Татьяна Чернявская - Пешки
Всё произошло так быстро, что Валент не успела даже как следует испугаться за подругу (она вообще не часто становилась свидетельницей не результата, а процесса физического насилия и совершенно не знала, как действовать в такие моменты) и порадоваться за пациента (в конце концов, если двигается, значит, и с позвоночником проблем нет, и координация в пространстве не нарушена).
— Вы как там? — травница присела рядом на корточки и осторожно раскрыла чебурек с чародейской начинкой.
— Знаешь, Эл — шёпотом отозвалась Яританна, по одному отгибая со своей шеи занемевшие пальцы и предвкушая появление колье из кровоподтёков, — может, пусть лучше он парализованным до Жодишек прокатится? Как‑то спокойнее будет…
— Ну, Тан ты, конечно, и даёшь, — тяжело вздыхала девушка, ощупывая спину и голову вновь потерявшего сознание чародея, да и кто ни потерял, если бы через него полный резерв прогнали, да ещё и циклом замкнули без трат энергии. — Возьми чего‑нибудь от синяков. Удивляюсь, как только не задушил с его‑то силищей. Наверное, мышцы без движения затекли. Хотя с обездвиживанием идея изначально была неплохая, вон как спокойно лежал пока зашивали…
Духовник устало прислонилась к столбу и принялась растирать спиртовой настойкой занемевшую шею. Он пережитого страха руки нещадно тряслись, а сердце устроило в груди барабанный концерт. Во рту всё пересохло, в ушах шумело, перед глазами продолжали кружиться мелкие чёрные точки. У её смерти были удивительные золотые глаза с яркими зелёными искорками.
Яританна решительно стиснула зубы и глубоко вдохнула едкий запашок из флакона. Глаза снова заслезились, зато в голове прояснилось настолько, что, разобрав сквозь увещевания не менее ошарашенной травницы стук копыт, успела запахнуть края гамака и сесть на ноги своему несостоявшемуся убийце.
Пятёрка всадников пронеслась мимо вполне размеренной рысью, толи не спешили, толи не слишком хорошие деревенские вислобрюхие лошадки могли растрясти на больших скоростях. Странные, закутанные в такую жару в серые маскировочные плащи, люди не слишком походили на ратишей иль радников, путешествующих инкогнито. Такие теперь катаются в ступах или не интересуются простым народом вовсе, предоставляя подданным выживать своими силами и не мешать власть имущим наслаждаться положенными привилегиями. Девушка ещё успела заметить, что один из них очень странно держал поводья одной рукой, когда скачущий последним оглянулся. На миг молодой, но уже поседевший мужчина показался ей смутно знакомым. Возможно, чувство было взаимным, поскольку всадник нервно дёрнулся и пришпорил своего скакуна, нагоняя спутников.
— Идём к твоему Мастеру, — сухо бросила духовник, ощущая приближающуюся опасность.
— Здорово! — счастливо улыбнулась девушка, неторопливо устраивая на снова поднявшихся в воздух носилках начавшего медленно приходить в себя молодого человека. — Думаю, у неё и запас лекарств посущественнее, и опыт обширнее, чтобы быстро нашего агрессора подлатать. Если понравится, как я всё подправила, может, рекомендацию в клинику даст на работу. Я же могу к ней писать диплом напроситься! Уух, Юрия от зависти свой конспект по голосеменным съест, когда я…
— Быстрей! — нервно зашипела Яританна, хватаясь за свою рукоять метлы и практически бегом устремляясь по извилистой тропке к жилищу бесподобной отшельницы.
* * *Странная постройка не оправдала надежд ни одной из подмастерьев.
Обиталище Великой и Бесподобной Иринмы Шкудрук не напоминало жилища пресыщенных жизнью и собственным благосостоянием нуворишей, как предполагала Чаронит, не питающая особой любви и благоговения перед новым поколением княжеской элиты. Не было над высокими, покрытыми аэрографическими опусами дверями массивного крыльца разевающих пасти тупомордых горгулий с слегка подсвеченными хвостами. Не вели к покатым, искусственно состаренным ступеням змеистые, выложенные крашеной галькой дорожки, прячась в кустиках селекционных плетущихся роз и карликового винограда. Не смотрели на посетителей витражные окна в пол, отражая каменные скульптуры обнажённых срединноморских богов и их звероподобных детищ. Крылечко оказалось аккуратным, с небольшой площадкой для вечернего чаепития. Незатейливый деревянный навес увивал дикий хмель, частично закрывая створки простых стеклянных окон. Дорожка к дому лишь у самого порога была присыпана бледным речным песком, а из скульптур встретилась лишь какая‑то непередаваемая абстракция из камней и железин. Это даже как‑то огорчило Яританну невозможностью испытывать презрение к отсутствию здравого смысла у хозяйки.
