновение ничего не происходило, а затем среди кочевников будто взорвалась чернильная бомба, заливая все вокруг чернотой.
И на этот раз чернота оказалась вполне материальной и убийственной. Почти мгновенно тьма рассеялась, но три-четыре внутренних ряда каре степняков полегли безмолвными трупами. Несколько секунд тишины, а затем раздался крик дикой ярости. Пришлые кочевники, растеряв свою невозмутимость, разом, без всяких команд, кинулись в атаку. Нашим тоже не надо было приказывать, и началась дикая мясорубка. Даже с того склона, где находился я с охраной, было страшно смотреть на ожесточение, с которым рубились бойцы. Ни о каком отступлении никто не думал. Всех будто охватило безумие. Убивать! Любыми способами и как можно больше. Не прошло и десяти минут, как половина воинов полегла. Вся долина была завалена мертвыми телами, общее сражение разбилось на десятки мелких, но примерно сотня кочевников, отбиваясь от наседающих «наших», единым монолитом почему-то двигалась именно ко мне. Я еще с трудом сидел в седле, не оправившись до конца от боя с колдунами, и приближение свежих и очень злых кочевников мне совершенно не понравилось. Стыдно признаться, но я даже огляделся вокруг в надежде на помощь. Пеко со своими людьми и так уже встал заслоном передо мной, но их было слишком мало. Бой все ближе, ближе, и вот, разорвав строй моей охраны, на меня понеслись кочевники. Умирать совершенно не хотелось, и в беспомощном защитном жесте я выбросил руки вперед. Удар получился слабым, всего пара десятков всадников слетела с лошадей. А дальше я просто рубился, стараясь выжить в этом кошмаре…
