Николай Воронков - Непослушная игрушка
– В плен кого-нибудь взяли или перебили всех под горячую руку?
– Да вроде нескольких успели повязать. Сейчас узнаю.
Через несколько минут Мардан позвал меня во внутренний двор поста.
Я подошел к пленным. Связанные, избитые, окровавленные, они по-прежнему смотрели с яростью, готовые вцепиться в горло любому, кто окажется в пределах досягаемости.
– Старший у них есть?
– Так вон же. – Мардан кивнул в сторону крайнего слева. – Дарджин, вождь племени Дарбо.
– Он сможет говорить?
– Пятки подпалим – заговорит.
– Не надо пока пыток. Просто разговаривать он может?
– Может. И язык наш знает. Но вряд ли будет – после поражения он посчитает это позором.
– Ладно, посмотрим. Развяжите его, дайте умыться, а потом приведите ко мне. Но без мордобоя! – чуть запоздало уточнил я.
Отойдя метров на пятьдесят к стене, которая давала хоть немного тени, уселся на торопливо принесенную скамеечку. Минут через десять привели и Дарджина. Я указал на скамеечку напротив:
– Присаживайся.
Несколько минут мы разглядывали друг друга. Крепкий орешек. Внешне ничем не отличается от обычного воина, но взгляд волевой, сразу чувствуется привычка командовать. Губы зло сжаты. Держится с достоинством, а глаза чуть косят, высматривая путь к побегу. И говорить он не намерен. Скорее замкнется в себе в надежде принять смерть с гордым видом. Глупости, конечно, пытки могут сломать любого, вопрос только времени. А разобраться хотелось бы побыстрее. Я поманил пальцем ближайшего солдата:
– Верните ему оружие! – Удивленные взгляды меня порадовали, и я уточнил, обращаясь к пленному: – Я хочу разговаривать с вождем. Если ты сможешь сдержаться, то мы будем разговаривать. А если у тебя мозгов не больше, чем у щенка, то ты умрешь.
Пленник сначала не поверил, затем, получив оружие, сжал рукоять меча и огляделся с видом победителя. Оно и понятно – теперь он предпочтет убить себя сам, чем снова оказаться в плену. Но надо отдать ему должное – он сумел сдержаться. Видно было, как ему хочется выхватить меч, ведь мы сидели на расстоянии удара, но он сдержался. Гордо выпрямился и замер.
Я чуть ослабил пальцы, сжимавшие рукоятку ножа.
– Меня зовут Гордан. Я Хранитель леди Вероны и ее земель. Возможно, ты даже слышал обо мне.
– Слухи доходят и до нас, – процедил сквозь зубы Дарджин.
– Сейчас меня интересует только один вопрос: почему ты решил напасть на моих людей?
– Вы топчете нашу землю, и от вас давно пора было избавиться.
Я опешил: судя по картам, земля была как раз наша.
– Многие годы вопрос о принадлежности земель даже не возникал и все жили в мире. Так что изменилось?
Степняк отвернулся, не желая со мной разговаривать.
– Я могу приказать своим воинам, и они сдерут с тебя одежду. Привяжут к столбу, а потом сделают тебе тысячу порезов, и ты истечешь кровью, теряя ее по каплям. Еще можно позвать собак, чтобы слизывали твою кровь.
Снова равнодушное молчание.
– Могу палкой переломать тебе позвоночник в трех местах. Ты будешь парализован и сможешь только есть и гадить под себя. Потом захватят твоих женщин, разложат вокруг тебя и будут насиловать день за днем. А ты на все это будешь смотреть, все слышать, но не сможешь умереть. И каждая женщина, пока мужчины будут меняться, будет плевать тебе в лицо, проклиная тебя.
На этот раз степняка пробрало. Лицо посерело, покрылось потом. Но он продолжал молчать. Чем еще можно его зацепить? Немного подумав, я отдал новую команду солдатам.
Через пару минут между нами поставили низкий столик с закусками и вином. Я разлил вино по бокалам и приподнял свой:
– А могу сделать еще страшнее. Я верну тебе коня и отпущу на волю.
Дарджин насторожился:
– Я соберу воинов и…
– За тобой никто не пойдет. И даже слушать не станет. Я приказал увести твоих воинов, но они увидели уже достаточно. Что тебе вернули оружие, что ты сидел за моим столом и пил вино. Троих твоих воинов посадят на колья, а четвертому дадут возможность сбежать. Но перед этим он услышит похвальбу моих воинов, что деньги, заплаченные тебе за предательство, окупились сторицей. Полторы сотни твоих воинов уже убили, а потом ты приведешь еще. Сбежавший воин доберется до твоего племени, все расскажет, и после этого тебя проклянут. Что бы ты ни говорил, как бы ни оправдывался, кто тебе поверит? Даже дети постараются забыть имя собственного отца.
