Виктория Князева - Золотое царство
— Дом, — посерьезнел Вертодуб, — это тебе не шуточки. Дом обжитым должен быть, чтобы, значит, в нем душа появилась, да и духи-обереги всякие — домовые те же, заоконные, подстольники…
— Это что же за подстольники такие? — встрял Витомысл. — Никогда не слыхал!
— Под столом живут, крошками питаются, — пояснил Вертодуб, — вроде тараканов, только побольше.
— А-а-а, — понимающе кивнул Витомысл, — знаю, видал.
— Ну так вот, — продолжал Вертодуб, — взять тот же шатер. Чем не дом? В нем, поди, делая семья живет, со стариками да с дитями малыми. Кочевники-то хоть тягают его туда-сюда, да только все с умом, обстоятельно, значит. Посему — жилье это и есть, береженое да обжитое!
— Ну и что? — недоверчиво хмыкнул стрелок. — Им можно, а нам нельзя, что ли?
— Погоди ты, — поморщился Вертодуб, — не перебивай. Я тебе о чем толкую? Коли ты живешь в шатре, это, считай, твой дом и есть — он и от непогоды спасение, и от черного всадника оборона. А коли у тебя шатер вроде забавы, в лесу заночевать да потом домой на печь, то это не жилье, а так, баловство одно. Днем оно, конечно, удобно, и солнце не печет, и от дождя схоронишься, а только как ночь на порог — ты для Темнополка ровно бы под небом лежишь. Так-то, друг.
— Да уж, — разочарованно покачал головой Андрей, — а я уж подумал…
— Ты лучше думай, где нам рыбаря этого сыскать, — посоветовал Вертодуб.
На другом берегу реки росли стройные березы, листва которых была уже тронута осенним золотом. Старая ива склонила ветви к самой воде, будто бы любуясь своим отражением, тонкая рябина робко жалась на берегу, выставив из земли перекрученные корни. Две вороны кружили над рекой, громко каркая и будто бы ссорясь, несколько черных перьев упали в воду и были тотчас проглочены толстой блестящей рыбой.
— Братцы, закусим, что ли? — спросил Витомысл, доставая из заплечного мешка ломоть ржаного хлеба. — Привал делать не стоит, а так, перехватить на ходу — святое дело.
— Закусим, — согласился Вертодуб, роясь в мешке, — дело к вечеру уже, а завтракали-то вон когда!
— У меня сыр есть… — сказал Андрей и вдруг вспомнил: — Мужики! Нам же Яга мешок заговоренный дала! Глянем, что ли?
— Я бы не стал, — покачал головой Витомысл, — мало ли что это за штука. Мы люди простые, на что нам такие чуда?
— Еще жахнет, — добавил Вертодуб, — не надо, Андрейка, не доставай ты его! Как бы не было беды!
— Да ну вас, — махнул рукой стрелок, — больно уж вы, братцы, пугливые. А в нашем деле нельзя так. Ишь чего удумали — подарка Яги убояться. Она же от всей души!
— Ну тебе виднее, — неодобрительно проговорил Витомысл и на всякий случай отошел подальше, — только не говори опосля, что мы тебя не упреждали.
— Ладно, не буду, — улыбнулся Андрей и снял мешок с плеча. Спервоначалу стрелок не рассмотрел его как следует, а сейчас, оглядев и ощупав, понял, что мешок самый что ни на есть обыкновенный. Развязал не торопясь, посмотрел внутрь, но ничего не увидел. тогда Андрей перевернул мешок вверх дном и как следует потряс, но оттуда ничего не выпало.
— Тьфу ты, — разочарованно протянул он, — а я-то думал, тут невесть какие сокровища. А тут ничего нету.
— Рукой пошарь, — посоветовал Вертодуб, — может, закатилось что куда?
— Да чему там закатиться, — пожал плечами стрелок, — коли там пусто. Ну да ладно, попробую.
С этими словами он сунул руку в мешок, пощупал и чуть не заорал от удивления.
— Чего там? — испуганно спросил Витомысл, перейдя вдруг на шепот. — Укусило что-нибудь?
— Нет, не укусило, — с изумлением ответил Андрей, вытаскивая из мешка большую сдобную булку.
— Эге! — восхитился Вертодуб. — А еще там чего имеется?
— Сейчас, — пробормотал стрелок, снова запустил руку в мешок и подцепил там что-то твердое и маслянистое. Это оказалась большая гусиная нога, прокопченная и аппетитно пахнувшая дымком.
— Вот те на! — обрадовался Витомысл. — Давай-ка еще чего добудь!
— Хорошо, — кивнул стрелок, облизывая пересохшие губы, и вытащил из мешка кусок пахучего сала.
— Ну-ка теперь я! — разохотился Вертодуб и сунул руку в мешок по локоть. Долго там что-то выискивал, покряхтывая и сглатывая слюну, а потом вытащил разом огромный свиной окорок и целую связку баранок.
