Александр Житинский - Дитя эпохи
– Кобыла или жеребец?
– Скорее, жеребец.
– Жалко животное, – сказал слесарь.
Я принес подкову на кафедру и принялся готовить опыт. Народу набежало очень много. Шеф, чтобы не волноваться, ушел в библиотеку. Я чувствовал, что он не совсем уверен в результате. Лисоцкий ходил и иронизировал насчет подковки. Однако к схеме приглядывался очень внимательно. Это я отнес на счет его природной любознательности.
Я укрепил подкову на штативе, припаял к ней провода, присоединил амперметр и зажег свечу. Все это напоминало венчание. Со свечой в руке я походил на жениха. На месте невесты стоял Лисоцкий.
– Надо спеть аллилуйю, – предложил Рыбаков.
Я поднес свечку к подкове и начал нагревать. Стрелка прибора дрогнула и подвинулась на одно деление.
– Термоэлектрический ток, – констатировал Лисоцкий.
Ну это я и сам знаю. Никаким Бруммом и не пахло. Я извел три свечки, нагревая подкову в разных местах. Она потеряла прежний блеск, закоптилась и выглядела жалко. Получилась какая-то бывшая в употреблении подкова.
– Ни хрена, – сказал Саша Рыбаков и вернулся к своим приборам.
– И должно быть ни хрена, – раздался сзади голос шефа. Он незаметно подошел и наблюдал за опытом.
– Дайте паяльную лампу, – сказал Лисоцкий.
– Не мешай эксперименту! – сказал шеф.
– Дайте лампу! – закричал Лисоцкий.
Ему дали лампу, и он в течение десяти секунд нагрел подкову добела. Провода от нее отпаялись, а результат был тот же.
– Не та подкова, – заявил Лисоцкий. – Суррогат, а не подкова. Нужно настоящую, с коня. С копыта, так сказать!
– Хватит! – сказал шеф. – Петя, пишите вежливое письмо. Приложите схему опыта. Пообещайте амперметр. Не забудьте написать «с уважением». Это преступление!… Убить неделю на какого-то Брумма! А если этот Фомич заявит завтра, что Земля имеет форму бублика? Мы это тоже будем проверять? Да?!
– Подождите, – загадочно сказал Рыбаков, – это еще семечки.
Лисоцкий выпросил подкову и унес к себе в лабораторию. Сказал, что на счастье. В результате так оно и вышло, но гораздо позже.
Я снова написал письмо в Верхние Петушки. Назвал Фомича «коллегой», употребил кучу терминов и дал теоретическое обоснование с формулами. Написал даже уравнение Шредингера, хотя оно было и ни к чему. Это чтобы он подольше разбирался. Я уже чувствовал, что предстоит затяжная борьба.
Это же чувствовал шеф.
– Петя, изучите этого Брумма как следует, – сказал он. – Чтобы быть во всеоружии.
На следующий день я отправился в отдел рукописей и старинных изданий Публичной библиотеки и засел за оригинал. Брумм писал по-латыни. С этим я еще справлялся с грехом пополам. Но у него обоснования теории были немного мистические. Он, например, всерьез заявлял, что электрический ток есть одна из форм существования дьявола. И святой огонь, мол, заставляет дьявола бегать по проводам и производить искры. Каким образом дьявол может заряжать аккумуляторы, Брумм не писал.
В общем, в таком роде.
Я изучил только один трактат из четырнадцати, а Василий Фомич уже успел сделать ответный ход.
Собираюсь
На этот раз Смирный поднял на ноги общественность. Общественность обычно охотно поднимается на ноги. Можно сказать, она только этого и ждет.
Общественность можно поднимать на ноги различными способами. Василий Фомич пошел по пути коллективного письма. Не знаю, где он набрал в Верхних Петушках столько народу. Может быть, в райцентр ездил? Во всяком случае, человек пятьдесят клятвенно подтверждали, что товарищ Смирный пользовался мотоциклом с коляской шесть месяцев, и довольно интенсивно. Причем аккумулятор заряжал один раз от подковы. Все видели. Где он брал подкову, тоже указали. Он брал ее в кузнице.
– Вот видишь. Не в церкви, а в кузнице, – сказал Рыбаков.
– Да я свечу брал в церкви, а не подкову, – сказал я.
– Все равно, – меланхолично заметил Саша.
По-моему, Рыбаков задался целью методично меня довести до состояния шефа. Это у него не выйдет!
Шеф смотрел на меня скорбно, когда я читал письмо. У него зрела мысль. Начал он издалека.
– Петя, вы еще молоды, – сказал он мягко. – Нервы у вас крепкие. Поезжайте в Петушки. А не то Фомич сам прикатит на своем мотоцикле. Тогда я за себя не ручаюсь. А у меня семья.
И я пошел оформлять командировку. Начальство подписало ее не глядя, а в бухгалтерии заволновались.
