Терри Пратчетт - Благие знамения
Его заключения сводились к следующему:
1) Армагеддон уже начался;
2) Кроули предпринять ничего не может;
3) местом действия выбран Тадфилд. Во всяком случае, в Тадфилде все начнется. А потом уже охватит всю землю;
4) Кроули попал в адский черный список;[157]
5) Азирафаэль — насколько можно судить — выведен из игры;
6) будущее представляется черным, мрачным и ужасным. Никакого света в конце туннеля — а если он там и есть, то это встречный поезд;
7) так, может, в ожидании конца света лучше завалиться в уютный ресторанчик и попросту и без затей напиться там до чертиков?
8) И однако же…
И тут вся логичность выводов мгновенно исчезла.
В глубине души Кроули был оптимистом. В самые плохие времена его всегда поддерживала лишь одна, твердая, как скала, убежденность — тут ему на мгновение вспомнились ужасы четырнадцатого столетия, — да, он безоговорочно верил в победу; верил, что Вселенная его не подведет.
Все будет в порядке, даже если весь Ад ополчился на него. Даже если мир подходит к концу. Даже если холодная война завершилась и началась Война Великая. Даже если шансов на свободу у него меньше, чем у толпы хиппи в тюремном фургоне. Крохотный шанс все-таки оставался.
Самое главное — оказаться в нужном месте в нужное время.
Нужное место — Тадфилд. Он убедился в этом, отчасти благодаря книге пророчеств, а отчасти благодаря собственным ощущениям: на карте мира, сложившейся в уме Кроули, Тадфилд пульсировал подобно мигрени.
Оставалось лишь успеть попасть туда в нужное время, то есть до конца света. Он проверил часы. В запасе еще два часа, хотя, конечно, сейчас мог резко измениться даже нормальный ход времени.
Кроули бросил книгу на пассажирское сиденье. Отчаянные времена, отчаянные меры: за шестьдесят лет его «Бентли» не получил ни единой царапинки.
А, черт, была не была!
И Кроули вдруг резко дал задний ход, изрядно помяв капот стоявшего за ним красного «Рено», и выехал на тротуар.
Он включил фары и нажал на клаксон.
Теперь все пешеходы предупреждены о его продвижении. Ну а если они не успеют убраться с дороги… что ж, все равно жить им осталось каких-то пару часов. Возможно. Вероятно.
— Эге-гей! — воскликнул Антоний Кроули и рванул вперед, не разбирая дороги.
В конторе сидели шесть женщин и четверо мужчин, и перед каждым разместились телефон с кипой компьютерных распечаток — сплошь фамилии абонентов и телефонные номера. Пометки, стоявшие напротив каждой из фамилий, могли означать, что клиент позвонил сам, что позвонили ему или что его номер пока занят, а самыми важными были те абоненты, которые изъявили страстное желание улучшить свой быт изоляционной стеной облегченной кладки.
Последние были в явном меньшинстве.
Час за часом десять сотрудников сидели на телефонах, улещивая клиентов, рекламируя продукцию и источая лучезарные обещания по поводу беспрецедентной дешевизны. Между звонками они делали пометки, потягивали кофе и поражались силе дождя, поливающего окна. Они оставались на своих постах, словно оркестр «Титаника». Ведь если вы не сможете продать стеклопакеты в такую погоду, то не продадите их уже никогда.
Лайза Морроу говорила с клиентом:
— …Послушайте, если вы только позволите мне закончить, сэр, да, я поняла вас, сэр, но если вы только… — А потом, услышав, что сэр просто прервал разговор, она добавила: — Ну и пошел ты, нахал.
Она положила трубку.
— Очередное фиаско, — доложила девушка своему коллеге. Она была признанным лидером фирмы в ежедневных соревнованиях «Вытащи клиента из ванны», и ей оставалось заполучить всего два очка, чтобы выиграть еженедельный приз за лучший коитус интерруптус.[158]
Она набрала следующий номер по списку.
Лайза вообще-то случайно устроилась телефонным продавцом. На самом деле ей хотелось блистать или хотя бы работать на роскошных заморских курортах, но она не сдала экзамены в средней школе.
Будь она достаточно прилежной, она нашла бы работу на одном из таких курортов или место помощника зубного врача (вторая работа ее мечты) или вообще пристроилась бы кем угодно, только не телефонным продавцом в этой конторе, и тогда жизнь ее, вероятно, оказалась бы более насыщенной и продолжительной.
