Терри Пратчетт - Я надену платье цвета ночи
— А как же Мал-мала Чокнутый Артур? — напомнила Тиффани.
Вообще говоря, Фигла смутить практически невозможно, но на этот раз атаман принял вид необычайно застенчивый и глуповатый, словно того гляди заблеет.
— Это всё чёртовы карлики виноваты, они сделали с ним что-то ужасное, — очень печально сказал Роб. — Он каждый день умывается, ведаешь? То есть, когда грязь уже кусками отваливается, умыться вовсе не грех, но каждый день-то зачем? Какая кожа такое сдюжит, скажи-ка?
Вот здесь только что были Фиглы, а вот раздалось тихое «фюить», и фиглов вдруг образовался крайний недостаток, зато ему на замену пришёл избыток стражников. К счастью, это оказались всего лишь сержант и Престон, которые промаршировали к Тиффани и замерли рядом с ней по стойке смирно.
Сержант откашлялся.
— Мисс Тиффани Болит? — спросил он официальным тоном.
— По-моему, да, — ответила Тиффани, — а ты уж сам решай, Брайан.
Сержант воровато огляделся, наклонился к ней поближе и прошептал:
— Пожалуйста, Тифф, дело серьёзное.
Потом быстро выпрямился и, громче, нежели было необходимо, объявил:
— Мисс Тиффани Болит! Мой господин Барон велел информировать вас, что вы обязаны находиться в крестце замка…
— В чём? — удивилась Тиффани.
Сержант возвёл очи горе и молча вручил ей листок пергамента.
— А, ты имеешь в виду окрестности замка, — прочла Тиффани. — Это означает «замок и местность поблизости», — дружелюбно пояснила она. — Странно, а мне показалось, Барон хотел, чтобы я убралась подальше?
— Слушай, я просто зачитал, что написано, Тифф, а ещё мне приказано забрать твою метлу и запереть в темнице.
— О, да вам поручено опасное дело, офицер. Ну что же, вон она, стоит у стены. Берите, не стесняйтесь.
Сержант явно вздохнул с облегчением.
— Значит, ты не намерена создавать нам… проблемы?
— Никаких, сержант. Зачем мне ссориться с мужчиной, который просто исполняет свой долг?
Сержант осторожно приблизился к метле. Все, разумеется, знали, как она выглядит: они практически ежедневно видели её пролетающей у себя над головой и зачастую очень невысоко над головой. Он протянул было руку, но в нескольких дюймах от метлы остановился.
— Гм, а что случится, когда я её трону? — спросил сержант.
— О, тогда она будет готова к полёту, — охотно пояснила Тиффани.
Рука сержанта очень медленно отодвинулась и покинула «окрестности» метлы.
— Но она же не полетит со мной, так? — спросил он голосом, в котором звучала боязнь высоты и откровенная мольба.
— По крайней мере, невысоко и недалеко, — утешила его Тиффани.
Все знали, что сержант испытывает головокружение и тошноту, даже всего лишь взобравшись на стул. Тиффани прошла мимо сержанта и взяла метлу.
— Брайан, каковы твои приказы на тот случай, если я откажусь слушаться твоих приказов, если ты понимаешь, о чём я?
— Тогда мне придётся арестовать тебя!
— Что? И запереть в темнице?
Сержант сморщился.
— Мне это не по душе, сама знаешь, — сказал он. — Кое-кто из нас помнит добро, а кроме того, все мы в курсе, что бедная старая мисс Шлюпка была пьяна, так сказать, вдребезги.
— Ну, тогда и я не допущу, чтобы у тебя были проблемы, — сказала Тиффани. — Давай я сама отнесу эту метлу в темницу и запру её там? Тогда я не смогу куда-нибудь улететь, так?
Лицо сержанта выразило глубочайшее облегчение. Когда они шагали по каменным ступеням в темницу, он понизил голос и прошептал:
— Пойми, это всё не я придумал. Это они, там, наверху. Похоже, здесь всё теперь решает её светлость.
Тиффани за свою жизнь повидала не так уж много темниц, но люди говорили, что темница замка соответствует самым высоким стандартам и, вероятно, получила бы пять баллов и призовую цепь, приди кому-нибудь в голову составить Путеводитель по Образцовым Темницам. Она была сухой и просторной, а посередине её пересекала весьма удобная канавка, которая, как и положено, исчезала в круглой дыре, пахнувшей, в общем, не так скверно, как могла бы.
Тоже самое можно было сказать и о козах, которые, заслышав посетителей, поднялись с удобных соломенных лежанок и принялись пристально следить за Тиффани своими глазами с узким зрачком, на тот случай, если она решит сделать что-нибудь интересное, например, покормить их. При этом они не переставали есть, потому что, будучи козами, уже второй раз пережёвывали свой обед.