– Это где такие Петушки-гребешки? – спросил главный бухгалтер. – И зачем это тебе туда ехать? Небось, по грибы собрался?
Я терпеливо объяснил, что в Верхних Гребешках состоится международный симпозиум. То есть, тьфу! Не в Гребешках, а в Петушках. Повестка дня: доильные аппараты на транзисторах, сбор яиц с помощью электромагнита и применение подковы в качестве генератора. Про подкову я не соврал.
– А самогон там еще не гонят на транзисторах? – пошутил главбух.
– Запланировано в следующей пятилетке, – пошутил я.
– Езжай! – сказал главбух. – Иностранцы будут?
– Три автобуса, – сказал я.
Главбух остался мною доволен. Я тоже. Получив аванс, я отправился узнавать, как мне добраться до Петушков.
Выяснилось, что лучше всего ехать туда на лошади, потому что на лошади все равно где передвигаться. Самолеты в Петушки не летали, поезда не ходили, пароходы не плавали. Я серьезно забеспокоился насчет иностранцев. Как они туда попадут?
Наконец какой-то старичок на вокзале мне все подробно рассказал. Нужно ехать поездом до райцентра, потом автобусом. Если влезешь, сказал старичок. А уж после катером по какой-то реке. Если ходит, сказал старичок.
– А если не ходит? – спросил я.
– Тады пешим, – сказал старичок. – Там недалече. Верст двадцать пять.
Я поблагодарил старичка за информацию и пошел покупать резиновые сапоги. И ватник.
На кафедре мой отъезд наделал много шуму. Посыпались заказы на сушеные грибы. А Саша Рыбаков предложил мне удочку для подледного лова.
– Так ведь льда еще нет, – сказал я.
– Как знать, – загадочно сказал Рыбаков. – Эксперименты могут затянуться.
Лаборантка Неля даже всплакнула, когда я прощался. По-моему, она меня любит. Это надо будет проверить, когда приеду, решил я. Прибежал дядя Федя с какой-то посылкой. Просил по пути завезти к нему в деревню, племянникам. В посылке были сухофрукты и пластинка Муслима Магомаева.
Я уточнил у дяди Феди, откуда он родом.
– Из Тульской губернии, – сказал дядя Федя.
– Дядя Федя, ты географию знаешь? – спросил я.
– Нет, – гордо сказал дядя Федя. – Я только Европу знаю. В войну всю прошел. А здесь уже подзабыл маленько. А что, разве не по пути?
Я специально сбегал за картой и показал дяде Феде местонахождение Верхних Петушков.
– Поди ж ты! – огорчился дядя Федя. – Ну все равно. Отдай там кому-нибудь. Магомаева там тоже знают, наверное.
Мой научный багаж заключался в конспекте работы Брумма и пирометре, который я захватил для солидности. Пирометр – это такая штука, которой можно замерять высокие температуры. Он не очень большой.
Потом я направил Фомичу телеграмму. «Командируется представитель комиссии по проверке эффекта Брумма. Подготовьте аппаратуру».
Провожать меня на вокзал никто не пошел. Даже жена. Поезд отходил в третьем часу ночи. Очень удобный поезд для убегающих тайно и навсегда. Я понял, почему отправление назначили так поздно. Или так рано, не знаю. Дело в том, что поезд был отнюдь не «Красная стрела» сообщения Ленинград – Москва. И его отправление днем или вечером могло навести на грустные мысли. Особенно гостей нашего прекрасного города. Я говорю о внешнем виде.
Я шагал вдоль поезда по платформе и вспоминал последние слова жены. Она сказала:
– Петечка, ты должен держаться.
– Это ты насчет научной позиции? – спросил я.
– Нет, насчет выпивки. Там же все пьют!
– Это слухи, – сказал я. – Все не могут пить. Дети не пьют. Старушки тоже. И вообще там передовой колхоз.
– Закусывай салом, – сказала жена. – Говорят, это помогает.
Еду
В вагоне было темно, как в бомбоубежище во время ночного налета. Мне мама рассказывала про бомбоубежища. Такое у меня о них представление.
Я прошел по вагону, спотыкаясь о чьи-то чемоданы. Вагон был общий. Кто-то уже спал на второй полке, высунув ногу в носке наружу. Я ударился о нее носом. Не больно, но неприятно.
На моем месте сидели двое. Они дружелюбно посмотрели на меня, но места не уступили. Предложили присоединиться. Я не присоединился, потому что помнил слова жены.
Забросив пирометр на третью полку, я пошел за бельем. Проводница молча метнула в мою сторону что-то белое. Я поймал. Рубль она поднесла к окошку и долго разглядывала.
На второй полке в своем отсеке я нашел матрац, свернутый, как рулет. В матраце перекатывались пять комков ваты. Я постарался распределить их равномерно по всей площади и застелил простыней. Подушка тоже была не ахти.