Алексей Зубко - Сокрушительное бегство
— Ваур! — Расправив крылья, Тихон лихо спланировал над моей головой.
Чтобы удержаться от падения, мне пришлось распластаться на камнях подобно выброшенной штормом медузе на песке. Какой удар по репутации…
Переведя дыхание, я осторожно вытащил из кольца меч и с его помощью пополз дальше наверх.
— Вауррр… — торжествующе взревел рыжий демон, громко плещась в ручье. Его рык плавно перетек в довольное урчание и хруст перемалываемых крепкими зубами костей.
Продвинувшись почти на два метра вперед, я с гордостью отметил, что большая часть пути позади.
На какое-то мгновение сквозь треск в динамике прорвался четко различимый голос, оповестивший всех желающих и нежелающих, но не имеющих возможности огородить себя от подобной информации, о том, что носки из шерсти мамонта превосходно помогают от облысения. Повеяло чем-то до боли родным, ностальгически трепетным… И вновь невнятное бормотание, из которого не вычленишь ни слова. Но уверенность в том, что мы с местными древними не такие уж и разные, осталась.
Вауркнув, мимо промчался Тихон, накрыв меня волной вылетающего из-под лап щебня.
Выбравшись наконец на вершину, я отполз от края и обессилено растянулся на жестких камнях и ненамного более мягких сорняках, сумевших протиснуть между первыми свои колючие стебли. Все мое существо наполнилось торжеством.
— Тебе плохо? — опустившись передо мной на колени, заглянула в лицо Ольга.
Ее зеленые глаза влажно блестят. Такие близкие, такие желанные…
— Оленька, — неожиданно охрипшим голосом проговорил я, накрыв ее руку ладонью.
— Да?
— В дороге поговорите, — заявила Агата, закинув за спину торбу с припасами.
Вот так всегда…
Поднявшись на ноги, я приблизился к краю обрыва и бросил прощальный взгляд на покоренный склон и извивающийся в низине ручей. Сверху он кажется таким близким! Каких-то семь-восемь метров. Да уж, альпинист с меня…
Спустя час выяснилось, что и пешеход с меня тоже, мягко говоря, не очень.
Хорошо джинну, сидит себе в кувшине, прохлаждается. Небось у него там и своя климатическая установка, пиво прохладное, радио на местной рок-волне и кресло-качалка, а здесь плетешься вверх-вниз с холма на холм, глотаешь пыль и жаришься на солнце.
В очередной низине, поросшей низкорослым терном, который после буйства джунглей выглядит уж очень убого, Дед Маздай остановился и заявил, что тут наши пути расходятся.
— Мне туда, — махнув в сторону, перпендикулярную нашему маршруту, заявил он. — Там дружок живет.
— Что он там увидел? — поинтересовалась Агата, не понявшая ни слова из речи Маздая.
— Он говорит, что ему нужно туда, — пояснил я.
На что переселенец по моей с джинном совместной вине согласно закивал головой.
— Расставаться будем? — уточнила рыжеволосая охранница.
— Будем, —подтвердил я. — Ну что, Маздай, спасибо тебе за все и удачи на новом месте.
— Вам тоже. Тебе, дракон, ясного неба и попутного ветра. Синеглазой тигрице, — он слегка склонил голову перед Агатой и улыбнулся, —удачной охоты… Зеленоглазой пантере — здорового выводка… А прелестной юной деве пусть достанется все, чего сама пожелает. Прощайте.
— Прощай, — ответил я его спине, стремительно удаляющейся прочь.
— Что он тебе сказал? — тотчас поинтересовалась Оля.
— Когда?
— Только что.
— Ну…
— Какая разница? — пожала плечами Агата. — Нам пора идти.
— Он в основном об Агате говорил, — заявил я, погладив прижавшегося к ноге Тихона.
Голубоглазая валькирия недоверчиво переспросила:
— Про меня?
— Да.
— И что конкретно?
— А какая разница?
— Никакой. — Она пожала плечами и отвернулась.
— Ладно-ладно… — лихорадочно соображая, я поспешил остановить ее. — Он сказал, что видит в твоих глазах страсть, которой ты не сможешь противостоять и прибежишь к нему, словно кошка на запах молока.
— Я?!
— Ну не я же?! А еще он сказал, что… Ты куда? Стой! Я пошутил.
Обернувшись, Агата вперила в меня тяжелый взгляд мерцающих, словно осколки айсберга после встречи с «Титаником», глаз.
— Пошутил?
— Пошутил.
Она медленно убрала меч в ножны:
— Что он сказал?
— Пожелал удачи всем и каждому в отдельности.
— Ага.
— А ты зачем за ним погналась?
— Наказать.
— Ах вот зачем! — всплеснув руками, улыбнулся я. — А я-то подумал…
— Что ты подумал?
