Андрей Белянин - Верните вора!

— …я сам выследил вас, я не побоялся войти в это вместилище греха и порока, и я не уйду отсюда, не обагрив вашей кровью свой дамасский клинок!

— Ты вообще отсюда не уйдёшь, — прямо заявил Лев.

— На улице сорок моих молодцов. И они примчатся сюда по первому зову своего господина!

— А вот это стоит проверить, — неожиданно предложил доселе молчащий домулло, одним коротким движением приподнимая чайник. Струя кипятка не больше пары секунд лилась на чёрный подол «танцовщицы», как раз туда, где у нормального мужчины находится…

— А-а-а-у-у-а-ай-й-уй!!! — на совершенно непередаваемой ноте взвыл Али Каирская ртуть, завертевшись винтом на месте. Его вопль оглушил всех, кто находился в этот час в «Одноногой лошади». Музыканты прекратили игру, люди зажимали ладонями уши, пьяницы трезвели на глазах, ослушники шариата вновь возвращались на стезю праведности, и даже ушлый шайтан, наверняка прятавшийся под какой-нибудь кошмой, испытал чувство здоровой зависти — он так вопить не умел.

Когда Ходжа поставил чайник на место, то гордого, но обваренного храбреца из Каира в помещении уже не было. Если на выходе его действительно ждали сорок молодцов, подобных снежным барсам, то, не получив приказа, они наверняка пустились догонять своего резво убегающего командира. По крайней мере, Бухара никогда больше не слышала даже имени этого молодого негодяя…

— Ты в порядке? — уточнил Оболенский, похлопав по спине улыбающегося друга. — Ну и ладушки… Официант, я требую продолжения банкета! Ещё вина и свежий чай, этот у нас как-то быстро кончился…

А минутой позже музыка заиграла снова, завсегдатаи опомнились, переспросили друг друга, что же это было, не вспомнили и, привычно прокляв заведомо невиновного нечистого, спокойно окунулись в круговорот привычных грехов. Вновь рекою лилось запрещённое вино, звучали песни о плотской любви отнюдь не соловья и не к розе, дробно стучали игральные кости, а грудастые танцовщицы отважно сбрасывали немногочисленные одежды себе под ноги всего за несколько монет. По обоюдному решению Льва и Ходжи вечер удался!

…Утро. Первые крики муэдзинов. Всё ещё сонный город сладко нежится в быстро тающей рассветной дымке, припоминая остатки развеянных снов. А маленькие серебряные звёздочки, жалобно тающие в золочёной голубизне неба, изо всех сил машут лучами-ладошками миру, не прощаясь насовсем, но обещая вернуться при первых же сумерках, озарив Бухару сияющей улыбкой, и подарить каждому, кто не спит, хотя бы минуту счастья!

Звёзды вообще невероятно щедры к людям, если вдуматься, сколько тысяч лет они просто так, даром, не задумываясь, дарят свой свет людям. Неважно каким — звёзды об этом не задумываются, неважно зачем — иногда факт дарения важнее того, кому и зачем это предназначено, благодарили ли тебя, прошёл ли подарок незамеченным — всё неважно… Важен свет! Запомним это…

Я иногда даже завидую звёздам. Ты ничего не делаешь, просто остаёшься самим собой, а тебя всё равно хоть кто-то да любит! Смотрит на тебя задрав голову и любит! Ни за что, просто так, платонически, без надежды заговорить, коснуться губами, но искренне веря, что каждый вечер на небе родится ещё одна, новая, светлая и чистая звезда…

А по улицам благородной Бухары широким свободным шагом шли двое мужчин, высоко задрав подбородки, веря в предопределение и ни о чём, абсолютно ни о чём не думая! Это, кстати, было по разным причинам. Лев Оболенский просто ещё не проснулся, его подняли, но не разбудили. Мучающийся дичайшей головной болью после вчерашнего Насреддин кое-как сумел обрядить его в нужный вид и вытолкал на улицу. Бывший москвич так и топал на полуавтомате, с гордо задранным подбородком, потому что практически спал.

А вот домулло не опускал чела единственно из опасения, что если эта дико гремящая тыква с ушами хоть на миг посмотрит себе под ноги, то просто отвалится и упадёт. Причём это его как раз таки и не останавливало, он рад был избавиться от головной боли самыми радикальными средствами (ибо достало!) и шёл во дворец в слепой надежде, что палач не взял выходной по уходу за огородом и в один миг навеки избавит его от этого сволочного похмелья! Но прежде он — возмутитель спокойствия и герой народных анекдотов — из самых благородных побуждений сдаст малоизвестный адрес «Одноногой лошади», чтоб эту грязную лавочку, поящую честных мусульман палёным вином, наконец-то прикрыли раз и навсегда, на веки вечные, во славу Аллаха, аминь!

