Наталья Резанова - У принцессы век недолог
– А вот скажи мне, добрый человек, – прервала я это оптимистичное утверждение. – Те уроды, которых я порешила, – они ведь разные. Но вы называете их одним словом. Что значит «йелес»?
– Да как сказать, – он понизил голос. – Йелес... это данзель. Те, кого не называют. Лучше о них не говорить, еще лучше о них не знать.
Мы поднялись по каменной винтовой лестнице с высокими ступенями. Дверь была не заперта. Или покойный Быкалавр был человеком аскетических привычек, или отсюда уже все утащили. Замок все же на двери имелся, и я затребовала у Будая ключ. Ключ он отдал, но никуда от двери не ушел, напомнив, что ему велено проводить меня в трапезную. Да я и не собиралась его задерживать. Нарядов у меня при себе не было. Все переодевание состояло в том, что я сбросила на скамью, заодно служившую постелью, пресловутую безрукавку. Сидеть за обеденным столом с арбалетом было бы неудобно, и таскать эту овчину в качестве маскировочной одежды необязательно.
Трапезная чем-то напоминала обеденный зал орденского замка Динас-Атас, разве что здесь посветлее и на стол подавали служанки – в замке Атасном, приравненном к мужскому монастырю, женской прислуги не было. Сквозняки шевелили на стенах всякие стяги-флаги, бойцы поднимали заздравные чаши – как раз, когда я вошла, пили за процветание Сильватрансы. Престарелый певец, играя на каком-то жутком инструменте, именуемом здесь, как и в Великом Суржике, лирой (понятия не имею, что у него общего с лирой, известной в Перворимской империи), прежалостно выводил:
Ах, лучше гор есть только горы,И реки, полные вина.Все отдаю за ласки-взоры,Не верь разлукам, старина!
Меня, супротив ожидания, усадили не в конец стола, а рядом с боярином. Удивительно, но ржать и издеваться никто не стал. Вряд ли нравы здесь были мягче, чем в орденском замке. Вероятно, кто-то уже успел сгонять в город, проверить показания и сообщил, что нервировать меня не стоит.
Кормили здесь тоже получше, чем в Динас-Атасе, и уж безусловно лучше, чем во вчерашней городской корчме.
Кому-то могло показаться, что в еду кладут слишком много перца и в особенности чеснока, но я это люблю.
Боярин Бобоану ел-пил из серебряной посуды, у меня и, насколько я могла разглядеть, у всех прочих, посуда была оловянная. Золотая чаша, принесенная из Торговища, стояла на столе, но к ней никто не притрагивался. Впрочем, всяк и каждый прикладывался к другим посудинам.
Служанка с кувшином подошла к боярину и наполнила его кубок густым красным вином. Следующей на очереди была я. И тут меня торкнуло. Баба-Яга крикнула мне на прощание: «Кровь людская не водица!» Я, признаться, приняла это за пьяный бред, но, выходит, воздухолетчица была достаточно трезва. Я перед этим просила ее о каком-нибудь талисмане, позволяющем определить, не подмешали ли кровь в питье. Она в просьбе отказала, но дала полезный совет. Кровь красна, и многие вина – тоже, поэтому в них кровь можно добавить незаметно.
Я отодвинула кубок и прикрыла его ладонью. Это не ускользнуло от внимания Бобоану.
– Ты пренебрегаешь нашим гостеприимством, домна Райна? – сурово вопросил он. – Или тебе не нравятся наши вина?
– Отчего же, воевода? Я верю, что вина, изготовляемые в Сильватрансе, ничем не уступят тем, коими славятся виноградники вдоль реки Сноу, и даже превосходней их. – Тут я ничуть не кривила душой. В империи производят приторно-сладкие вина, достаточно популярные, но я люблю их не больше, чем бухано-трескавскую кислятину. – Но, отправляясь в странствия, я дала обет святому Екселю, что не буду пить ничего крепче воды, пока не достигну своей цели.
– Странный обет... Эй, принеси воды! – приказал Бобоану служанке. – Да не для умывания, дура, а для питья!.. Да, весьма странный. Какова же твоя цель, домна?
– Возможно, ты, милостивый воевода, мне это прояснишь, – я приняла из рук служанки кружку с водой и с удовольствием запила перченое мясо. – Как я понимаю, ты не слишком благоволишь чужестранцам?
– Верно. И никто не осудит меня за это. Слишком долго страдала Сильватранса под чужеземным игом. Теперь мы возрождаемся под знаменем нашего великого воеводы Дрэкулы. Увы, находятся и такие, что готовы использовать в своих целях и нашу борьбу, и это святое для каждого жителя Сильватрансы имя.
– К этому я и веду. Не было ли среди злокозненных чужестранцев некоего монаха – в империи его называли брать Удо, и он... прости, я плохо знаю ваш язык, но он – то, что здесь именуется «стригой». – Поскольку Бобоану угрюмо молчал, я продолжала. – И не являлся ли в Сильватрансу рыцарь по имени Гверн? Он – враг того монаха, и потому мог стать твоим союзником.