— Я тоже хочу, — смущенно сказал Витомысл, — Андрейка, дай и мне…
— Ты же боишься, — улыбнулся стрелок, но мешок дал. Витомысл долго примеривался, потом с опаской сунул внутрь один палец, убедился, что кусать его никто не собирается, и залез всей рукой. Ухватил что-то и, блаженно улыбаясь, выудил толстый пряник, разукрашенный занятными узорами из разноцветного сахара.
Следующие несколько минут молодцы шли молча, так как рты у всех были заняты едой. Витомысл быстро разделался со своим пряником и, взяв у Андрея лакомый мешок, смело запустил в него руку. Достал оттуда большое наливное яблоко и с наслаждением впился в него зубами.
Как следует закусив, молодцы почувствовали себя гораздо бодрее и прибавили шагу. В самом деле, надо было поспешать — небо уже полыхало закатными красками, вот-вот должны были наступить сумерки, сгущался туман. Река, прежде казавшаяся мирной и неторопливой, теперь словно бы просыпалась от полуденного сна и тревожно плескалась, будто в ней ходили косяки огромных рыбин.
— Да где же этот рыбарь! — воскликнул стрелок с досадой. — Ночь близко, а его и не видать!
— Погоди, — успокоил его Вертодуб, — дойдем скоро. Быть того не может, чтобы не дошли.
— И верно, Андрейка, чего ты! — поддержал товарища и Витомысл. — Сказано — тут живет рыбарь Вестрень, стало быть, так.
Стрелок только рукой махнул — говорите, мол, что хотите, а только чует сердце, что несдобровать нам, проходим по берегу до самой ночи.
Закат меж тем догорал, солнце закатилось, оставив на потемневшем небе лишь тонкую алую полосу. Сумерки приближались неумолимо, а следом за ними должна была прийти ночь, черная, как вороново крыло, и опасная, как стрела, летящая прямо в сердце. Никому не дано уйти от черного всадника Темнополка, а он уже седлал своего коня в преддверии ночного пути. Над рекой поднялся, заклубился густой белый туман, плеснула хвостом большая рыба. Похолодало. Стрелок порылся в заплечном мешке, ища там попону кота Баяна, потом вспомнил, что вся она ушла на кляпы для змея, и поежился. На небе начали зажигаться звезды.
— Ну и где он? — повторил Андрей с тревогой. — Наверное, этот рыбарь…
Договорить он не успел, потому что увидел крохотную хижину, приютившуюся у самой воды.
— Ну наконец-то! — выдохнул Витомысл, улыбаясь. Но через мгновение улыбка сползла с его лица — путники услышали конский топот, раздающийся позади.
— Это он, — прошептал стрелок, еле шевеля губами, — бежим, братцы!
Молодцы сорвались с места. Впереди несся самый быстроногий и легкий Витомысл, в затылок ему дышат Андрей, а чуть позади, задыхаясь и проклиная тяжеленные сапоги, бежал могучий Вертодуб. Черный всадник догонял, стрелок краем глаза уже видел взмыленную морду его коня, спиной чуял жар сильного конского тела. Бледный месяц выплыл из-за тучи и залил речной берег мертвенным светом, в этот же миг беглецы, сравнявшись, одним прыжком перелетели через низенький плетень. Всадник проскакал мимо.
— Ну и прогулялись! — только и выдохнул стрелок, сплевывая. — Я уж думал, точно не успеем.
— Нельзя из-за какого-то там ночного стража цельное царство прохлопать! — строго сказал Витомысл.
— Твоя правда, — улыбнулся Андрей, — теперь бы нам еще хозяина повидать — и совсем хорошо будет.
— Я хозяин, — пробасил вдруг чей-то громовой голос. Молодцы вздрогнули и вскочили на ноги.
На крыльце стоял старичина такой стати и мощи, что вряд ли подобного встретишь и в самолучшем царском полку. Косая сажень в плечах, грудь широченная, руки толщины такой, как у иного нога, а росту такого, что даже Вертодуб рядом с ним испытывал зависть и чувство собственной неполноценности.
— Вы кто такие будете? — поинтересовался хозяин, вдоволь насладившись произведенным впечатлением, — Коли тати ночные али разбойники — лучше сразу со двора идите.
— Мы не тати! — замахал руками стрелок. — Это вот Витомысл, сын Кожани; который здоровый такой, в сапогах окованных — это Вертодуб, сын Ермилы. А я Андрей, сын Вавилы. Все слуги царские!
— Царские, говорите, — почесал бороду старик, — это кто же у нас сейчас царь? Кусман, что ли?
— Он самый, — подтвердил стрелок.
— Все не помрет никак, собачий хвост, — зевнул хозяин. — А я Вестрень, отца-матери не ведаю.
Андрей, которого несколько покоробила такая непочтительность в отношении коронованной особы, все-таки поклонился и вздохнул с облегчением. Не подвела Яга, все как есть сказала, теперь главное, чтобы рыбарь не заартачился и лодку одолжил. Но утро вечера мудренее, про лодку завтра речь вести надобно, а сегодня хорошо бы подзакусить из того же чудесного мешка да и спать ложиться.