— Агата, девочка, — решил на всякий случай напомнить я, — ты помнишь, что я Сокрушитель, будущий повелитель летающих рептилий и все такое?
— Конечно, помню.
— Пообещай не размахивать мечом.
— Зачем? — удивилась она. — Меч не веер — им рубят и колют, а не машут. Ну хорошо. Обещаю.
— Я подумал — ты за ним побежала потому, что не выдержала.
— Чего?
— Вспыхнувшей страсти.
— А… — Непонимание на ее лице сменилось недоумением. — Страсти?!
Признаюсь, первым, не выдержав, рассмеялся я.
— Хм, страсти…
Тут уж не удержалась Ольга, укоризненно ткнув меня локтем в бок и зажурчав, словно весенний ручеек. Весело и звонко.
Переведя взгляд с меня на Ольгу, Агата, хотя у самой уголки губ уже поползли вверх, буркнула обиженно:
— И совсем не смешно…
Фыркнула Викториния, потешно шлепая губами и выписывая рогом восьмерки.
Агата, пожав плечами, рассмеялась в полный голос.
Тихон, не понимая причины радости (вроде бы ничем вкусненьким не пахнет?), тем не менее присоединился к всеобщему веселью. Басовито вауркая, он бросился делиться хорошим настроением. Излишне усердно потершись о мое бедро, демон сбил меня с ног. Взмахнув руками, я начал заваливаться на спину, увлекаемый довольно вместительным мешком, который из мужской гордости отобрал у валькирий и закинул на спину. На второй ее, в смысле гордости, не хватило, и его девушки несли поочередно, решив не превращать единорога императорских кровей во вьючную кобылу.
— Держись! — вскрикнула Ольга, ухватив меня за ворот и пытаясь удержать, но вместо этого повалилась сверху, распластавшись на мне, словно курортница на надувном матраце. Вот когда я пожалел, что на мне бронированный костюм.
Приняв мой разочарованный вздох за болезненный стон, на помощь бросились одновременно Агата и принцесса. Викториния, находясь ближе и в более выгодном для скачек состоянии, поспела бы первой, но споткнулась о ваурийского демона и завалилась на бок. Агата успела перепрыгнуть неожиданно возникшую преграду, но, запнувшись о колючий кустарник, на ногах не устояла и добавила к нагрузке на мои кости вес своего тела, легких доспехов и заплечного мешка, полного всякой всячины.
— Вот что неудовлетворенная страсть с людьми делает, — пошутил я, с трудом выталкивая из легких воздух, который, проходя сквозь трепещущие связки, выносит слова на волю.
Агата открыла было рот, чтобы ответить, но, подброшенная Ольгой, отлетела в сторону, чудом приземлившись на ноги и успев поймав за локоть подругу, которую подбросил я. Подлетев на полметра в воздух, я свалился обратно на слетевший вещевой мешок. И, не дожидаясь повторного толчка, вскочил на ноги.
— Чего это ты? — спросила у Ольги Агата.
— Это не я, меня саму подбросило.
— И не смотрите на меня так… ну так. Я тут ни при чем, — заявил я.
— Что это было?! — Мы переглянулись и укоризненно уставились на неподвижно лежащий на земле мешок, чьи бока несколько примялись под нашим совместным весом. — На землетрясение не похоже…
Донесшиеся из мешка возгласы подтвердили, что толчок не был проявлением сейсмической нестабильности.
— Вай! Что на белом свете творится? Замуровали шайтаны… Как есть замуровали.
Выглядывающий из неплотно затянутой горловины мешка помятый рукав моего пиджака, самолично засунутого туда еще до спуска в ущелье, качнулся и задымился.
— У-у-у… шайтан! Врешь, философа молчать не заставишь.
Бледный, едва различимый дымок начал сбиваться в плотный комок голубого дыма, в котором постепенно начали проступать знакомые черты: массивный крючковатый нос, бегающие по сторонам глазки и сверкающая лысина, частично прикрытая тюбетейкой.
— Ух… — выдохнул джинн, вытирая вспотевший лоб. — Еле выбрался.
Увеличившись до средних человеческих размеров, он рывком поставил мешок горловиной кверху, качнувшись вместе с ним, быстро распустил шнуровку и, ухватившись за рукав моего пиджака, закричал:
— Чего стоите? Помогайте!
— Ага. Сейчас репку в максимально приближенных к подлиннику условиях будем тащить.
Вытащив пиджак, я встряхнул его, надеясь немного расправить и не приняв во внимание торчащего из рукава джинна.
— Прекрати!!!
— Извини, — чистосердечно раскаялся я.
Подобрав с земли тюбетейку, джинн натянул ее на голову по самые уши и, включив глаза на манер фар, нырнул в чернеющий лабиринт рукава.