Александр Сивинских - Проходящий сквозь стены
И потом, бросать камни по кустам, вводя противника в заблуждение, — фирменный стиль Сулеймана. Или я забыл, как совсем недавно ради моей безопасности по приказу шефа очень крупно подставлялся Убеев? Может быть, кому-нибудь кажется, что ему пришлось сладко?
— Тебе откуда про Убеева известно? — поразился я.
— Какая разница? Сорока на хвосте принесла, — огрызнулся бес и как-то враз замкнулся. Подумайте, какой конспиратор!
— Ладно, — сказал я примирительно, — гений ты мой тактический. Мюрат ты мой славный. Маршал Ней и Тухачевский в одном липе. Пусть так. Сейчас-то что нам мешает вернуться под пушистое крылышко шефа?
— Паша, — сказал он с жалостью. — Па-шень-ка!..
— Что «Па-шень-ка»?
— А то. Ты никогда не слушал моих советов. Вспомни, чем это обычно кончалось. Хочешь попытать судьбинушку еще разок? Попутного ветра. Семь футов под килем. Скатертью дорога. Штандарт в руки. Или хоругвь. Только без меня.
— Ну, хорошо, — сказал я, возвращаясь на водительское место. — Тогда куда? Ко мне?
— Глупо было бы…
— Согласен. К тебе? Он только фыркнул.
— Что ты фыркаешь, будто лошак строптивый? — рассердился я. — Предлагай сам.
— Изволь, — сказал бес. — Только тебе не понравится.
— Начало обнадеживающее…— сказал я.
— Безусловно, — суховато сказал Жерар. — Мне уже можно продолжать?
Я молча кивнул.
— План прост. В этом рубище, — он пренебрежительно царапнул полу моей гимнастерки коготком, — появляться перед людьми решительно воспрещается. Больно уж ты в нем на дезертира похож. Поэтому наденешь чистую рубашку и брюки лейтенанта. Жаль, конечно, что форменные. Ну да ничего. Погоны снимем, рукава закатаем — авось в глаза не бросится. Самого супермена оставляем в машине. И двигаем отсюда со всей возможной скоростью. Автостопом. Деньги есть.
— Сами, значит, ходу. А Стукотка, значит, бросаем? — хмуро переспросил я. — Вот так вот, да?
— Да, так.
— Замечательно, — едко сказал я. — А ты не боишься, что наш избавитель тем временем загнется?
— Я другого боюсь, Пашенька, — ласково тявкнул Жерар. — И ты того же бойся. Как бы не очухался твой лейтенант.
— И тогда?
— Во поле трында! — еще того ласковей отозвался бес. — Ты что, поверил этим его песням западных славян? О том, как благородный сердцем опричник без санкции сотника устремился опекаемого комбинатора спасать? — Тут он наконец сорвался: — На хрен ему это сраное геройство сдалось? Да Когорте нужен носитель имплантата-«личинки»! Для опытов. Чтобы на живом мозге наблюдать, во что эта гнусь разовьется в конце концов. И все!
— Кто носитель «личинки»? — потрясенно спросил я. — Кого это ты подразумеваешь, кобелина?
— Того и подразумеваю, — отводя взгляд, тявкнул Жерар.
— Нет, зверь, серьезно…
— Горюшко мое! Ты в самом деле дурак или прикидываешься?
— Кто дурак, тот сам знает, — заученно парировал я. Бес сокрушено махнул лапой.
— А, чего с тобой… Паяц.
— Параноик.
— Да, параноик! В нашей ситуации это гораздо полезней для выживания, чем полная атрофия чувства опасности. — Он поставил передние лапы мне на плечо и сдавленно прошипел, глядя прямо в глаза: — Знаешь, Паша, я уже начинаю подумывать, что у тебя и впрямь мозги заплесневели…
— Мудила ты после этого, понял? — сказал я обиженно, дернул плечом, отталкивая его, и отвернулся.
Воцарилось подавленное молчание, нарушаемое только прерывистым дыханием лейтенанта да шумом проезжающих мимо автомобилей.
Я с исступлением балованного ребенка, нежданно-негаданно получившего от ласковой бабушки по попке, жалел себя, а бес… Бес стеклянными глазами созерцал пространство, время от времени механически почесываясь.
Потом я взял себя в руки и постарался размышлять конструктивно.
Вызволять одного человека, заставляя кракенов насторожиться и ставя тем самым под угрозу все планы Когорты, — крайне нерационально. Пусть даже человек этот — носитель «личинки», что еще доказать надо. (Каждая транспозиция начисто выметает из моего организма любые болезнетворные вирусы, не говоря уже о разных там бактериях, амебах, паразитах; счастливое исключение составляет лишь полезная пищеварительная микрофлора. Так что минувшая ночь, переполненная проникновениями, со стопроцентной вероятностью стала бы фатальной как для внедренной в меня личинки «Гугола», так и для ее гифов.) Пусть даже операция предполагалась не столь шумной, как вышла на практике. Следовательно, Стукоток не соврал. Орудовал он сегодня исключительно на собственный страх и риск. Спасая меня. И мой ответный долг сейчас — постараться спасти его. Да и в любом случае, что бы там ни гавкал перестраховщик Жерар, бросать раненого — это совсем уж ни в какие ворота…
Словно услышав меня, лейтенант громко заскрежетал зубами.
