Антон Мякшин - Бес шума и пыли
— Гроза окру-уги!!
— Как прикажет бледнолицый, так и поступать будем. Хау! — донесся откуда-то голос Разящего Клыка. — Проклятый Рогатый Дух обманул наше племя! Коварно овладев доверием воинов, выкрал пленника и переметнулся на сторону пиу-пиу! Смерть ему!
— Ты же мне, душегуб, задание дал — освободить из застенков Ахмета Медного Лба! — напомнил я Пахому. — Если убьешь, как я его освобожу?
— И правда… — задумался на мгновение Пахом-Чик. — Было такое… Только — эх! — душенька моя теперь вовсе другого требует! Я тебя тогда пощадил, а ты мне что устроил?
— Я?!! Я и ногой шевельнуть не мог!
— Ну не ты, так твой дружок! Вот его-то мы и убьем! А тебя измордуем до полусмерти и Ахмета вызволять заставим! Да, этот хитрый план достоин самого великого разбойника Медного Лба, который мне во всем пример!
— Гаврила!.. — зашипел я. — Давай скорее проклинай, а то сейчас нас порубят, раскромсают и нашинкуют!
— Я вот что подумал, — шепотом ответил мне воеводин сын, — ежели таким образом путешествовать можно на дальние расстояния, почему бы нам не переместиться, а их тут не оставить? Пускай душегубничают подальше от честных православных людей.
— А что? Это идея… Можно попробовать.
— Уже пробовал. Изо всех сил нас с тобой проклинал. Но ничего не получается.
— Не получается?
— Нет…
— Попробуй вслух! Громко! Торжественно!
— Проклинаю! — театрально завопил Гаврила, воздев руки к небу. — Чтоб нам провалиться!
Земля под моими ногами ощутимо задрожала. Запахло дымом. Прибрежная Галька ойкнула. Разбойники забеспокоились и стали стягивать кольцо.
— Не действует! — с отчаянием выкрикнул Гаврила. — Придется отбиваться подручными средствами! Эй, бабка, а ну назад, а то как харкну…
Заманиха спряталась за спину внука. А Пахом, замахиваясь обоими топорами сразу, страшно засопел.
«Ничего себе перепадики, — лихорадочно соображал я. — Только-только от гибели отвертелся, как снова всё началось… Разбойничкам стоит лишь начать, а там и койоты подтянутся… Общая свалка начнется, в которой мы свой безвременный конец и найдем… А Гаврила хорош — даже нормально проклясть не может! И мне времени не хватит на какое-нибудь простенькое заклятие, к тому же не факт, что оно осуществится… Нет, Гаврила не так уж виноват: для грамотного проклятия нужно напряжение всех духовных сил, а он устал, измотан и ошеломлен. В прошлый раз ему удалось всю банду под землю упечь только потому, что он разозлился очень… Идея! А не попробовать ли мне его разозлить?»
— Ты дурак! — крикнул я.
— Вот сейчас и увидим, кто из нас дурак… — просипел Пахом, подступая ко мне со своими топорами.
— Да не ты, душегуб, а Гаврила — дурак!
— Я? — удивился детина.
— Ты, ты! — развернувшись, я отвесил своему клиенту оплеуху.
Гаврила схватился за щеку, захлопал недоумевающе глазами. Прибрежная Галька зашипела, словно рассерженная кошка, но вступиться за возлюбленного не решилась.
— Адик, ты чего? — плаксиво осведомился детина.
— Дурак ты и кретин! — повторил я. — Обжора, скоморох несчастный, мешок мяса и требухи! Коровья лепешка!.. Чего зенками лупаешь? На вот тебе еще по лбу!
Индейцы и разбойники забыли о сражении. Все уставились на меня, как на чудо невиданное. Быстроногий Олень, подобравшись поближе, громко проговорил:
— А Рогатый Дух вообще маленько не в себе! То ржет как мустанг, когда его казнить собираются, а теперь вот своих бить начал.
— Начал и буду! — объявил я, давая Гавриле подзатыльник. — Вот тебе, орясина, вот тебе, проглот! Дубина!
— Ну чего ты? Адик!
— Чего «Адик»? Да, я — Адик! Я уже три тысячи лет Адик! А ты — навозная куча! Получай пинок! Нравится?! Идиотина!!
— Не трогай Большого Духа! — вякнула Прибрежная Галька. — А то он сейчас тебе как даст!
— Ха-ха! — сказал я, усиленно подмигивая Гавриле. — Это Большой Дух — мне?! Да у него пороху не хватит и на то, чтобы букашку раздавить! Да он даже проклясть меня не может как следует! Не можешь ведь, бегемот перекормленный, а?!
Гаврила налился багровой кровью. Задышал тяжело, сжимая кулаки. Прибрежная Галька — молодец! — работала на мой план, правда, не осознавая этого.
— Врежь ему, врежь! — умоляла она.
Но Гаврила пока не набрался решимости.
