Евгений Лукин - Портрет кудесника в юности

— А дел он там не натворит? — усомнился капитан.

— Пусть попробует… — усмехнулся старший по званию. — Падать там давно уже нечему. Да и теряться тоже. Зато будет теперь на кого списывать…

— Не знаю, не знаю… — позволил себе вмешаться в их беседу Портнягин. — Я бы таких близко к вооружённым силам не подпускал. Только сословие наше колдовское позорят!

Двое за барьером недоверчиво покосились на заговорившего — и нахмурились.

— Тоже, что ли, из этих? — подозрительно проворчал капитан, принимая повестку. Рука у него была под стать лицу — такая же бесформенная, изжелта-розовая и складчатая.

— Так точно, — с достоинством отрапортовал Глеб. — Только не из чёрных, а из белых. Хочу в горячую точку.

— Ишь ты! Где ж мы тебе в Суслове горячую точку найдём?

— Н-ну… Лыцк вот-вот горячей точкой станет. А я там большую пользу могу принести…

— Опять биополе? — иронически осведомился подполковник.

— Да! Но совсем другое. Позитивное.

— Это как?

— А вот представьте, — с жаром заговорил Портнягин. — Запускают ракету. А в ней контакт расконтачился. Так вот в моём присутствии никогда такого не случится. Тут же всё замкнётся, как надо, и полетит она, падла, куда следует…

— А ну как серьёзная поломка?

— Нет, если, конечно, гироскоп с неё слямзить или заряд террористам толкнуть, — с несколько виноватым видом признал Глеб, — тут уж никакое биополе не поможет… Тут дело ясное: не полетела — значит, кто-то её того… с корыстными целями… А уж виновника на воске вылить мне и вовсе — раз плюнуть!

— Та-ак… — снова утопив глазёнки в изжелта-розовых складках обширной физиономии, молвил помрачневший капитан. — И какой у этого твоего биополя радиус действия? Хотя бы примерно…

— В сытом состоянии — метров пятьдесят, — бессовестно загнул ученик чародея. — В голодном, конечно, побольше, — поспешил добавить он. И, видя сомнение на их лицах, кинулся грудью на барьер. — Это что! — продолжал он взахлёб. — Оно ж и на людей тоже действует! Гражданскую совесть пробуждает…

— Какая ж у военного гражданская совесть? — вскипел капитан. — Думай что говоришь! — Опасливо оглянулся на оцепеневшего военкома. — А?..

— Да избави Бог… — хрипло выдохнул тот. — Если не врёт, конечно…

— Ну, тогда… — нахмурясь, начал капитан и умолк. Побарабанил пальцами по столу, взял ручку. — О! — озадаченно сказал он, тронув ею бланк. — Опять писать начала…

И Портнягин возблагодарил судьбу за этот маленький, но такой милый подарок.

— Вот видите… — тихо заметил он.

— Так! — решительно крякнув, постановил капитан. — Время сейчас мирное, горячих точек не намечается…

— План по призыву выполнен, — торопливо подсказал из-за плеча подполковник.

— Да… И план выполнен. Короче, в этом году мы тебя призывать не будем…

— А когда-а? — огорчился Портнягин.

— Когда время придёт.

— А когда оно придёт?

— Пошёл вон! — сорвался на визг военком. Подскочил к капитану, выхватил у него повестку и, с наслаждением изодрав в мелкие клочья, метнул их через барьер в Глеба. — Биополе у него… Вот только появись здесь ещё, кудесник хренов! Разрешили вас в армию брать на нашу голову!

Дома Портнягина ожидал сюрприз в виде совершенно трезвого Ефрема.

— Ну? — лукаво покосившись на ученика, спросил колдун.

— Как это ты? — не понял Глеб.

— Да так, — загадочно молвил старый чародей. — Уметь надо…

— Погоди… Ты что, прикидывался, что ли?

Очень довольный собственной проделкой кудесник предвкушающе потёр сухие старческие ладошки.

— Сразу как только повестку в ящике почуял… — радостно подтвердил он. — Ты не тяни, не тяни, рассказывай давай! А потом я расскажу…

— Что расскажешь? — всё ещё недоумевал Портнягин.

— Ну, как я сам в своё время от армии косил. А там сравним…

— Чисто дитё малое! — бросил в сердцах Портнягин.

Урок прикладной морали

Где ночью ты была, душа моя?

Посетитель был настолько благообразен, что Глеб Портнягин с порога заподозрил в нём афериста и попросил представиться.

— С вашего позволения, — печально отозвался тот, — я пока не стану называть своего имени…

Скорбное пасторское лицо, пепельные виски, гладкая речь.

