Алексей Калинин - Амулет колдуна
— Дружище Монд, я знаю, где живет твоя матушка, поэтому буду рад услужить тебе и привезти старушке ароматный подарок от сына. В награду, да и за прошлые долги, ты можешь пожертвовать нам этих двух старых кляч — проговорил, распахивая дружеские объятия, высокий стражник.
Бегунок возмущенно заржал, обидевшись на такое нелестное высказывание, но никто не обратил на него внимания. Тогда он тихонечко подождал, пока высокий пройдет мимо него и нежно наступил ему на ногу. Стражник взвыл и минут десять изощрялся в высказывании разнообразных ругательств, Павел шевелил губами, запоминая особо эмоциональные. Бегунок был счастлив, его желтые зубы, казалось, разом стремились вырваться наружу в довольной улыбке. Наконец страсти улеглись, Баламут ожег Бегунка ненавидящим взглядом, но больше ничего не сказал. Наши стражники прятали ухмылки и сочувственно качали головами.
— Торд, так о каком долге идет речь? Ведь всем, кому я должен, я прощаю! — все еще пряча улыбку, сказал Монд.
— Монд, ты два раза провозил по нашей территории тележки, наполненные явно не навозом. Первый раз ты обошел на обратном пути наш город за тридевять земель, лесами и огородами. Второй раз, когда мы послали с тобой нашего бойца, ты подсыпал ему в пищу снотворного и оставил спать под липкой, и по проторенному пути вновь прогулялся огородами и лесами. Теперь же мы почему-то решили тебе не доверять и отправиться вместе, до самого финала путешествия. Вдруг нападут разбойники с целью похитить драгоценный груз, а когда узнают, что это за груз, воткнут вас в него вверх ногами. Ну а вместе мы запросто сможем отбиться, и твой навоз доедет до матушки в целости и сохранности, — криво улыбнулся Торд, все еще потирая ушибленную ногу.
— Торд, в этот раз я обязательно отдам долю за навоз, даже могу килограмма три насыпать сверху. Клянусь головой своего напарника, — Монд подмигнул ощутимо побледневшему Истриту. Тот икнул и отрицательно замотал головой.
Торд отогнул полог и заглянул в нашу скромную обитель. Я нырнул обратно в прореху, чтобы увидеть, что там творится. А там Татина показала ему язык и помахала рукой, приглашая залезть в кибитку. Кан и Павел обреченно смотрели на стражника, всем своим видом показывая смирение и покорность.
— А кто это тут у вас? На навоз не очень похоже, но если их не выпускать для отправления естественных надобностей, то вскорости они смогут обмануть нюх и вам будут охотнее верить на слово. Тем более, вас нужно проводить, — Торд подмигнул Татине.
— А если я оставлю своего спутника, — торопливо начал Монд, видя что Торд с укоризной покачивает головой, — а потом на обратном пути заберу его и отдам все дол… — договорить он не успел, полетев на землю от мощного тычка по шее. Истрит довольно причмокнул языком и склонился над поверженным, угрожающе подняв кулак.
— Все понял, осознал и каюсь! — примиряющее поднял руки Монд. — Это лишь минутная слабость, клянусь — такого больше не повторится.
— Вот и договорились! Я возьму с собой брата, мы поедем чуть в стороне от вас и питаться будем отдельно. Кстати, ты, — обратился Торд к проходящему мимо чумазому мужчине в лохмотьях, — принеси еды на три дня мне и моему брату.
Мужчина с ничего не выражающим лицом развернулся и побрел обратно. Стражники проводили его взглядами и стали обсуждать последние новости: как один ушел в лес и не вернулся, потом двое упали в реку и не смогли выбраться, а тому ворона капнула в глаз и он ослеп. Вскоре запас новостей иссяк, и к этому времени вернулся посланный за едой. Баламут придирчиво осмотрел все припасы и, обнаружив среди них яблоко с червоточиной, что есть силы саданул посланца по лицу. Человек упал как тряпичная кукла, затем поднялся и побрел обратно, не обращая никакого внимания на падающие с носа капли крови. Капли, соприкасаясь с поверхностью, взмывали маленькими фонтанчиками вверх, а потом вновь припадали к булыжной мостовой, оставляя на ней алые кляксы. А Торд, уже забыв о нем, приторачивал к задку нашей телеги принесенные сумки так, чтобы до них не дотянулась рука арестанта. Судя по сноровке, с которой он это проделывал, опыт у него богатый.
Сборы были недолгими, лошади даже поесть не успели из кормушек, подвешенных на морды, как их потянули вперед.
— Скоро вернемся, братцы, не скучайте! — Торд махнул рукой и мы тронулись через город.
