Терри Пратчетт - Правда
– О, чудесно, – ядовито ответил Вильям. – Это обнадеживает. Значит, я просто должен пойти, взять 150 долларов, а потом вернуться сюда и отдать их тебе?
– Было бы неплохо.
– Без шансов.
– О, так ты не доверяешь мне, а?
– Верно.
– Э… предположим, я дам тебе немножко информации, бесплатно, за просто так. Лизнуть конфетку, так фказать. Чтобы распробовал, типа того.
– Продолжай…
– Клерка ударил ножом не Ветинари. Это был другой человек.
Вильям записал это, а потом перечитал записанное.
– Ну и что проку в такой информации? – спросил он.
– Отличный материал для новостей. Почти никто не знает этого.
– Да тут и нечего знать! Есть хотя бы описание преступника?
– У него прокушено колено, – добавил Глубокая Кость.
– О, ну тогда найти его будет проще простого! – саркастически ответил Вильям. – Что я, по-твоему, должен предпринять? Бегать по улицам и тайком задирать всем брюки?
Голос Глубокой Кости зазвучал обиженно.
– Отличная кошерная информация. Кое-кто будет фильно обеспокоен, если ты напечатаешь это в газете.
– Да, они начнут волноваться, не сошел ли я с ума! Ты должен дать мне что-нибудь более существенное! Описание преступника есть?
Глубокая Кость снова замолчал, а когда начал говорить, его голос звучал неуверенно.
– Ты имеешь в виду, как он выглядит?
– Ну, да!
– Э… ну, у собак все несколько иначе, понимаешь ли. Что мы… что делает обычная собака, так это смотрит вверх. Люди с этой точки зрения выглядят просто как стена с парой ноздрей на самом верху, вот что я имею в виду.
– От этого толку мало, – заключил Вильям. – Извини, но я не могу тебе запла…
– Чем люди пахнут – совсем другое дело, – поспешно сказал голос Глубокой Кости.
– Хорошо, расскажи мне, чем он пахнет.
– Я что, вижу перед собой гору денег? Нет, не похоже.
– Мистер Кость, я даже и не подумаю приступать к сбору такой значительной суммы, пока не получу доказательства, что ты и в самом деле что-то знаешь.
– Ладно, – после паузы сказал голос из темноты. – Ты знаешь, что существует Комитет по Де-избранию Патриция? Вот это настоящая новость.
– Да что в ней нового? Заговоры против него плетутся уже многие годы.
Снова пауза.
– Я вот думаю, – сказал, наконец, Глубокая Кость, – давай ты просто отдашь мне деньги, а я расскажу все, что знаю? Это сэкономит нам кучу нервов.
– Пока что ты не рассказал ничего. Расскажи мне все, а потом я заплачу тебе, если это окажется правдой.
– Ага, щас! Уже бегу, бесплатно рассказывать! Одна нога здесь, другие – там.
– Похоже, сделки не будет, – заявил Вильям и убрал блокнот.
– Постой, постой… вот что может сработать. Спроси Ваймса, что делал Ветинари непосредственно перед нападением.
– Ну и что он делал?
– Вот и попробуй разузнать.
– Этого мало.
Нет ответа. Вильяму послышался какой-то шорох.
– Эй? – позвал он.
Подождав немного, осторожно шагнул вперед.
В сумраке несколько лошадей повернули головы, чтобы взглянуть на него. Никаких следов невидимого информатора.
Пока он шел к дневному свету, в голове теснились десятки мыслей, но, как ни странно, в первые ряды просочилась одна, маленькая и вроде бы малозначительная. Что это за выражение такое: «Одна нога здесь, другие – там»? «Одна нога здесь, другая там» – это он слышал, фраза появилась в те времена, когда Анк-Морпорком правил несколько более жестокий, чем обычно, король, склонный к ритуальным пыткам и расчленениям. Но «другие»… в чем тут смысл{63}?
И тут его осенило.
Глубокая Кость наверняка иностранец. Ну конечно, в этом все дело. Отто, например, отлично разговаривал на морпоркском, но просторечные выражения давались ему с трудом.
Вильям сделал пометку в блокноте.
Он учуял запах дыма в тот самый момент, когда услышал топот бегущих големов. Четыре глиняных человека прогрохотали мимо Вильяма, волоча на плечах длинную лестницу. Не раздумывая, он бросился за ними, на ходу инстинктивно открыв чистую страницу в блокноте. Огонь всегда был кошмаром для этой части города, где в качестве строительных материалов доминировали дерево и солома. Именно поэтому местные жители были категорически против создания пожарной команды, с безупречной анк-морпоркской логикой полагая, что если появятся люди, которым будут платить за тушение огня, то они, естественно, первым делом позаботятся, чтобы огонь для тушения появлялся как можно чаще.