Я перевел дыхание. Бабка Заманиха, обеспокоенно изучавшая мою физиономию, сказала что-то внуку. Тот крикнул:
— Вперед, ребята! Хватит медлить! — и бросился на меня первым.
Ах паскудная старуха! Разгадала! Или просто учуяла недоброе для себя и своего выродка!.. Так или иначе, Гаврилу до нужной кондиции довести не удалось. Хоть я и очень старался. Чуток бы времени еще — на пару оскорблений и один тумачок — и он бы точно вышел из себя… Вон стоит — весь красный, пыхтит, как еж-переросток, только пар из ноздрей не хлещет… Так и не допер, чего я хотел. Зато Заманиха доперла, потому и скомандовала внучку начать наступление немедленно…
Бах!
Один из разбойников, прицелившись, шарахнул в меня из пищали, но промахнулся. Койоты завопили, заулюлюкали, подбадривая душегубов. А те, будто больше всего на свете нуждались в поддержке зала, дружно кинулись вперед — добивать несчастных пиу-пиу и нас заодно.
Кольцо сомкнулось. Глупый Гаврила успел плюнуть всего лишь два раза — два разбойника как подкошенные свалились под ноги своим товарищам. Воспользовавшись секундным замешательством, детина подхватил с земли оброненный кем-то обломок копья без наконечника и занял оборонительную позицию. Прибрежная Галька, надежно укрытая спиной возлюбленного, аплодировала и посылала детине воздушные поцелуи при каждом его удачном ударе.
Мне повезло меньше. Никто меня морально не поддерживал, мастерством убойной плевбы я не овладел, а на развернувшемся против меня фронте помимо рядовых бойцов сражались Заманиха с Пахом-Чиком. В первые секунды боя я подумал, что не продержусь и минуты. Ну свалил одного из нападавших мощным ударом в челюсть. Второго перебросил через себя с такой, между прочим, силой, что он, наверное, долетел до поселка пиу-пиу. У третьего отнял саблю, а самого хитроумным приемом, позаимствованным у балтийских морячков-глубоководников, в мгновение ока грамотно скрутил в морской узел. Вот тут-то до меня добрался Пахом-Чик, и пришлось мне совсем плохо. С одной хлипенькой сабелькой против двух увесистых топоров особо не посражаешься…
Перехватив саблю обеими руками, кое-как парировал выпады одноглазого атамана. При этом левым копытом отбрыкивался от Заманихи, которая, став на четвереньки, ужом проскользнула ко мне между ног душегубов и попыталась клыкастым ртом цапнуть меня за икру. Время от времени приходилось еще скалиться, рычать и угрожающе тыкать рожками в направлении одного из разбойников — верткого Стеньки Лютого, норовившего прошмыгнуть мимо Пахома и его противной бабки и ткнуть меня пикой в ребро… Просто не хватало конечностей, чтобы отбиваться, — вот и приходилось использовать, так сказать, психологическое оружие!
Спиной к спине мы с детиной сражались против превосходящих сил противника. Прибрежная Галька, используя наши тела как щиты, ловко уворачивалась от случайных ударов и призывала на головы противника всевозможные проклятия. Эх, если бы не она, а Гаврила занялся этим делом — я имею в виду проклятия… Но нет, когда возможность была, он ничего не смог, а теперь… Я понимал, конечно, что долго нам не выстоять. Время работало явно против нас.
Койоты, воодушевленные примером бледнолицых братьев, продолжили избиение пиу-пиу. Кое-кто из бывших подопечных Тависка переметнулся к разбойникам и активно включился в неправое дело по истреблению Рогатого и Большого Духов — пятеро или шестеро индейцев во главе со старейшиной Лу-Ву Разбитая Раковина. Чуть позже к соплеменникам присоединился и вождь Разящий Клык, успевший удачно нокаутировать Быстроногого Оленя.
Впрочем, вождь рода койота много не навоевал: Гаврила, разглядев его среди недругов, воскликнул:
— Вот тебе, мерзкий людоед! — и сокрушительным плевком поверг индейца на землю.
Разящий Клык рухнул ничком и больше не двигался… Хорошо, конечно, да радоваться удачному Гаврилиному плевку было некогда. Разящий Клык пал, но остальные койоты в горячке боя этого, кажется, и не заметили — вот что такое боевой дух!.. А пиу-пиу после поражения их предводителя расклеились совсем: половина воинов рода антилопы попыталась было сдаться в плен, но койоты не на словах, а на деле быстро объяснили им, что пленных брать не намерены. Пришлось пиу-пиу — хоть и нехотя, со стонами, плачем и мольбами о пощаде — продолжать сражение…
Скоро воины рода койота разгонят по прерии старинных своих недругов, в одночасье потерявших неуязвимость и боевой дух, и в горячке победы примкнут к группе Пахом-Чика. Тогда нам конец.
Если, конечно, не случится чудо. То есть если Гаврила не вылепит хорошенькое такое убийственное массовое проклятие… Правда, одно дело — заставить исчезнуть фонарик из моей руки и совсем другое — воздействовать сразу на несколько человек.
