Терри Пратчетт - Carpe Jugulum. Хватай за горло!
– Это же матушка Ветровоск, – сказал Шон Ягг.
– Но она – пожилая, слабая женщина! – настаивал Овес.
Толпа разом отступила на пару шагов. Сейчас находиться рядом с Овсом было очень опасно.
– Вот вы сами… вы вышли бы на улицу в такую ненастную ночь? Да еще совсем одни!
– Это зависит от того, знаю я или нет, где сейчас матушка Ветровоск, – раздался все тот же голос сзади.
– He думай, что я тебя не слышу, Скот Возчик! – гаркнула матушка, но в голосе ее промелькнула едва заметная нотка удовлетворения. – Ну что, господин Овес, ты ведешь своего мула или как?
– Ты уверена, что держишься на ногах?
– Xa! Конечно уверена!
Сдаваясь, Овес опустил голову. Матушка триумфально фыркнула и зашагала сквозь толпу к конюшне. За ней поплелся Овес.
Завернув за угол, он едва не налетел на словно бы окаменевшую матушку.
– Меня кто-нибудь видит? – спросила она.
– Что? Нет, кажется, нет. Не считая меня, конечно.
– Ты не в счет, – буркнула матушка.
Она разом обмякла и рухнула на землю. Он едва успел подхватить ее, но тут же получил по рукам. Ухтыястреб отчаянно забил крыльями.
– Отпусти немедленно! Я просто поскользнулась!
– Да, конечно. Просто поскользнулась, – попытался ее успокоить Овес.
– И не пытайся меня подкалывать!
– Хорошо, не буду.
– Просто… сейчас мы должны твердо стоять на ногах и…
– Абсолютно согласен. А то недолго и упасть, к примеру, как ты только что.
– Вот именно!
– Может, я возьму тебя под руку? Тут жуткая слякоть, твердо стоящие ноги так и разъезжаются…
Он видел ее лицо в темноте. Не лицо, а картина маслом – правда, не из тех, что вешают над камином. Судя по матушкиному лицу, внутри ее бушевал некий яростный спор.
– Ну, если ты так боишься поскользнуться и упасть… – сказала она.
– Конечно, конечно, – с благодарностью произнес Овес. – Я едва не подвернул ногу.
– Всегда говорила, современной молодежи не хватает жизненной энергии, – словно пробуя мысль на вкус, произнесла матушка.
– Абсолютно правильная мысль. С энергией у нас совсем плохо.
– И зрение у тебя, скорее всего, слабое, потому что ты слишком много читаешь, – продолжала матушка.
– Слеп, как летучая мышь.
– Отлично.
Таким образом, на взаимных противоречиях и шаткой походкой они добрались до конюшни.
Увидев матушку Ветровоск, стоящий в стойле мул затряс головой. Всякого рода неприятности он распознавал с первого взгляда.
– Он немного своенравен, – предупредил Овес.
– Правда? – спросила матушка. – Ну, это дело поправимое.
Она неверной походкой подошла к животному и притянула его голову к себе. Что-то прошептала ему на ушко. Мул часто заморгал.
– Вот и все, – сказала матушка. – Помоги-ка мне на него влезть.
– Но уздечка…
– Молодой человек, быть может, я временно пребываю не в лучшем состоянии, но если мне когда-нибудь понадобится уздечка, значит, пора рыть мне новую постель. Подсади-ка меня. И смотри в сторону, как и подобает воспитанному мужчине!
Овес покорно подставил руки, помогая матушке влезть на мула.
– Почему я не могу поехать с тобой?
– У нас только один мул. Кроме того, ты будешь только мешать. Мне придется постоянно волноваться, чтобы с тобой ничего не случилось.
Она медленно сползла с мула и упала на солому. Взмахнув крыльями, ухтыястреб взлетел на балку. Овес ничего не заметил, но, несмотря на закрытую колпачком голову, эта птица весьма уверенно держалась в воздухе.
– Проклятье!
– Мадам, я немного разбираюсь в медицине! В таком состоянии тебе нельзя никуда ехать!
– На сей раз вынуждена с тобой согласиться, – приглушенно откликнулась матушка. Она смахнула соломинки с лица и подняла руку, давая знак, чтобы он помог ей подняться. – Но дай мне только встать на ноги…
– Хорошо, хорошо! Предположим, я буду править мулом, а ты сядешь у меня за спиной. Вряд ли ты весишь больше фисгармонии, а я часто с ней путешествую.
Матушка, как сова, таращилась на него. Она казалась как будто пьяной, причем именно в таком состоянии человеку в голову приходит масса очень удачных мыслей: к примеру, а не выпить ли еще рюмочку? Но затем она, очевидно, приняла некое решение.
– Ну… если ты так настаиваешь…
Овес нашел кусок веревки и после некоторой возни (матушка всячески пыталась показать, что делает ему огромное одолжение) прикрутил старую ведьму к спине мула.