Мы пронизали Карду насквозь и вышли через другие врата. Город, как и первый увиденный нами населенный пункт, словно покрыт серой пылью, все краски казались блеклыми и выцветшими. Проходящие люди безразлично шли мимо, не обращали на нашу процессию никакого внимания. А нас провожали уже четыре человека — поневоле наполняешься чувством собственной значимости, и чуть-чуть пониманием глубины человеческой жадности. Стражники распрощались со стоящими на северных вратах, им пожелали удачи и захлопнули ворота.
Мы двинулись дальше и вскоре снова въехали в лес. Павел о чем-то тихо шептался с Каном, Татина дремала, а меня все больше и больше донимала одна мысль — почему жители ходят какие-то зомбированные, а стражники живут, скалятся и горят желанием урвать свой кусок и потолще. И зачем стражникам нужны монеты, если и так могут получить всё что захотят? Вот эту мысль я и выложил Павлу, а его, оказывается, мучили такие же соображения. Он их озвучил перед Каном, но тот лишь пожал плечами в ответ.
— Людская жадность всегда входила в поговорки, а уж те, кто привык к золоту, вряд ли откажутся от него, даже тогда когда оно совсем не будет нужно! — меланхолично произнес Кан.
Павел посмотрел на Кана, но ничего не смог возразить. Татине опять что-то не нравилось, и она просто дулась на всех. Может быть, заранее на что-либо обижалась, в любом случае и она не противоречила высказыванию нашего многомудрого спутника.
В этот день мы проехали еще одно поселение, и к нам присоединились еще двое стражников, когда-то обманутых Мондом. Похоже, им совсем было нечего делать, а тут какое-никакое развлечение. Кормить нас в этот день никто не собирался, и мои спутники потихоньку питались Пашкиными припасами. Я по природе своей, то засыпал, то просыпался на остановках, когда был привал или выводили по нужде пленников.
Татина на таких остановках веселилась вовсю. Если с мужским полом всё предельно ясно — достаточно упереть в спину копье и ждать окончания процесса, то с Татиной стражники вдоволь намучились. Ей приказали непрерывно разговаривать, как только она зайдет в чащу, чтобы слышать голос. Как только дали такое указание, то сразу же начали об этом жалеть — такую отборную брань я давно не слышал. С тех пор, как лицо кавказской национальности попробовало на местном рынке обвесить нашу Маргариту Павловну. В итоге он, полуконтуженный децибелами, отдал в три раза больше положенного, и от щедроты южной души в нагрузку подарил арбуз. На следующий день он переехал на другой рынок и говорили, что остался заикой после встречи с разъяренной русской женщиной. Вот такую же брань Татина изливала на наших сопровождающих. Те пытались огрызаться в ответ, но разве можно снежками остановить идующую лавину? Как оказалось, бить пленников нельзя — один стражник обмолвился, что за каждый синяк или ушиб снималась денежка. Татина едва это услышала, тут же начала пользоваться своей неприкосновенностью. Может, поэтому ее старались выводить реже остальных?
На ночь мы остановились на небольшой полянке в лесу. Закрапал мелкий противный дождик из той породы, что сперва не замечаешь, но через пять минут уже мокрый насквозь. Добрые и жалостливые стражники, радея исключительно о том, чтобы доставить пленников под здоровой и, в первую очередь, сухой охраной, сдернули с нашей клетки покрывало и устроили из нее навес. Татина, в ответ на эти действия, подняла такой ор, что стражники, которым она и так все нервы истрепала за день, отогнали телегу к большой и развесистой ели. Защита от дождя небольшая, но все же лучше, чем ничего. Стражники поели, мои спутники поглотали слюнки, в общем, ничего интересного. Я, пользуясь своими размерами, юркнул Павлу за пазуху. Тепло, уютно, а главное сухо, там меня разморило, и я заснул. А ведь Кан предупреждал, да и сам я оборачивался из медведя в кота, почему же сейчас об этом забыл?
Ай-ай-ай, как же нехорошо получилось. Неожиданно закончилось пребывание вашего покорного слуги в теле мыши, и это внесло переполох в наше уютное гнездышко. Тяжелые еловые лапы, обхватившие нашу телегу с трех сторон, усиливали ощущение гнезда, в котором вылупился птенчик. То есть я.
Что было бы с вами, если бы у вас под мышкой неожиданно надулся воздушный шарик? Вы без сомнения взмахнули бы рукой, это же сделал и Павел. Однако, на свою беду, на его плече прикорнула Татина. Вот тут-то вся катавасия и началась.
От мощного взмаха Пашкиной руки Татину унесло противоположной стенке клетки. В полете её слегка развернуло, и она вошла головой вперед точно между прутьями решетки. Её красивый и запоминающийся полет я увидел как раз в тот момент, когда моя голова очутилась на свободе, а просыпаемся мы, коты, на порядок быстрее людей.
