Антон Мякшин - Бой бес правил
— Петька!
— Тише. Василий Иваныч! Не ори, пожалуйста, товарищ комдив!
— Молчу, молчу… Как я рад тебя видеть! Понимаешь, меня тут за психа держат! Ты уж черкни письмецо в ставку Главнокомандующего, а то и самому Троцкому. Мол, залечат легендарного комдива!
— Василий Иваныч! Тише!
Глухо бряцая шпорами, выглядывавшими из-под халата, Петька прокрался к моей койке, хмуро глянул в сторону Галины и присел рядом со мной.
— Вот, — сказал он, опуская мне в руки холщовую торбочку. — Как ты и просил…
— Спасибо. А что тут? Апельсины и йогурты?
— Василий Иваныч! Опять у тебя эти самые… провалы?
Я открыл торбочку. На дне ее поблескивали напильники.
— Согласно вашему плану побега… — едва слышно промычал Петька, косясь на прислушивавшегося Галину.
Мой план побега! Молодец я! То есть Василий Иваныч Чапаев молодец! Футы, я уж думал, что придется припухать здесь до тех пор, пока Черный Барон не соизволит…
— Анка на своей тачанке уже ждет, — шептал мне на ухо Петька. — Дежурного санитара я, как вы советовали, подпоил, он дрыхнет во дворе под телегой. Доктор укатил домой обедать, охрана в картишки режется. Я как посетитель в корпус к тифозным прошел, меня пропустили, потом по черному ходу сюда пробрался. Все пока что гладко идет! Василий Иваныч, торопись! — И Петька шлепнул на койку какой-то сверток. — Переодевайся быстрее!
В свертке оказался полный комплект военной формы. Ликуя, я свалился с койки, стащил с себя больничное белье…
— Аи! — прикрываясь ладонью, запищал Галина. — Мужлан усатый! Как вам не стыдно обнажаться перед женщиной!
— Это что такое? — вытаращился Петька.
— Не обращай внимания, — пропыхтел я, натягивая галифе, — обыкновенный сумасшедший. Беременный к тому же. Та-ак… А где моя шашка?
— С оружием сюда не пускают, — покачал головой мой ординарец. — Придется скрытно уходить. Понятно, что тебе так непривычно. Тебе бы — эх! Ух! Руби! Коли!.. Твой знаменитый ход конем!
— Что еще за ход конем?
— Василий Иваныч, не пугай меня… Это твой излюбленный стратегический прием! Сначала — ураганный удар конницей! И молниеносное обманное отступление! Враг, погнавшись за неуловимым эскадроном, попадает в западню! И тогда — пулеметы! Шашки… Но погоди, товарищ комдив! Нам бы только отсюда выбраться, а потом все по-старому пойдет! Анка по тебе как скучает! Бойцы слезы льют! А Ого-нькову я все-таки жбан набью, очкастой скотине!
— За что? — поинтересовался я, нахлобучивая папаху.
— Как — за что? А кто тебя сюда упек? Этот бумагомарака и упек! Мол, не полагается, чтобы желтый командир наяву бредил… Надо ему нервишки подлечить! Ух, зараза ученая!
— Ладно, — сказал я. — Потом разберемся. Пошли.
— Стойте!
Мы с Петькой одновременно обернулись. Это Галина, поднявшийся с койки, крикнул. Петька, оскалившись, пошел на него, но мой беременный сосед проворно подскочил к кнопке возле двери.
— Только троньте! — воинственно раздувая ноздри, предупредил он.
— Слушай, гермафродит пузатый! — зашипел я. — Чего ты пристал? Лежи себе и лежи! Вынашивай чадо. А мы тихонько уйдем.
— И я с вами!
— Ну уж нет!
— И я с вами! — упрямо повторил Галина. — Мне нравится беременной быть! А эти доктора своими уколами и процедурами меня заставят разнервничаться и забыть манию! Стану каким-нибудь ханом Батыем или — еще того хуже — Котом в сапогах! Думаете, приятно сырую рыбу жрать и за мышами гоняться с моим пузом? Я лучше с вами убегу, подамся на волю, в лесочке где-нибудь построю себе шалашик, рожу, ребеночка воспитывать буду… Человека хорошего найду и замуж выйду…
— О, идио-от! — застонал Петька, хватаясь за голову. — Что теперь делать, товарищ комдив?
— Без паники! — сам отчаянно паникуя, воскликнул я. — Галина, убери палец с кнопки!
— Не уберу!
— Так, та-а-ак… Короче, поступаем следующим образом — берем эту мамочку с собой.
— Василий Иваныч!
— Хочешь, чтобы он санитаров позвал?
— И позову! И позову!
— Н-нет… не хочу санитаров.
— Тогда выполняй команду боевого комдива! Галина, расслабься. Идешь с нами!
— Ура!
Втроем мы прокрались по длинному, тускло освещенному коридору, спустились по темной лестнице черного хода. У выхода во двор нам пришлось затаиться — два дюжих санитара, усевшись на носилки, решили перекурить именно у той самой двери, через которую пролегал путь на свободу. Через дверные щели пробивались густые желтые лучи летнего солнца, откуда-то снаружи доносилось щебетание птичек и лошадиное ржание.
