Терри Пратчетт - Благие знамения
Полицейские выглядели не особо счастливыми.
Кроули переключился на вторую скорость, дал полный газ.
Заставу он миновал на шестидесяти. Это было несложно.
Внезапные человеческие самовозгорания случаются повсеместно. Вот кто-то совершенно беспечно коптит небо, а уже в следующее мгновение от него остается лишь прискорбная фотография с кучкой пепла и жалким останком руки или ноги, каким-то чудом избежавшим обугливания. О самовозгорании транспортных средств нет столь достоверных сведений.
Вполне возможно, это был первый задокументированный случай.
Обтянутые кожей сиденья «Бентли» начали дымиться. Глядя вперед, Кроули левой рукой нащупал на соседнем сиденье книгу Агнессы Псих «Превосходные и Недвусмысленные Пророчества» и для пущей безопасности переложил ее к себе на колени. Хотел бы Кроули, чтобы она предсказала[160] такое.[161]
Пламя охватило машину.
Кроули ехал вперед.
На другой стороне эстакады полицейские также выставили заставу, чтобы останавливать машины, стремящиеся вернуться в Лондон. Они хохотали: по рации только что передали, что один полицейский мотоциклист обнаружил на М6 украденный патрульный автомобиль, за рулем которого сидел большой осьминог.
Некоторые полицейские готовы поверить во что угодно. Но только не те, кто служит в столичной полиции. В столице работают самые строгие, самые циничные, прагматичные и твердолобые полицейские в Британии.
Чтобы вывести из себя столичного полицейского, понадобится нечто совершенно особенное.
К примеру, большой, изрядно побитый автомобиль, превратившийся в огненный шар, — этакая перекореженная адская развалюха с безумно ухмыляющимся водителем в черных очках. Огненная колесница испускала густой черный дым и мчалась прямо на них сквозь хлещущий дождь и ветер на восьмидесяти милях в час.
Ну и как тут сохранить спокойствие?
Тадфилдский карьер стал центром спокойствия в бушующем мире.
Гром не просто грохотал в небесах, он раскалывал их пополам.
— Я хочу пригласить к нам еще нескольких друзей, — повторил Адам. — Они скоро придут, и тогда мы действительно начнем.
Барбос начал подвывать. Это был уже не призывный вой одинокого волка, а странное поскуливание маленькой дворняжки, охваченной глубокой тревогой.
Пеппер сидела, уткнувшись взглядом в колени.
Похоже, у нее что-то было на уме.
Наконец она подняла голову и внимательно взглянула в пустые серые глаза Адама.
— А какую часть мира ты заберешь себе, Адам? — спросила она.
Грозовые раскаты вдруг сменились звенящей тишиной.
— Что?
— Ну ты же хочешь разделить мир, верно? И мы все получим какие-то кусочки, вот я и спрашиваю: какой кусок ты возьмешь себе?
Тишина звенела, как струна арфы, на высокой и пронзительной ноте.
— Точно, — заметил Брайан. — Ты же так и не сказал, что заберешь себе.
— Пеппер права, — добавил Уэнслидэйл. — Если к нам отойдут все те страны, то выбор у тебя останется небольшой.
Адам открыл и закрыл рот.
— Какой выбор? — не понял он.
— Ну какая часть земли будет твоей, Адам? — спросила Пеппер.
Адам внимательно посмотрел на нее. Барбос перестал скулить и уставился на Хозяина каким-то нечистокровным пристально-задумчивым взглядом.
— М-моей? — с запинкой произнес он.
Молчание затягивалось: единственная нота, способная заглушить все шумы мира.
— Но у меня же останется Тадфилд, — сказал Адам.
Они недоумевающе смотрели на него.
— И… и Нижний Тадфилд, и еще Нортон, нортонский лес…
Они по-прежнему не сводили с него глаз.
Взгляд Адама медленно прошелся по лицам друзей.
— А больше мне вообще ничего не нужно, — сказал он.
Они замотали головами.
— И они будут моими, если я захочу, — сердито заявил Адам, и его вызывающий тон обострился внезапным сомнением. — Я ведь могу их тоже улучшить. И деревья, и пруды, и…
Его голос умолк.
— Ты не можешь, — сухо сказал Уэнслидэйл. — Это тебе не Америка, не Австралия какая-нибудь. Здесь все по-настоящему, всамделишное. И принадлежит оно всем нам. Оно наше.
— И ты не сделаешь его лучше, чем оно есть, — добавил Брайан.
— И даже если ты соберешься что-то улучшить, мы должны обо всем знать, — сказала Пеппер.
— Если вас только это беспокоит, можете не волноваться, — беззаботно сказал Адам. — Я же могу заставить вас делать все, что угодно…
Адам умолк, в ужасе прислушиваясь к словам, слетавшим с его языка. А троица бросилась бежать.