С големами другое дело. Они были терпеливы, трудолюбивы, полностью логичны, практически неразрушимы, и, самое главное, работали бесплатно. А кроме того, все знали, что големы не способны причинить вред людям.
Как именно возникла состоящая из големов пожарная команда, оставалось загадкой. Некоторые считали, будто эту идею им подкинула Стража, но большинство придерживалось той точки зрения, что големы просто органически не в состоянии переносить гибель людей и уничтожение собственности. Вроде бы никак друг с другом не связанные, в случае возникновения пожара големы устрашающе дисциплинированно устремлялись со всех сторон к огню, спасали людей, вытаскивали из пламени и аккуратно складывали на тротуаре движимое имущество, выстраивались в цепочку до ближайшего водоема, передавали ведра с такой скоростью, что их было почти не видно, затаптывали каждый еще тлеющий уголек… а потом поспешно возвращались к своим покинутым ради тушения пожара занятиям.
Эти четверо големов спешили на пожар, пылавший на улице Паточной Шахты. Языки огня уже выплескивались из окон первого этажа.
– Вы газетчик? – спросил Вильяма какой-то зевака из толпы.
– Да, – ответил Вильям.
– Подозреваю, тут мы имеем дело с очередным случаем загадочного самопроизвольного возгорания, как раз такого, о котором вы вчера писали, – заявил он и наклонил голову, пытаясь разглядеть, записал ли Вильям все это себе в блокнот.
Вильям застонал. «Таймс» ограничилась тем, что Сахарисса написала репортаж о пожаре на Лоббистской, тем более, что там был один погибший. Но «Инквайрер» назвал тот случай Загадочным Самовозгоранием.
– Не думаю, что пожар был таким уж загадочным, – вслух сказал Вильям. – Просто старый мистер Зубило решил закурить сигару, забыв о том, что держит ноги в тазике со скипидаром. Похоже, кто-то сказал ему, что это помогает от грибка на ногах, и, в некотором роде, советчик оказался прав.
– Так они сказали, – заявил зевака, многозначительно постукивая себя по носу, – однако есть многое, о чем нам не говорят.
– Верно, верно, – не стал спорить Вильям. – Я вот только вчера слышал, что на нас каждую неделю падают с неба гигантские камни, сотни миль в поперечнике, но Патриций скрывает от народа правду об этом.
– Вот именно, – согласился зевака, – просто потрясающе, они обращаются с нами так, будто мы полные тупицы.
– Да, меня это тоже всегда удивляло, – согласился Вильям.
– Дорогу, дорогу, пошалуйста!
Отто пробирался сквозь толпу зевак, пошатываясь под весом какого-то прибора, формой и размерами напоминавшего аккордеон. При помощи локтей он протолкался в первые ряды, установил свой прибор на треножник и нацелился объективом на голема, который как раз выбирался из дымящегося окна с маленьким ребенком на руках.
– Так, парни, сейчас путет польшая фспышка! – объявил он и поднял клетку. – Раз, Тва, Тр… ааргхааргхааргхааргх….
Вампир превратился в облачко медленно оседающей пыли. На секунду что-то повисло в воздухе. Нечто вроде маленькой бутылочки на веревке.
Затем бутылочка упала и разбилась о булыжники мостовой.
Пыль взметнулась вверх, приобрела форму… и вот уже снова возник Отто, который неуверенно моргал и ощупывал себя руками, чтобы убедиться, все ли на месте. Он поймал взгляд Вильяма и расплылся в широчайшей улыбке, на какую способны только вампиры.
– Мистер Фильям, фаша идея рапотать!
– Э… которая из? – спросил Вильям.
Из-под крышки большого иконографа сочился слабый желтоватый дымок.
– Фы скасали, что мне надо носить с сопой немного того, что на пукву «к», просто на фсякий случай, – напомнил Отто. – Фот я и потумать: если оно путет в путылочке у меня на шее, то когда я рассыпаться ф пыль, опля! Путылочка ф трепезги, и фот он я!
Он поднял крышку иконографа и помахал рукой, разгоняя дым. Изнутри раздался очень тихий кашель.
– И, если я не ошипаться, мы только что успешно сафершить травление картинки! Фсе это есть демонстрирофать, каких фысот мы мошем достичь, если наши мосги не затуманены мыслями оп открытых окнах и голых шеях, о которых я софсем не фспоминать уше много тней, потому что я есть полностью тресфенник.