Петька, пережидая, нервно дребезжал шпорами. Я выдергивал себе волоски из усов. А дрожащий Галина спустя минуту ожидания жалобно ойкнул:
— У меня от волнения воды отошли!
— Это не воды… — принюхавшись, прохрипел Петька. — Это другое… Но тоже от волнения. Крепись, псих! А то своими руками придушу!
— Тихо! Они, кажется, уходят… Мы выбрались из корпуса.
— Теперь скорее вон до той поленницы! — махнул рукой Петька.
До поленницы нам удалось добраться удачно — никто нас не заметил. В темном закутке между каменной стеной и высокой дровяной пирамидой мы оказались в относительной безопасности. Н-да… суровая больница! Окружена каменными стенами, сверху утыканными железными заостренными штырями, лишь кое-где в стене светлеют маленькие оконца — зарешеченные. Одно из окон приходилось как раз в том промежутке, скрытом от двора поленницей. Отлично рассчитано! Вот тут-то нам и понадобятся напильники.
Пока мы с Петькой, обливаясь потом, пилили решетку, Галина, ежесекундно предупреждая нас не поворачиваться, выжимал мокрые подштанники. Наконец прутья поддались. Окошко на свободу!
— Вперед! — приказал я. — Где там нас Анка с тачанкой ждет?
— А я почем знаю? — пожал плечами Петька. — Эту часть плана ты с Анкой и прорабатывал, когда она тебя посещала. Я отвечаю только за то, чтобы санитара подпоить, напильники пронести и помочь тебе до стены добраться. Ты что, Василий Иваныч, не помнишь, где с Анкой договорился встретиться? Может, не надо было тебе бежать? Может, тебе все-таки долечиться следует?
— Но-но! Вот поколют тебе уколы, как мне, посмотрим, как ты соображать будешь, — выкрутился я. — Лезем через окошко, а дальше…
Поодиночке мы выбрались из окошка, с огромным трудом вытащили за собой, как Винни-Пуха из норы Кролика, Галину. И оказались на глухой, тупиковой улочке. Заборы, заборы… покосившиеся плетни. Где-то квохтали куры, старушечий голос дребезжал:
— Цыпа, цыпа…
— И где Анка? — удивленно спросил, посмотрев вправо-влево, Петька.
— Здесь… — наугад ответил я. — Где-то… рядом… То есть, подальше. Не возле больницы же ей стоять! Это подозрительно будет. Кстати, ты точно не знаешь, где мы с ней договорились встретиться?
Петька тревожно глянул на меня.
— Это я так — на всякий случай, — отговорился я. — Ну пошли скорее, чего ждать!
— Быстрее, а то хватятся! И поймают! — пискнул Галина.
— Да не каркай ты, ворона! — рявкнул на него Петька.
— Не кричите на меня! Я от криков впадаю в беспокойство! У меня тогда склероз обостряется!
— Сам заткнись!
— Василий Иваныч, а чего он обзывается?
— Ворона! Ворона! Ворона! — Ой!
Галина вдруг схватился за голову и зашатался.
— Не на-адо… — простонал он. — Только не это… — I И рухнул навзничь.
— Чего это он? — изумленно пробормотал Петька.
— У него, понимаешь, сложное расслоение личности, — объяснил я, сам удивленный внезапной переменой в поведении своего соседа по палате. — Он постоянно забывает свой диагноз.
— Кар-р?
Галина приподнялся с земли. Помахивая рукавами рубахи словно крыльями, искоса посмотрел на нас, наклонился, склевал с земли какую-то былинку и печально повторил:
— Кар-р…
— Ну так и есть… — скривился я. — Зачем ты на него кричал? Зачем называл его вороной! Вот теперь, пожалуйста, получите!
— Кого?
— Ворону!
— Е-мое… На хрена мы его с собой взяли? И что теперь с ним с таким делать? Слышь, ты… птичка… — обратился он к преобразившемуся Галине. — Лети-ка обратно в больничку!
Не удовлетворившись словесным оформлением приказа, ординарец развернул Галину к стене и посредством пинка придал ему ускорение.
— Кар! Кар! Кар-р! — запротестовал Галина. — Ка-а-а-ар-р-р!
— Да не трогай его! — зашипел я, оттаскивая Петьку от несчастного сумасшедшего. — Пусть тащится за нами!
— Попалит он нас! Местные тут же в больницу нажалуются, по нашим следам вышлют санитаров! И Анки еще нигде не видно…
— Будем делать вид, что он не с нами, — приказал я. — Вперед!
И мы побежали по улице. «Если я — это Чапаев, а Чапаев — это я, — размышлял я по дороге, — значит, я все-таки должен помнить, где мы с Анкой договорились встретиться. Ну где-то в подсознании должно остаться это воспоминание… Итак, попытаемся сосредоточиться и припомнить…»