Может, и не такой уж продолжительной, учитывая все обстоятельства, — ведь настал День Армагеддона, — но в любом случае на несколько часов дольше.
А чтобы продлить свою жизнь, ей всего лишь не надо было набирать номер мистера А. Дж. Кроули, который значился в ее списке (полученном, в лучших традициях, через десятые руки) клиентов из фешенебельного района Мейфер, заказывающих товары по почте.
Но Лайза уже набрала его номер. И ждала, пока гудок прозвучит четыре раза. Наконец она сказала:
— Тьфу, черт, опять автоответчик, — и хотела было повесить трубку.
Однако в этот момент что-то вылетело из наушника. Что-то, ставшее вдруг очень большим и жутко сердитым.
Оно было отдаленно похоже на личинку. Огромную разъяренную личинку, состоящую из мириад крошечных вертких личинок, каждая из который яростно разевала ротик и визжала:
— Кроули!
Потом эта тварь перестала визжать. Ошалело раскачиваясь из стороны в сторону, она пыталась осознать свое новое местопребывание.
Затем тварь распалась на части.
Контору заполонило бесконечное множество личинок. Они растекались по ковру, заползали на столы, облепили всех десятерых сотрудников телефонной конторы, включая Лайзу Будилоу; они проникали повсюду, в каждый рот, нос и горло; они обволакивали плоть, глаза, головы, легкие, безудержно воспроизводясь и покрывая комнату слоем извивающейся плоти и слизи. Потом они собрались воедино и вновь превратились в огромный, слабо пульсирующий организм, заполнивший комнату от пола до потолка.
В массе плоти сформировалось нечто, напоминавшее рот, какие-то влажные и липкие нити пристали к пока не существующим губам, и Хастур сказал:
— Наконец-то я наелся.
Полчаса, проведенные в ловушке автоответчика в компании с одним-единственным сообщением Азирафаэля, не улучшили его настроения.
Как и перспектива доклада в Преисподней, где ему предстояло объяснить, почему он вернулся на полчаса позже и, что еще хуже, почему он вернулся без Кроули.
Ад не любит неудачников.
В его активе, однако, было по крайней мере знание того, что именно сообщил Азирафаэль. И это знание, вероятно, могло помочь ему выкупить продолжение своей жизни.
В любом случае, прикинул он, раз ему предстоит выдержать возможный гнев Темного совета, теперь это будет хотя бы не на пустой желудок.
Помещение заполнилось густым серным дымом. Когда он растаял, Хастур уже исчез. В конторе остались лишь десять скелетов, начисто лишенных плоти, несколько лужиц растворившейся пластмассы здесь и там и блестящая металлическая деталька, вероятно недавно служившая частью телефона. Гораздо безопаснее было бы работать помощником зубного врача.
Но стоит взглянуть и на светлую сторону вещей — все происшедшее доказало лишь то, что зло содержит семена своего собственного разрушения. Ведь теперь множество людей по всей стране останутся в благодушном настроении и не будут раздражаться и сердиться из-за того, что их вытащили из уютных ванн или черт-те как исковеркали их фамилии. В результате акции Хастура легкая волна доброты начала, экспоненциально нарастая, распространяться в окружающей среде, и миллионы людей, которые могли бы получить душевные раны, в итоге их не получили. Так что в конечном счете все было чудесно.
Вряд ли вы смогли бы узнать уже знакомый вам «Бентли». На нем буквально не было живого места, сплошные выбоины и вмятины. Обе передние фары разбились. Колпаки давно отлетели. Он выглядел как ветеран, прошедший сотню разрушительных гонок.
Тротуары были плохими. Подземные переходы того хуже. Но самой ужасной оказалась переправа через Темзу. Хорошо еще, что Кроули предусмотрительно закрыл все окна.
И все же он выбрался из Лондона.
Через несколько сотен ярдов он будет на М40, довольно свободной дороге, ведущей в сторону Оксфордшира. Возникло, правда, еще одно препятствие: между Кроули и этой прямой дорогой вновь появился участок М25. Гудящая, пылающая лента боли и черного света.[159] Одегра. Никто еще не смог пересечь его живым.
Никто из смертных, во всяком случае. И Кроули сомневался, достанет ли для такой переправы его демонических способностей. Он не умрет, конечно, но приятного мало.
Перед эстакадой полиция выставила заставу. Сгоревшие остовы — некоторые из них еще догорали — свидетельствовали о судьбе предыдущих машин, которые пытались проехать по эстакаде над темным участком дороги.