Михаил Успенский - Там, где нас нет

В промежутках между объятиями чинили доспехи (тут и кузня была), нашли пару старых, но худо-бедно годящихся мечей. Одна была беда — кони от побратимов шарахались, не вынося Святогорова духа.

— Видно, так до Полуденной Росы пешком и дотопаем, — вздохнул Жихарь, достал золотую ложку и определил направление. Молодки, не пожелавшие искать цыгана, завздыхали и заплакали, увидев, куда показывает стебель. — Чего ревете? Мы же непременно вернемся! — обещал богатырь. — Чего в той стороне такого страшного?

Из сарафанной толпы вышла старая-престарая бабушка. Жила она долго и говорила поэтому вполне уверенно:

— Лучше бы я, добрые молодцы, вас удавила своими руками, чем отпускать в те края, в злочародейный Драбадан!

Ну, тут и у Жихаря личико вытянулось.

— Вы никак боитесь, сэр брат? — обрадовался Яр-Тур.

— Если и боюсь, так за тебя, — нашелся богатырь.

— Сколько же нам еще идти, сэр Джихар?

— Да ты что, совсем память со своими девками заспал? Я же говорил — сорок дней и сорок ночей!

— А потом?

— А потом дальше пойдем!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Правый сапог он надел на левую ногу, левый сапог он надел на правую ногу, повернулся и прочь он пошел.

За пределами света, на краю седых небес произрастает дерево, вышиной равное самой высокой горе. На ветвях этого дерева вместо листьев растут живые головы, их ровно столько, сколько на свете людей, и каждая говорит и говорит свое, пока не упадет с ветки вниз, обозначив конец чьей-то жизни.

Если кому повезет попасть в те места, он может попытаться залезть на дерево, отыскать такую голову, чтобы в точности походила на его собственную, и узнать от нее, что случится в его судьбе и как можно избежать горя, болезни или бедности.

Но такое большое это дерево и так много вещих голов на нем произрастает, что можно разыскивать свою до самой старости, если, конечно, не успеешь состариться, добираясь на край седых небес.

А если и не состаришься, сумеешь найти свое подобие, так тоже толку немного: ведь головы вещают все враз, шум стоит, как на тысяче ярмарок, ничего не расслышишь и не поймешь.

Поэтому никто туда и не ходит. И непонятно, кто это дерево посадил и с какой целью. Поэтому хватит о нем.

…Побратимы шли, проклиная окаянских сапожников.

— Не беда, сэр брат. — Временами Принц делался весьма ехиден. — Скоро подрастут ваши сыновья, вот они-то и станут добрыми чеботарями…

— Мои станут чеботарями, — невозмутимо отбивался Жихарь, — а твоих вот едва ли выучат чистить отхожие места. Одно им только заделье и подойдет: пособлять повивальным бабкам, перекусывая пупки…

Побратимы переругивались не со зла — просто шагать в Драбадан молчком очень страшно. Будимир и тот не петушился и не покидал новой Жихаревой шляпы — войлочной, с широкими загнутыми полями.

— Не повредило бы нам поклониться Проппу, — сказал Принц.

— А, признаешь, что Пропп-то покрепче вашего Фрэзера будет, — сказал Жихарь.

Но ни одного истукана им по дороге не попалось. Мало того, встречались время от времени заросшие ямки или пеньки подрубленных столбов.

— Повыковыряли они всех наших идолов, — определил Жихарь. — Тут свои порядки.

Листья здешних деревьев трепетали без ветра, птицы пели печально, как на тризне. Побратимы то и дело ощупывали на себе многочисленные обереги, понавешанные недавними возлюбленными: лягушачьи косточки, черепа нетопырей и просто дырявые круглые камушки.

Против славы драбаданских кудесников все это было прахом.

Жихарь нагнулся, подобрал на счастье подкову («Богато живут!») и, завязав ее узлом, передал спутнику. Принц без труда развязал.

Мучили подкову, пока не переломилась надвое.

Тут и дорога надумала раздвоиться. Никакого указательного камня у развилки не наблюдалось. Жихарь достал подаренную за жаркую любовь монетку с ликом неведомого владыки и подбросил. Выпала левая дорога, поэтому пошли по правой.

Богатырь то и дело косился налево: вдруг там лучше, а потом…

— Глянь-ка, брат: вон мы и сами идем! Принц глянул. За невысокими деревцами, точно, остановились двое, во всем подобные побратимам, вплоть до петуха. Оба Будимира обиделись и громко заорали, а люди на левой и на правой дорогах стояли разинув рты.