Барбос закрыл голову лапами.
Лицо Адама выглядело как символ крушения империи.
— Нет! — хрипло крикнул он. — Нет. Вернитесь! Я приказываю!
Они застыли на бегу.
Адам пристально взглянул на них.
— Нет, я не то хотел сказать… — начал он. — Вы мои друзья…
По его телу прошла судорога. Голова откинулась назад. Он поднял руки и погрозил небу кулаками.
Его лицо исказилось. Известковая почва захрустела под теннисками.
Адам открыл рот и закричал. Глотка простого смертного никогда не смогла бы издать такой оглушительный крик — он взлетел над карьером и, смешавшись с грозовыми раскатами, перекрутил тучи, придавая им новые отвратительные формы.
Неумолкающий вопль.
Он проник во все уголки Вселенной, которая изрядно меньше, чем полагают физики. Он потряс небесные сферы.
Он возвещал об утрате и не смолкал очень долго.
Наконец он утих.
И что-то исчезло из мира.
Голова Адама вновь опустилась. Он открыл глаза.
Кто бы ни стоял прежде в этом старом карьере, но теперь там стоял Адам Янг. Познавший нечто новое Адам Янг, но тем не менее — именно Адам Янг. Возможно, теперь он стал гораздо больше походить на Адама Янга, чем прежде.
Страшная, мертвенная тишина карьера сменилась более знакомой и уютной тишиной, обычным и спокойным отсутствием шума.
Освобожденная троица ребят съежилась у мелового откоса, пристально глядя на Адама.
— Все в порядке, — тихо сказал он. — Пеппер? Уэнсли? Брайан? Вернитесь. Все хорошо. Все в порядке. Теперь я все понял. И вы должны мне помочь. Иначе все изменится. Действительно изменится. Все рухнет, если мы с вами кое-что не провернем.
Водопровод в Жасминовом коттедже тужился и дребезжал, поливая Ньюта водой цвета хаки. Но она была холодной. Вероятно, такой холодный душ Ньют принимал впервые в жизни.
И толку от него не было никакого.
— Небо красное, — сказал Ньют, входя в комнату. Он явно был не в себе. — В половине пятого дня. В августе. Что бы это значило? Моряку бояться нечего? Ну, то есть, если небо красно к вечеру, моряку бояться нечего, — а как насчет компьютерщика на супертанкере? Или это пастухи красного неба не боятся? Все время забываю.
Анафема взглянула на его шевелюру. Воде не удалось смыть штукатурку, та просто намокла и размазалась, и теперь волосы Ньюта скрывались под белой шапкой.
— Тебя, должно быть, здорово прихватило, — сказала она.
— Нет, я просто ударился головой о стену. Ну помнишь, когда ты…
— Да, — Анафема с любопытством выглянула в разбитое окно. — Может, ты еще скажешь «кроваво-красное»? — уточнила она. — Это очень важно.
— Не сказал бы, — возразил Ньют. Ход его мысли временно расстроился. — Никакой крови. Скорее розоватое. Может, просто гроза взметнула пыль в небо.
Анафема порылась в картотеке «Превосходных и Недвусмысленных Пророчеств».
— Что ты там копаешься? — спросил он.
— Пытаюсь найти перекрестную ссылку. Я пока не могу…
— Мне кажется, тебе не о чем беспокоиться, — сказал Ньют. — Я знаю, что означает концовка пророчества № 3477. Мне все стало понятно, когда…
— Что ты хочешь сказать? Неужели ты понял, что оно означает?
— Я вспомнил, что видел одну штуку, когда ехал сюда. И не кричи так, у меня голова трещит. Я имею в виду, что видел эти слова. Они написаны на стенде перед поворотом к вашей авиабазе. И благовония тут совершенно ни при чем. «Мир — наша профессия». Такого рода лозунги есть на любой авиабазе. Ну, ты понимаешь: «Стратегическое авиационное подразделение 8657745, Летающие синие демоны. Мир — наша профессия». В общем, что-то в таком роде. — Ньют схватился за голову. Эйфория определенно таяла. — Если Агнесса права, то, вероятно, какой-то безумец прямо сейчас устанавливает эти адские ракеты и открывает стартовые окна. Или как они там называются.
— Нет, такого не может быть, — решительно сказала Анафема.
— Почему это не может?! Я сто раз в кино видел! Назови мне хоть одну стоящую причину, почему ты так уверена.
— Нету там никаких ракет. Или бомб. Здесь это любому ребенку известно.
— Но авиабаза все-таки есть! Со взлетно-посадочными полосами.
— Для обычных транспортных рейсов. Они просто поддерживают в исправности коммуникационные системы. Приборы радиосвязи и прочую аппаратуру. Там вовсе нет ничего взрывоопасного.