– Я хочу, чтобы ты понял раз и навсегда: я не топоросила тебя ехать со мной и нисколечко не нуждаюсь в твоей помощи.
– Не топоросила?
– Не просила, – поправилась матушка. – Уже заговариваться начинаю.
Некоторое время Овес смотрел вперед, потом слез с мула, спустил матушку, невзирая на протесты, прислонил ее к стенке, исчез в ночи и вскоре вернулся с топором в руке. Взяв еще один кусок веревки, он привязал топор к поясу и опять взгромоздился на мула.
– А ты быстро учишься, – сказала матушка.
Они тронулись с места, и матушка вскинула руку. Ухтыястреб взмахнул крыльями и послушно опустился ей на запястье.
Воздух в подпрыгивающей на ухабах карете приобретал определенную индивидуальность. Маграт принюхалась.
– Я же совсем недавно перепеленала Эсме…
После осмотра малышки, не принесшего никаких результатов, они заглянули под сиденье. Там, задрав лапы вверх, спал Грибо.
– Как это на него похоже, – покачала головой нянюшка. – Хлебом не корми, дай в открытую дверь проскочить. Милый котик, всегда хочет быть рядом с мамочкой.
– Может, приоткроем окно? – предложила Маграт.
– Дождь залетит.
– Зато запах вылетит. – Маграт вздохнула. – Знаешь, мы абсолютно определенно забыли один мешок с игрушками. Веренс настаивал, чтобы я постоянно показывала ей эти фигурки.
– А я по-прежнему считаю, рано еще заниматься образованием малютки, – возразила нянюшка, во-первых, чтобы отвлечь Маграт от грозивших опасностей, а во-вторых, из желания заступиться за всех неграмотных мира.
– Окружение для ребенка очень важно, – нравоучительно изрекла Маграт.
– Я слышала, пока ты носила Эсме, Веренс заставлял тебя читать умные книжки и слушать всякую вычурную музыку, – сказала нянюшка, когда карета с шумом въехала в очередную лужу.
– Ну, против книг я ничего не имела, а вот пианино было абсолютно расстроено. Приходилось слушать, как Шон терзает свою трубу, – ответила Маграт.
– Бедный мальчик, когда ж он женится… – вздохнула нянюшка. Карета качнулась, и она судорожно вцепилась в сиденье. – А эта колымага довольно-таки резвая.
– Жаль, ванночку не захватили, – продолжала сокрушаться Маграт. – А еще мы забыли игрушечную ферму, и у нас заканчиваются пеленки…
– Дай я гляну на нее, – попросила нянюшка.
Маграт передала ей малютку Эсме.
– Ну-ка, давай на тебя посмотрим… – защебетала нянюшка.
Голубые глаза девочки уставились на нянюшку Ягг. Крохотная головка покачивалась в такт движению кареты, на розовом личике застыло задумчивое выражение, словно малышка раздумывала, что ей сейчас больше хочется: пить или наоборот.
– Как внимательно она смотрит, – заметила нянюшка. – Весьма необычно для ребенка такого возраста.
– Если, конечно, она сейчас ребенок, – мрачно заметила Маграт.
– Тс-с. Если матушка и с нами, она не вмешивается. Она никогда не вмешивается. Кроме того, мы говорим не о ее разуме, о нет, она действует совсем иначе.
– И как же?
– Ну, ты ж видела, как она Заимствует. Это не разум, а нечто иное.
– Наверное… все то, что делает ее матушкой, – предположила Маграт.
– Примерно. Собирает все в кучку и прячет в безопасном месте.
– Она даже молчит не так, как другие люди.
– Знаю. Никто не умеет молчать так, как Эсме. Ты даже собственных мыслей почти не слышишь.
Колесо кареты угодило в очередную яму, и они разом подпрыгнули на сиденьях.
– Нянюшка?
– Да, милая?
– А с Веренсом все будет в порядке?
– О да. Этим мелким дьяволятам можно доверить что угодно. За исключением разве что бочки крепкого пива и коровы. Даже матушка говорит, что келда весьма и весьма неплоха…
– Келда?
– Это их знахарка… ну, или старейшая, мудрейшая, как хочешь называй. Кстати, кажется, нынешнюю зовут Большая Агги. Мне редко доводилось встречать женщин из их племени. Я вообще слышала, что у пикси может быть только одна женщина, она-то и становится келдой. И за раз вынашивает по сто детишек.
– Как-то это… – неуверенно произнесла Маграт.
– А может, они как гномы, и различить их можно, только заглянув под набедренные повязки, – сказала нянюшка.
– Но матушке наверняка все о них известно, – произнесла Маграт.
– Только она ничего не говорит, – откликнулась нянюшка. – Считает, что это их личное дело.