— Эй, вы! — окликнул Жихарь, и крик вышел двойным, равно как и петушиные вопли. Жихарь махнул рукой на пару с двойником:

— Это нас драбаданцы с ходу начинают морочить. Давай не будем на них пялиться, пойдем своим путем.

К такому же решению, видно, пришли и левые побратимы.

Дороги расходились все дальше, скоро и двойников не стало видно.

— Встретить двойника — к смерти, — сообщил Принц.

— Да уж не к добру, — согласился Жихарь. Дорога пошла вверх, на холм.

— Замучились бы мы в доспехах, когда бы не Святогорова силушка, — сказал Жихарь.

— Сейчас глянем сверху и увидим, что нас ждет, — откликнулся Яр-Тур.

На вершине зеленого холма стояло одинокое дерево, словно нарочно посаженное, с высоким голым стволом, только на вершине раскинулась густая шапка зазубренных листьев. Под деревом сидели двое в нарядных атласных одеждах, обратясь лицом друг к другу. На побратимов они и не глянули.

— Сдается, оружия у них никакого нет, — сказал Жихарь.

— Страшнее другое, сэр брат, оглядитесь! Жихарь посмотрел и охнул. Вся равнина, сколько хватало глаза, вспучивалась тут и там точно такими же холмами, и каждый венчался точно таким же деревом, и возле каждого дерева сидели двое в нарядных атласных одеждах, а к ним с опаской приближались бесчисленные Принцы и Жихари.

Жихарь опять помахал рукой, и жест его повторили все двойники. Шагнул вправо, влево — то же самое.

— Понятно — здешние чародеи воздвигли здесь множество огромных зеркал, чтобы сбить нас с пути.

— Значит, мы для них серьезные люди, — сказал Жихарь. — Только нет здесь никаких зеркал. Во-первых, стекло страшно дорогое, а во-вторых, я десницей помахаю, и подраг мой тоже десницей.

— Подраг? Десницей? — не понял Яр-Тур.

— Ну, двойник, подраг — слово «подражать» знаешь? А десница у нас будет правая рука.

— Вот как… И что же делать?

— Обернем все себе же на пользу. Соберем всех наших подрагов вместе — они сейчас об том же толкуют — и пойдем большой грозной дружиной. Тогда нам никто не страшен!

Принц представил себе это дело и замотал головой.

— Ничего не выйдет.

— Это почему же?

— А потому, любезный мой сэр, что вот мы с вами идем какую уже неделю и в основном прекрасно уживаемся, если не считать прискорбную стычку возле моста. Не то будет, когда каждый из нас встретится лицом к лицу с самим собою, да еще многажды повторенным. Мне, например, другие претенденты на престол ни к чему — и без того, чаю, дорога к трону окажется весьма тернистой. А вы, достойные сэры Джихары, непременно передеретесь между собой.

— С какой стати?

— Вы чрезвычайно противоречивый человек, сэр брат, и в каждом из вас обязательно начнет проявляться какая-нибудь одна черта, неприятная другим Джихарам… Я уже не говорю о сэре Будимире — тут полетит столько перьев, что мы до конца жизни сможем торговать подушками и перинами.

Жихарь стиснул зубы и задумался так, что стало заметно.

— Точно, — сказал он. — Иной раз, бывает, так бы и дал сам себе по зубам.

Особенно если за дело.

— Вот я и говорю. Но тревожит меня другое. Раньше я думал, что подобное место может существовать только в неразгаданных трудах древних философов, а оно, оказывается, есть на самом деле…

— Что за место? — насторожился Жихарь и взялся за меч.

Схватились за оружие и все остальные рыжие богатыри.

— Древние именовали его — Дурная Бесконечность… — прошептал Принц.

— Вона как… — шепотом же ответил Жихарь. — И что же, нам тут теперь до смерти скитаться?

— Не знаю — Возможно, эти достойные господа подскажут нам что-нибудь.

Побратимы подошли к сидящим. Оба незнакомца были уже в летах, в бородах, при морщинах. На одном был золотистый атлас, на другом серебристый. Между ними на плоском камне лежала доска, расчерченная черными и белыми полями.

На доске стояли шашки — золотые и серебряные, под одежду.

— Играют в тавлеи, — шепнул Жихарь. — Я тоже горазд. А ты?

— Случалось, — ответил Яр-Тур. — Только вот такой странной игры видеть не приходилось…

И верно — золотые шашки стояли на белых полях, а серебряные на черных.

Оттого, что игроки двигали своих пехотинцев в разных направлениях, ничего доброго не происходило: оба играли как бы каждый в свою игру, не поражая фигур противника и не теряя своих.