Бобоану усмехнулся.
– Много чужеземных рыцарей и простых воинов – имен и не упомнишь – посещали Торговище, но никто из них не прошел испытания чашей. Одних мы казнили, другие попали в лапы йелес и их хозяев. И уже месяца два в Торговище никто не приходил. – Он словно бы очнулся. – А почему ты об этом спрашиваешь? Здесь я хозяин, и я задаю вопросы! А если кто-то не согласен, значит, это шпион. Может быть, ты, женщина, подослана нашими врагами?
Ага, вот я уже «женщина», а не «домна». Но меня такое обращение, равно как обвинение в шпионаже, нисколько не обидело. Никогда я не выдавала себя за мужчину, да и шпионить мне тоже приходилось, причем совсем недавно.
– Если б я была подослана, боярин, зачем бы мне понадобилось убивать тех уродов, что наводили страх на твой город?
– Может, каши враги решили пожертвовать кем-то из своих слуг, чтоб шпионка могла проникнуть в крепость. Мы ведь даже не знаем, ты ли убила йелес или это сделал кто-то другой.
А вот это было уже обидно.
– Если бы ты, милостивый боярин, и твои доблестные воины не сидели запершись в крепости, а добрые обыватели – в своих домах, вы бы это увидели собственными глазами. Кроме того, ты постоянно говоришь о «наших врагах». Кто они, эти враги, если они в состоянии наслать на столицу подобных монстров?
Бобоану заскрипел зубами, но прежде чем он успел что-либо сказать, в зал вбежал один их стражников и сообщил.
– Милостивый боярин! У ворот крепости – господин фон Ужоснах!
– Я этого ждал, – пробормотал Бобоану, – но чтоб так скоро... Проси! – Нехорошо осклабившись, он обернулся ко мне. – А это своими глазами увидишь ты. Я же устрою вам очную ставку. И не думай, что тебе удастся меня обмануть!
Я пожала плечами. Увидеть предполагаемого противника – всегда полезно. Хотя я еще не разобралась, кто здесь противник, а кто союзник. Кроме того, оставался еще один вопрос, который я не успела задать Бобоану. Но это подождет...
Здоровенный детинушка, очевидно, исполнявший обязанности герольда – не знаю, как эта должность по-здешнему называлась, – выкрикнул:
– Благородный ландграф Вульф-Фрик фон Ужоснах со свитою!
Вошедший не был братом Удо, и даже не похож. Не было монаха и среди его свиты – ее составляли три мордоворота, похоже, из местных, только получше одетых. Сам ландграф оказался человеком средних лет, со склонностью к полноте, исключительно румяный, в отделанном соболями кафтане имперского стиля и берете со страусиным пером. Берет он не снял, вряд ли из одной лишь гордости – подобные люди обычно рано лысеют.
Слуг направили к нижнему концу стола, ландграфа же усадили по правую руку от боярина, аккурат напротив меня. Взгляд его голубых глаз безразлично скользнул по мне, потом обратился в сторону Бобоану.
– Приветствую тебя, домнуле Ужоснах, – заговорил боярин. – Что привело тебя к нам в столь ранний час?
– На самом деле час не такой уж ранний, – голос у Вульфа-Фрика был хрипловатый. – Хотя в иных замках завтрак незаметно переходит в ужин... – Он добродушно хохотнул. – Однако события нынешней ночи вынудили меня прибыть незамедлительно.
– Ты уже знаешь?
– Тебе ведь известно, сиятельный Нераду, что мы не испытываем сложностей ни с оповещением, ни с перемещением.
Значит, все-таки колдун? Судя по брату Удо, они должны быть бледны из-за постоянной кровопотери. Этот же был как-то слишком полнокровен. Может, я сделала неправильные выводы?
– И я прибыл спросить, – продолжал Вульф-Фрик, причем добродушие из его голоса незаметно исчезло, – по какому праву ты нарушил наш договор?
Договор? Очень интересно.
– Договор не был нарушен, – процедил Нераду Бобоану.
– Вот как? – фон Ужоснах почесал затылок, потом щеку. – А что же тогда случилось с бедными созданиями доктора Бланко? Наш добрый доктор был чрезвычайно огорчен.
– Позволю себе напомнить наше соглашение, друг мой. Мы договорились, что эти существа не будут нападать на моих людей. Горожан я предупредил, чтоб с наступлением ночи они сидели по домам. До тех, кто смел ослушаться моего приказа, а также до приблудных чужестранцев мне не было дела. Так?
– Так. Я, разумеется, знал, что ты, боярин, ищешь случая обойти договор, отправляя навстречу нашим посланцам пришлых рыцарей и ландскнехтов. Однако, поскольку доктору Бланко все время нужен материал для опытов, я не возражал. Но...