В темнице было два входа. Один из замка, а другой прямо снаружи, потому что в старые добрые дни никому не хотелось волочь заключенных через главный зал, пачкая полы грязью и кровью.
Сейчас темница использовалась в основном как козий хлев, а еще на полках (достаточно высоких, чтобы быть вне пределов досягаемости коз, за исключением разве что самых упорных) хранились запасы яблок.
Тиффани принялась размещать метлу на одной из яблочных полок, а сержант тем временем почёсывал козу, не поднимая взгляда, чтобы не испытать случайно головокружения от высоты. Вот почему он был совершенно не готов к отпору, когда Тиффани неожиданно выпихнула его из темницы, выхватила из замка ключ, захлопнула дверь и заперлась изнутри.
— Извини, Брайан, но ты сам виноват. То есть, не только ты, и даже в основном не ты, и мне неловко, что я так с тобой обошлась, но если уж со мной намерены поступать, как с преступницей, я чувствую себя вправе действовать соответственно.
Брайан покачал головой.
— У нас есть другой ключ, знаешь ли.
— Вряд ли им удастся воспользоваться, потому что мой ключ блокирует замочную скважину изнутри, — напомнила Тиффани. — Лучше посмотри на ситуацию с оптимистической точки зрения. Я сижу под замком, как, несомненно, кое-кому и хотелось бы, а всё остальное — незначительные детали. Просто ты неправильно воспринимаешь произошедшее. Здесь, в темнице, я в безопасности. Это не меня заперли от вас, это я заперла вас от меня.
Казалось, Брайан вот-вот расплачется.
«Нет, так нельзя, — подумала Тиффани. — Брайан всегда хорошо ко мне относился, да и сейчас пытается поступать честно. Он не должен потерять свою работу просто потому, что я умнее, чем он. Кроме того, я и так могу отсюда выбраться. В этом проблема тех, кто владеет темницами: они слишком мало времени проводят внутри собственных тюрем».
Она протянула ключи сержанту. Его лицо просветлело от облегчения.
— Мы, конечно, принесём тебе еды и воды. Не можешь же ты одними яблоками питаться!
Тиффани присела на солому.
— Знаешь, а здесь удобно. Забавно, но у коз так уютно урчит в животах. Сразу становится тепло и комфортно. Нет, яблоки я есть не стану, но их нужно переворачивать иногда, а то они начнут гнить. Вот этим я и займусь, раз уж всё равно сижу тут. Разумеется, пока я внутри, я не могу быть снаружи. Не могу готовить микстуры. Стричь ногти на ногах. Не могу помогать. Кстати, как нога твоей мамы? Надеюсь, пока в порядке? А теперь уйдите, пожалуйста, я намерена воспользоваться дырой в полу.
Тиффани послушала, как их башмаки топают по ступеням лестницы. Конечно, вышло немного грубовато, но что ещё ей оставалось? Она осмотрелась и подняла пучок очень старой и очень грязной соломы. Из-под него поползли, запрыгали и побежали разные твари. Теперь, когда горизонт очистился, повсюду появились головы Фиглов, с них сыпались соломинки.
— Приведите моего юриста, будьте любезны, — весело сказала она. — Думаю, ему понравится здесь работать…
Жаб проявил изрядный энтузиазм, в смысле, для юриста, которому собираются платить жуками.
— Думаю, мы начнём с незаконного тюремного заключения, — объявил он. — Судьи такого не любят. Если кого-то и нужно сажать в тюрьму, они предпочитают сами об этом распорядиться.
— Гм, честно говоря, я сама себя посадила, сказал Тиффани. — Это считается?
— Об этом пока не беспокойся. Ты находилась под давлением, твоя свобода передвижения была ограничена, ты испугалась…
— Вот уж нет! Я разозлилась!
Жаб хлопнул лапой по убегающей десятиножке.
— Тебя допрашивали два аристократа в присутствии четырёх вооружённых мужчин, так? Тебя никто не предупреждал? Тебе никто не зачитал твои права? И ты, кажется, упоминала, что у Барона нет доказательств двух убийств и кражи денег?
— Я думаю, Роланд и сам не хочет верить. Его кто-то обманул.
— Тогда мы должны, разумеется, всё оспорить. Он не имеет права огульно обвинять тебя в убийствах. У него за это будут крупные неприятности!
— О, — сказала Тиффани, — я не хочу, чтобы он пострадал!
Трудно было сказать, когда Жаб улыбается, но Тиффани определённо ощутила улыбку.
— Я сказала что-то забавное?
— Не забавное, нет, скорее, печальное и занятное, — пояснил Жаб. — И «занятное» в данном случае означает нечто горько-сладкое. Этот молодой человек предъявил тебе обвинения, которые во многих странах вполне могут стать причиной казни, а ты беспокоишься, чтобы он не испытал какого-либо неудобства?