Не был приют знаменитого Мастера — Травника и уединённой хижиной добровольного отшельника, пропитанной тайной и глубокими интеллектуальными изысканиями, как грезилось трепещущей в предвкушении встречи с кумиром Валент. Не таился под низкой крышей холодный каменный схрон с множеством вечно пышущих разноцветным дымом труб. Не покрывало участок густое разнотравье, колосящееся без какой‑либо системы под малейшим порывом ветра. Не валялись по округе ломаные чаши из‑под экспериментов, что в специальных ёмкостях да старых ванных охлаждались бы в тени пристройки. Напротив, компактный, но достаточно просторный деревянный домик совершенно не выглядел старым и запущенным. Занимая два этажа, он не блистал обилием труб, отводов и вентиляционных щелей настоящей лаборатории, что всегда полна лишним дымом. В небольшом аккуратном садике буйствовали заросли сирени да разлапистые кусты жасмина, не радуя алчную душонку травницы обилием редких лечебных трав и экзотических ингредиентов для зелий и мазей. Пристройка, правду, имелась, но занимал её не лабораторный арсенал и даже не сельхозинвентарь, а старая нерабочая ступа, несколько съёмных сидений и бочка с слегка зацвившей дождевой водой. Травница оказалась раздосадована увиденным гораздо сильнее подруги, но виду упорно не подавала.
Последние полчаса она вообще держалась исключительно на природном упрямстве и странной призрачной надежде на большое и светлое «жили долго и счастливо». Словно раскроются двери маленькой хижины, и снизойдёт благодатное сияние на их уставшие бренные оболочки, закончатся все неприятности и неудачи последних дней, излечатся раны, сведутся синяки, и отчёт Воронцову напишется сам собой….
Сладостно мечтать мешал на заднем плане монотонный бубнёж духовника, идущей рядом с носилками. Яританна спокойно размерено, как с малым ребёнком, объяснялась с незаслуженно зачарованным мужчиной. Её глубокий голос, почти не изменяя дружелюбно — снисходительной интонации, вещал, убеждал, извинялся, обижался, предъявлял ультиматумы, призывал к здравомыслию и обвинял в членовредительстве. Всё красноречие будущего укротителя призраков оказалось направлено на несчастного парализованного чародея. И, если судить по доносящимся до Алеандр репликам, мужчина умудрялся‑таки что‑то отвечать, означая свои реакции исключительно выражением глаз и частотой дыхания. Итогом жаркой дискуссии на тему различий этических установок во время военных действий и мирной обстановки стало снятие с младшего Важича чар и заверение в четвертовании при повторных попытках удушения. Мужчина невнятно поблагодарил оппонента беззвучным ворчанием и сам демонстративно умолк, сложив на груди руки и выражая глубокую уязвлённость. Судьбоносная беседа длилась практически весь путь от развилки до поляны, оказавшийся на удивление долгим и извилистым, так что Алеандр была готова собственноручно добить несчастного, если он не согласится срочно помириться с докучливой девицей. Важич даже не представлял, как близко был от мучительной смерти, когда милостиво принял аргументы Чаронит.
Теперь процессия двигалась вряд. Первой гордо шагала Алеандр, стараясь каждой клеточкой впитывать атмосферу обитания великих гениев любимого предмета. Сзади угрюмо, но не теряя чувства собственного достоинства, шла Яританна, порядком измотанная долгой дискуссией, забывшая свои подозрения и страхи по поводу седого всадника и лелеявшая одну единственную надежду на полноценный обед из трёх блюд. За собой, придерживая рукоять метлы кончиками пальцев, она волокла носилки с обиженным и оскорблённым, посчитав не самой ценной добычей.
— Ах, как я волнуюсь! — приговаривала травница, накручивая себя всё больше по мере приближения заветной двери. — В первый раз увидеть Иринму, и в таком виде. Ты бы хоть спряталась, что ли. Так, чтобы уж откровенно не мелькать. Ведь в купе с этим баулом и спугнуть Мастера можете…
— А Мастера у нас жуть, какие пугливые пошли, — проворчала раздосадованная Танка, успевшая слегка призабыть об особенности собственной окраски, и обернулась к лежащему мужчине, близкому к ней по цвету: — Пойдём, любезный, нам здесь не рады.
