Сергей Шкенёв - Пёс имперского значения
— Я и сам не мелкий, — коротко хохотнул Черчилль, вставая с кресла. — Нам пора, Эрвин.
— Вы разве не останетесь на обед?
— Нет, не могу… Дела. Но если что, я буду в гостинице. Но не думаю, что возникнут вопросы, решение которых нельзя отложить до утра.
Командующий объединённой эскадрой лично проводил гостя до трапа, мысленно поклявшись себе не беспокоить премьер-министра даже в том случае, если небо упадёт в море.
Грэйт Ярмут. Ночь.
— Боже, что я скажу Его Величеству? — сэр Уинстон стоял на балконе "Марин-отеля", куда выскочил в одних только фиолетовых подштанниках, расписанных розовыми чёртиками, и колотился головой об стену.
А Такс нетерпеливо подпрыгивал, пытаясь рассмотреть через перила источник страшного грохота. Да, и почему небо такое красное… Наконец сообразил протиснуться между завитушками кованного ограждения, выбрался на широкий карниз, поглядел в сторону моря и застыл, заворожённый красотой и ужасающей мощью открывшейся картины. Ух ты, как здорово люди развлекаются! Эх и весело, наверное, у них! Да, жалко что собаки так не умеют. И правильно сделали, что подожгли дома у воды — очень уж от них рыбой нехорошо пахло.
Вдали вдруг возник столб воды, подсвеченный огнём, огромный даже по сравнению с другими, постоянно вырастающими то тут, то там. Такс восхищённо зажмурился — вот это бабахнули! А когда открыл глаза и не обнаружил на месте взрыва сразу два больших плавучих острова, возмущённо рявкнул. Трусы! Жалкие трусы, даже хуже кошек — испугались что заругают, и спрятались. И ещё один пропал… И ещё…
А этот…, смех да и только — залез под воду и думает что его не найдут. Обознатушки-перепрятушки, кончики мачт сверху остались, даже отсюда видно! Хитрый, но глупый. Самый же главный весельчак на празднике, это тот плавучий остров, на котором сегодня днём были. Он единственный, кто не стоит на месте, всё кружится, танцует, огненные языки из башенных труб всем показывает, чёрным дымом окутался, а кое-где уже и костры развели. Хорошо им…, сейчас напляшутся и пойдут шашлыки жарить. А то что за веселье без жареного мяса?
— Это конец…, прохрипел сэр Уинстон, хватаясь за сердце и сползая по стене.
Такс оглянулся на него с одобрением и помахал хвостом. Какой толстяк молодец, однако! Первым догадался, что весёлый остров — самец. Вот как всех под себя подминает, аж завидно становится.
— Почему? — Черчилль дрожащими руками ухватился за витые прутья балконного ограждения и привстал на подгибающихся ногах. — За что мне это?
И опять сел, когда пятнадцатидюймовый снаряд прошелестел где-то в вышине и упал на город. Только после этого премьер-министр вышел из оцепенения и обратил внимание на взрывы и пожары в Ярмуте. Города как такового больше не существовало. Единственно только здание гостиницы да два дома по обе стороны от неё стояли нетронутыми, будто прикрытые крыльями невидимого в ночи ангела-хранителя.
Со своего балкона сэру Уинстону был хорошо виден линейный крейсер "Ринаун", избивающий стоящие на якорях корабли. Не совсем безнаказанно — многие огрызались. Вот только большинство снарядов ложилось с перелётом, накрывая своих же.
Дальнейшее отложилось в памяти отдельными, плохо связанными между собой картинками. Вот узнаваемый силуэт линкора "Худ", осевшего на корму и подсвеченного горящими за ним транспортами, вдруг разламывается и исчезает… Взрыв во внутреннем дворике городской тюрьмы… Чья-то оторванная голова, прилетевшая неизвестно откуда и упавшая на колени премьер-министру… Стук осколков по черепичной крыше… Всё тот же взбесившийся "Ринаун", пропавший из виду после яркой вспышки на нём…
Когда два офицера Восточно-Йоркширского полка, каким-то чудом пробравшиеся через разрушенный город, вынесли бьющегося в истерике Черчилля и осторожно положили его на заднее сиденье машины, Такс успел прошмыгнуть следом. Открытый армейский автомобиль рванул с места так, что пса вжало в спинку. А когда получилось встать на задние лапы и поглядеть назад, единственное, что удалось увидеть, — падающий фасад гостиницы. Падающий вместе с балконом, украшенным коваными завитушками. Да, славно повеселились. Люди такие выдумщики!
Лондон. Вестминстерский дворец. Десять дней спустя.
— И что вы на этот раз придумаете в своё оправдание, сэр Уинстон?