— Слышь, брателло, ты не слишком нарывайся там…

— О'кей.

— Я имею в виду, что постарайся не быть казнённым хотя бы до вечера.

— О'кей.

— А то знаю я тебя. Пошлют к палачу садиться на кол, а ты хоть крем-то с собой взял?

— О'кей.

— Это была неприличная шутка с гейским подтекстом! — не выдержав, сорвался Лев. — Какого лешего ты всё время окейничаешь?! Выучил новое слово, да?!

— Лёва-джан, вот… чё ты… как этот? Нет чтоб предложить близкому другу опохмелиться, он разговорами достаёт… чтоб шайтан надул тебе в воду во время утреннего омовения и ты это видел, а всё равно умылся!

— Майн гот, а при чём тут я? Не умеешь пить, не берись! — облегчённо выругался свежий, как йогурт, россиянин. — Надо было сразу сказать, похмелье штука деликатная и требующая к себе вдумчивого отношения. Стань вон там, у арыка, в тени под деревцами, и жди, я быстро.

Метнуться до ближайшей чайханы, обложить хозяина матом, вытребовать чашу холодной араки, честно отдать за неё целый дирхем, не оборачиваясь, левой рукой спереть у счастливого чайханщика два золотых и той же липицуанской рысью вернуться к другу, не расплескав ни капли, — на такое мог быть способен только настоящий Багдадский вор.

— Ты мой спаситель, — жалобно всхлипнул Ходжа, принимая дрожащими руками глиняную плошку с драгоценным напитком. В два глотка он покончил с водкой, и его глаза заблестели…

— Подлечился? — уточнил Лев. — Теперь освежился по-быстрому и пошли!

Не успел домулло опомниться, как был безжалостно окунут в тот же арык с головой, и добрых пару минут верный друг полоскал его в жёлтой воде туда-сюда за шиворот, как енот в цирке.

— Не умеешь — не пей! Запретил тебе Аллах алкоголь — слушайся! Ему с утра в тюрьму, а он нажрался, как Карлсон с фрекен Бок! Не стыдно, а?!

Ходжа сначала булькал и брыкался, а потом успокоился и даже попускал пузыри, изображая довольного бегемота…

— Полегчало?

— Воистину! Пусть Всевышний в раю так же макает тебя в память о том удовольствии, которым ты отпраздновал моё утро, — церемонно поклонился мокрый домулло, поочерёдно касаясь кончиками пальцев груди, губ и лба.

— Ничего, на такой жаре обсохнешь быстро. Куда мы теперь, прямо во дворец?

— О нет, мой торопливый друг, сведущий лишь в вопросах неведомого праведному мусульманину опохмеления. Сначала нам надо придать тебе облик лекаря по тайным женским болезням.

— Короткий халатик нараспашку, эффектный чепчик с красным крестом и белые чулочки?

— Такого лекаря предпочли бы многие мужчины, — прикинув образ, согласился некраснеющий герой анекдотов. — Но ты идёшь к жёнам эмира, а значит, евнухи гарема должны принять тебя за своего.

— Кастрироваться не дам!!!

— Вай мэ, зачем так орать, всех верблюдов перепугал, — укорил Ходжа, пока проходившие слева караванщики с трудом успокаивали доселе флегматичных животных. — Конечно, как ты выражаешься, «реализм — великая вещь!», но на этот раз мы опять пойдём путём простого обмана…

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Две дочери Лота пристали к пьяному отцу… и ура!

Два старца пристали к трезвой Сусанне, и увы…

Денег у соучастников хватало, поэтому, не желая привлекать к себе ещё большего внимания, они просто посетили две-три лавочки, законопослушно экипировав Оболенского на энную сумму золотых. Ему досталась подушка на живот, имитирующая то ли нездоровую полноту, то ли невозможную беременность. Длиннющий парчовый халат китайского фасона, с широким поясом, увешанным целой кучей волшебных амулетов, как то: сушёная лапка курицы, кривой нож-серп с арабскими письменами, пучок перьев чёрного орла, серебрёное зеркало, изогнутый козий рог, два бледно-жёлтых птичьих черепа, прутья саксаула без колючек и специально выдолбленная сухая тыква с затычкой, сплошь исписанная тайными китайскими иероглифами.

На самом деле, расписывая такие вещи, юморные китайцы, я полагаю, нагло ржали в голос и несли кисточками всякую хрень, но кто будет это читать со словарём? Никто. А значит, тайна-а, а тайна-а завораживает…

Льву нацепили седую бороду, держащуюся на специальных крючочках за ушами. Водрузили на голову зелёную войлочную шапку под метр высоты и крепко примотали белыми тканями на манер чалмы. Но самое главное, ему дали примитивные круглые очки и с ног до головы увешали знаменитыми арабскими назер бонок — амулетами от сглаза!