Подозрения усилились. Отбывая срок за взлом продовольственного склада, Портнягин не раз сталкивался с подобными типами. Он покосился на учителя, но морщинистая физиономия старого колдуна Ефрема Нехорошева оставалась бесстрастной.

— Да имя-то — что имя? — со вздохом молвил чародей. — Имя узнать недолго. Штука нехитрая. Любой журнал возьми — там на той странице, где гороскопы, ко всем именам словесные портреты даны… Садись, рассказывай…

Гость опасливо посмотрел на колдуна и опустился в кресло.

— Главный мой капитал — это честность… — неуверенно сообщил он.

— Хорошее дело, — одобрил колдун. — Ну-ну?

— Я преподаю прикладную мораль в высшем учебном заведении, — развил свою мысль пришедший. — То есть вы понимаете: малейший неблаговидный поступок — и…

— Чего-чего преподаёшь?

— Мораль, — повторил он. — Прикладную. Читаю лекции, веду практикумы. Стараюсь, естественно, чтобы тезисы мои не расходились с поступками — на службе ли, дома ли… Не пью, не курю, соблазнов избегаю… Словом, упрекнуть мне себя не в чем.

— Так, — сказал колдун, с любопытством глядя на живого праведника. — А пришёл чего?

Тот замялся, подозрительно оглянулся на Глеба. Ученик чародея, утратив интерес к посетителю, смотрел в окно, любуясь печатной порошей на плоской крыше гаража. Рассыпанные по припудренному снежком рубероиду кошачьи следы выглядели сверху неправдоподобно большими — словно собаки по крыше бегали.

— Могу я рассчитывать, что всё мною сказанное останется между нами? — прямо спросил клиент.

— Во сне, что ли, нашкодил? — усмехнулся кудесник.

Тот вздрогнул.

— Как вы узнали?

— А чего тут узнавать? Пить ты себе запретил, курить запретил, взятки брать запретил… Так?

— Так! — истово подтвердил гость, глядя во все глаза на престарелого ясновидца.

— От жены гулять… — с утомлённым видом продолжал чародей. — Сплетничать, морды бить, воровать, ясен месяц… Изверг ты, прости Господи! Разве ж можно так над собой издеваться? Ты б ещё дышать себе запретил!

— Да, но… работа…

— Вот на работе бы и выпендривался! А ты ж целый день так! Связал себя по рукам и ногам, да ещё удивляешься, что душа на волю просится… Что снится-то?

— Банк граблю, — сдавленно признался посетитель.

Стоящий у окна Глеб Портнягин обернулся и удивленно оглядел клиента, словно бы увидев его впервые.

— Круто, круто… — с уважением молвил кудесник. — А где грабишь? В Баклужино или ещё где?

— В Баклужино… Иногда в Суслове…

— И давно это у тебя?

— Скоро год…

— Денег много берёшь?

— Н-ну… сколько в кейс поместится… Смотря какими купюрами…

— Ясно… — подытожил колдун, поворачиваясь к ученику. — Полюбуйся на него, Глеб! Вот из-за кого у нас, оказывается, инфляция-то свирепствует! Не сны это, мил человек, — насупив косматые брови, вновь обратился он к испуганно отшатнувшемуся гостю, — а самая что ни на есть астральная проекция. Дрыхнешь себе, а тонкое тело твоё тем временем по сейфам шарит. Думаешь, ты воображаемые деньги берёшь? Ты астральную сущность из национальной валюты изымаешь! Приходят клерки утром в банк — вроде все купюры на месте, ни одной не пропало. А сотни две пачек (или сколько там у тебя в кейс влезает) по твоей милости обесценились… Девальвировались на хрен! И так каждую ночь! Лучше бы ты, ей-богу, наяву проказил…

Нотация осталась незавершённой, поскольку душа клиента сначала метнулась в пятки, а затем и вовсе прянула с перепугу из бренной оболочки. В бега ударилась.

— Глеб… — недовольно позвал Ефрем.

Ученик чародея подошёл к креслу и, нащупав тонкий энергетический «шнур», связывающий физическую и астральную сущности посетителя, легонько пощекотал эту невидимую простым глазом нить, отчего та судорожно сократилась, вернув душу в тело.

— Гос-споди… — еле слышно выдохнул преподаватель прикладной морали. — Как же теперь…

— Теперь-то? — Кудесник нахмурился. Не вставая, взял со стола чёрную книгу времён самиздата, раскрыл, листнул. — Вот… — проговорил он, найдя нужное место. — Сказано: «Следует вести себя удовлетворительно. Отлично себя вести — нехорошо и греховно». А ты что делаешь? О душе подумай, заморишь душу-то! Хлопни после работы стаканчик, покуролесь малость, в долг без отдачи возьми — душа и насытится, и не будешь ты больше по ночам банки грабить…