Мы с бесом переглянулись.
— Надо позвонить по номеру, что он дал, — сказал я.
— Звони, — насмешливо тявкнул маленький шельмец. — Расстегивай свои чудные галифе, доставай бубенчики шерстяные и звони, сколько моченьки есть! Может, кто и откликнется.
Сарказм его был, в общем, обоснован. Автобусная площадка, на которую я свернул, располагалась посреди чистого поля, засаженного картошкой. Туман рассеивался, поднимался вверх, затягивая небо белесой, предвещавшей дождь дымкой. Перед нами широкой полосой лежало шоссе, понемногу начинавшее заполняться транспортом. Неподалеку виднелся жиденький лесок, к которому вела плохонькая грунтовка. Сам «остановочный комплекс» представлял собой открытый всем ветрам двускатный шалаш из листового железа с исковерканной скамеечкой внутри и примыкающим сортиром в тылу. До ближайшего телефона-автомата в лучшем случае было километров десять.
Что ж, на телефоне свет клином не сошелся. Имеются в нашем распоряжении и другие варианты.
Я раскрыл планшетку Стукотка и вытащил рацию. Как же она работает? — Ага, валяй, жми кнопки. Зови карателей, — с видимой опаской следя за моими манипуляциями, заверещал бес. — Уже придумал, где потом будем прятаться? Наверно, сиганем через пашню в лес? Землянку там выроем. Картошку с поля воровать будем. До зимы далеко. А может, и зимой перекантуемся. Если, конечно, эти… с метлами раньше не изловят. Только они изловят, будь покоен. В течение часа. Не таких лавливали… Обратно сюда приволокут. Меня к «запаске» примотают, бензином обольют и спалят за милую душу. Тебе трепанацию черепа в походных условиях произведут. А Стукотка в наказание за своевольство поблизости бросят, обеспечив полным комплектом неоспоримых улик. Будто это он, злыдень, собачку сжег, а хозяина расчленил и оскальпировал…
— Помолчи, а? — сказал я, слушая гневное шипение в наушнике. Рация явно не была намерена работать в моих руках. Я испробовал все кнопки и их комбинации. Бесполезно. Треск, свист, щелчки. Очевидно, радиус действия рации был невелик. — Раскудахтался…
Тут до меня дошел смысл сказанного бесом. Стукоток — отступник и преступник. Бывшие соратники для него сейчас опасней, чем для нас с Жераром вместе взятых. Я бросил рацию обратно в планшетку, включил скорость и решительно вырулил обратно на шоссе.
— Пашка, опомнись! — взвился Жерар. — У тебя нет документов на машину. У тебя крайне подозрительный вид. Наконец, у тебя на заднем сиденье истекающий кровью мент! Как ты все это думаешь объяснить, если тебя задержат? И куда ты вознамерился ехать? Стой, придурок, или я тебя укушу!..
— Доброе утро! — смущенно сказал я. Шло самое начало седьмого.
— Считаешь? — отозвалась Лада.
Она была босиком, в коротеньком махровом халате с откинутым капюшоном. Волосы у нее были влажные, а личико — свеженькое. Глаза смеялись. Под этим взглядом я с ужасающей силой ощутил вдруг всю нелепость своего наряда. Я переступил с ноги на ногу и жалобно улыбнулся.
— Ну, проходи, — сказала Лада. — Лелька, — крикнула она через плечо, — глянь, кто пожаловал. Ты не поверишь…
— Я пока мокрая, — донеслось откуда-то издалека. Квартира сестренок была из тех, которые называются «сталинками» — с длиннющим коридором и высоченными лепными потолками. — Если ко мне, пускай обождут. Я скоро.
— Проходи же! — Лада потянула меня за руку. Я помотал головой.
— Нет. Боюсь родителей напугать.
Вообще-то, я прекрасно помнил, что сестренки обитают вдвоем. В противном случае просто не поехал бы сюда. Но мало ли кто у них может быть в гостях.
— Каких родителей? — удивилась Лада. — Мы ж тебе говорили, что одни живем.
— А! — проговорил я, словно озаренный внезапным воспоминанием. — А ведь точно…— Я сделал наивные глаза и осторожно тронул «бычка за рогалики»: — Слушай, Лада, как вы относитесь к опричникам?
Была у меня надежда, что объяснять истинное значение слова «опричник» не придется. К счастью, так оно и оказалось. Макошевы отроковицы — народ в подобного рода секретах просвещенный.