Черчилль, которому врачи только сегодня разрешили встать с постели, вздрогнул от прямого оскорбления, нанесённого королём, потемнел лицом, но сдержался. Может причиной тому стала рота автоматчиков, присутствующая на заседании Верхней Палаты?
— Но Ваше Величество…
— Я не желаю ничего слышать, — перебил его Георг Шестой. — И вообще, ваша деятельность слишком дорого обходится Великобритании. Или, сэр Уинстон, вы не считаете потерю половины нашего флота такой уж большой утратой? Этого мало? Три адмирала, семь генералов, две гвардейские дивизии, одиннадцать линейных пехотных полков… Где они? Где?
Король перевёл дух и выругался, почему-то по-русски.
— Да, я спрашиваю — где они? За всю свою историю Англия не несла таких потерь и не испытывала большего позора. И не говорите мне — у короля много! У короля нет ничего. А то, что по счастливому недоразумению ещё осталось на плаву, не отобьётся даже от папуасов, если те приплывут на своих челнах.
— Но я возглавлял Адмиралтейство всего только…, - Черчилль попытался вставить оправдание.
— Пытаетесь свалить вину на лорда Клизмсборна? — перебил Георг. — Кстати, покойник просил передать вам вот это.
Такс, до того удачно стащивший у какого-то растяпы большой мешок с мягкой овечьей шерстью и успешно отразивший две попытки отнять добычу, наслаждался комфортом и звуками перебранки. А когда бородатый дядька с орденами ругался и топал ногами, так вообще повеяло чем-то родным и близким. Но потом он вытащил блестящую стреляющую штуковину, и пёс серьёзно обеспокоился.
Это же не игрушка! Знаешь как больно от неё бывает? На своей шкуре испытано. Дяденька, брось… Выкинь, кому говорят… Да не маши ей так… И не пинайся, кошак ты лишайный… Ах так? Укушу… Опять непонятно? Брось немедленно… Опять? На тебе… Ой! Ты что, самка барсука, натворил? Не знал, что оттуда злые кусачие осы вылетают? И как теперь толстяк будет жить с дыркой в голове? Что? А почему он не дышит? Ну и сволочи вы все… И злые… Уйду я от вас.
Глава 18
Граждане, по курсу нету айсбергов,
Только Ивановы на пути.
Правда, если вдруг какая каверза,
Айсбергов легко всегда найти.
Сергей Трофимов.
"Из писем и воспоминаний вице-адмирала Королевского Флота Иосифа Бродского.
Большая энциклопедия Корсиканского королевства. Издание 1998 года. Париж.
Письмо первое.
Здравствуйте, дорогая мама, сестра Соня, и тётя Роза. Я вас всех люблю и очень таки вспоминаю. А Моне, что из пятой квартиры, скажите, что про него нет ни одного словечка, особенно про те сто рублей, которые был должен ему с прошлого года.
Ай, мама, я таки прекрасно знаю, что вы скажете при прочтении этого письма. Вот только ваш Ося не такой уж бестолковый, как представляет себе тётя Роза. Она всё так же не умеет готовить? Так передайте — её будущий зять уже привык кушать много и вкусно, а не то, что она по ошибке считает едой.
Но теперь по порядку… Как вы помните, наш корабль вышел из Одессы в страшный шторм, и со мной случилась такая морская болезнь, что я пролежал до самой Греции, где мы бросили якорь в видимости берега. Причиной остановки послужило то обстоятельство, благодаря которому я и сделал первый шаг по карьерной лестнице, получив звание старшего матроса будучи ещё новобранцем.
Капитан наш, почтенный реб Андрий Остапович Оноприенко, углядел на берегу бесхозное стадо свиней, охраняемое всего лишь четырьмя пастухами. Я в числе прочих был послан препроводить брошенных под открытым небом животных на борт, и во время спасательной операции успешно заменил командира, покусанного собаками и побитого посохами туземцев. Именно за этот подвиг мной и получено повышение в чине.
Но вы, мама, не беспокойтесь, и тёте Розе передайте, что её будущий зять гневно отказался от нежных, тающих во рту шкварок. Прямо от большой шипящей сковородки, в которую можно макать восхитительный свежеиспечённый хлеб, хрустящей корочкой собирая со дна золотистые колечки лука. И с негодованием отверг предложение попробовать вкуснейшие отбивные, зажаренные в белых сухарях и яйцах, взбитых с козьим молоком. А на сало, розовое, с мясными прослойками в палец толщиной, даже смотреть не стал. К тому же оно получилось жестковато, видимо из-за особенностей местного климата, и ещё наш кок злоупотребляет специями. Но у меня, вы же помните, от красного перца всегда изжога, которой и маялся до самой Корсики. Но об этом в следующем письме.