Немного помолчав, я уточнил:
– Как тебе понравится такое? Теперь ты можешь говорить, можешь умереть в последней схватке, это уже ничего не изменит. Теперь только от меня зависит, будут ли славить твое имя или проклянут на все времена.
На этот раз у меня получилось. Я ударил в самое больное место – честь степняка и вождя. Дарджин замер, и я впервые увидел, как лицо человека белеет и прямо на глазах покрывается каплями пота.
Через несколько минут он сдался.
– Что ты хочешь? – выдавил он.
– Вопрос прежний – почему вы напали?
Степняк долго молчал, глядя в сторону.
– С востока началось переселение одного из племен большой степи.
– А мы здесь при чем?
– Племя воинственное и многочисленное, как саранча. Они ни с кем не собираются делить степь. До нас добирались только передовые отряды, но они убивают всех, кто встретится на пути. Пока нам удается обороняться от них, но долго так продолжаться не может. Поэтому на днях совет старейшин решил переселяться на ваши земли, и мой отряд отправили вперед расчищать дорогу.
– А почему не попробовали хотя бы спросить?
– А ты что, добровольно отдашь свои земли? – горько усмехнулся Дарджин.
Я не ответил, пытаясь уложить в голове новую напасть. Подозвав Мардана и Пеко, расстелил карту на земле и обратился к Дарджину:
– Рассказывай с самого начала.
Тот сориентировался по карте достаточно быстро и стал показывать. Хотя что там показывать? Карта была только земель Вероны, на ней видны наши границы, посты, а вот остальное пришлось рисовать на земле палочкой. Получалась примерно следующая картина. Полосу земли километров триста на восток занимала группа племен Дарджина. Еще километров пятьсот считались землями племен Хангако. Бывало всякое, но до открытой войны никогда не доходило. Примерно с полгода назад у них начались стычки с неизвестными племенами, наступающими с востока. Сначала борьба шла с переменным успехом, но затем количество бойцов восточных резко возросло, как будто на подходе была настоящая регулярная армия, а не обычные кочевники. Племена Хангако тоже объединились для решающей битвы, но никто с поля боя не вернулся. Что там произошло – никто не знает, но оставшиеся без защиты стойбища уничтожались одно за другим. Люди пытались спастись, но за ними охотились, как за дикими зверями. К племени Дарджина вышли лишь несколько сотен перепуганных людей. Пару недель было спокойно, а три дня назад стали нападать и на них. Пока отбиваться удавалось, но напор врага все время нарастал. Хотели собрать воинов и ударить единой силой, но вовремя вспомнили о судьбе Хангако. И тогда старейшины решили увести племена за реку, а чтобы обезопасить перекочевку, отправили Дарджина с его воинами уничтожить пост Мардана.
– А уничтожить не получилось, – закончил я за него. – И что теперь будете делать?
– Что теперь можно сделать? – пожал плечами Дарджин. – Умирать.
– Сколько у вас людей?
– Около десяти тысяч. Примерно четыреста воинов.
– Почему так мало? – насторожился я.
– Многие уже погибли в схватках. Да и мой отряд… – Дарджин отвел взгляд.
Наступило молчание. Кровавый бой, изрубленные тела, лежащие повсюду, теперь казались мелочью, не стоящей внимания. Если Дарджин не врет, то трупов будет несравнимо больше. Невольно в памяти всплыли последствия походов Чингисхана, Тамерлана, гуннов. Может, местным кочевникам не хватает земли, а может, славы и добычи. И они будут идти вперед, пока им кто-нибудь не обломает зубы. А кто это сможет сделать? У меня сейчас примерно полторы сотни, из которых почти треть с ранениями. Если собрать всех погранцов, то две с половиной. А у восточных кочевников ну никак не меньше нескольких тысяч. Бодаться с ними – самоубийство. Единственное, что остается, – отойти за реку, сжечь мост и посылать гонцов во все стороны, поднимать тревогу и собирать народ. А пока не подойдут королевские войска – партизанить, затрудняя кочевникам переправу. На большее сил не хватит.
Еще хуже положение у кочевников Дарджина – они повязаны своими семьями и стадами и окажутся между молотом и наковальней. Мост я перекрою, уйти некуда. Четыре сотни воинов – мелочь. Будут защищать каждый свое стойбище – их сопротивления даже не заметят. Если соберутся вместе, то их просто быстрее уничтожат. А потом будет как с племенами Хангако – беззащитные кочевья, резня и прочие радости захватнических походов. Своей смертью они только дадут нам отсрочку на несколько дней.
