Андрей Белянин - Ржавый меч царя Гороха

- Разве ж я знал, что он с разбегу башкой в боч­ку с квашеной капустой нырнёт, тока лапти и ме­лькнули?! Бабы в крик, мужики кулаки сжимают, нам хоть сквозь землю провались, а этот твой упырь деревенский горстями капусту жрёт да её же и критикует матерно! Но всё одно жрёт!

Им повезло ещё, что с базара наши ушли без дра­ки. Еремеева-то весь город знает и уважает соот­ветственно чину, а Митя званиями не блещет, в по­гонах не ходит, нарывается везде и всячески, поэ­тому его у нас скорее терпят, чем любят.

- А твой капусты-то нажрался, так, видать, пить захотел. Двух стрельцов под мышки цапнул и в кабак! «Ревизия! - орёт. - У кого руки нечисты, водка палёная, пиво прокисшее, самогон нелицен­зированный? Всё на стол, щас проверку чинить бу­дем!» Покуда я с остальными подоспел, он и сам напузырился, и моих накачал по самые ноздри...

Митяй скромно помалкивал, ни на что не возра­жая, вину ни на кого не сваливая, всем видом пока­зывая полную готовность сдаться правосудию.

- А с Лялиной улицы от девок завлекающих мы ж его вообще едва уволокли! Упёрся, чертяка, так что вшестером не сдвинешь. Говорит, преступление легче предотвратить, чем расследовать. А посему якобы и вы не против, чтоб при каждой девице раз­битной стоял наш стрелец с пищалью! Ну мало ли, вдруг клиент недоволен али платить не хочет, тут милиция и при деле. Вот он щас прямо тут с ихней хозяйкою всё разрулит, на взаимовыгодные усло­вия договорится! А мои-то дураки и рады, улыбаются глупо, слюни пустили, девок себе под опеку определяют, с ними же и перемигиваются...

Ну, дальше можно было в принципе и не слу­шать. Митяй отрывался, как мог, для него любой мой отъезд из столицы - праздник непослуша­ния. Бить его за это бесполезно, перевоспитывать бессмысленно, можно только казнить, но разве это его исправит?

Я просто дал Еремееву выговориться, а когда он устал, отпустил с богом. Бабка не возражала, для неё тоже подобные разборки не в первый раз, да и, боюсь, не в последний. Митя у нас парень простой, неизбалованный, ему до сих пор трудно привык­нуть к тому, что работа в милиции - это сплошные обязанности и никаких привилегий.

- Может, его уволить всё-таки? - обернулся я к Яге.

- Увольняли уже, - вздохнул Митя.

- Тогда на каторгу?

- Да ты что, соколик! - всплеснула руками моя домохозяйка. - Там небось людям и так не­сладко, каторга же, а мы им ещё и Митю для пол­ной задницы добавим? Не,  не по-христиански как-то получается...

- Тогда только расстрел?

- Тоже не вариант. Один раз расстреляем, а второй?

- А второй ему уже не надо будет.

- У меня оправдание есть, - глухо прогудел Митяй, наслушавшись наших споров.

Угу, продолжение спектакля в следующей гла­ве...

- Не может быть? - Мы с Ягой почти одновре­менно всплеснули руками.

- Я первым дьяка Фильку услыхал и всю дру­жину еремеевскую своим примером в бой повёл. Ежели б мы его на площади цепью не охватили, дак быть ему у Гороха в подвале казнённому лютой смертью!

- Это всё, конечно, хорошо, но не объясняет, почему ты...

- Да что ж вы думаете, я зря по всему Лукошкину куролесил? От глупости али по причине злоб­ного нраву? - чуть не расплакался он. - Я ж вер­сию проверял! И всё как есть выяснил! Значитца, так оно было...

Мы с бабкой попытались хоть как-то его успоко­ить, но не смогли. К счастью. Потому что на этот раз наш младший сотрудник действительно отли­чился.

- Думаю, ну не могла, не могла Марьяна без чьей-то помощи убечь! А у кого спросить? Кто всё про всех знает, как не бабки на базаре?! Веду стре­льцов на базар, вроде как проверка качества, ну и для солидности, чтоб не сразу били-то. Сам сажусь на бочонке тётки Матрёны, капусту ем и бормочу себе под нос эдак со значением: «Бельдым-бяк, Павлиношвили, фон Паулюсус...» На последнем имени тётка Матрёна и сорвись, орёт, что, дес­кать, он-то вежливый, не мне чета, и заплатил за всё! Я думаю так: на фига козлу бледному капуста? Разве на закусь после водки. Разворачиваю стрель­цов в ближайший к базару кабак. Там суматоху устроил да тишком и спрашиваю: фон Паулюсус не заходил ли? Шесть штофов зелёного самогону он у них купил! Ну, тут дело ясное, однако ж коли б он сам стражу ночную опоил, так царские стрельцы и вам про то сказали бы. А коли не сам? Коли он к ним девиц весёлых подослал, уж они-то никаких подозрений не вызывают, так что...

Я отупело встал, подошёл и от всей души обнял его за плечи. Это казалось невероятным, но Мить­ка (наш Митя!!!) умудрился самостоятельно найти доказательства своей теории и оказался прав по всем пунктам!

- Я прощён? -Да.

- Тётя Матрёна в суд грозилась.

- Отмажем.

- Ив кабаке тоже погудели неслабо.

- Договоримся.

- А на Лялиной улице...

- А вот туда ещё раз нос сунешь, я тя сама в угол поставлю, - перебивая меня, вставила баб­ка. - Иди-кось, делом займись. Мне тут Никиту Ивановича хоть ужином покормить надобно. Дуй давай, покуда не передумали! Ох, чую я, поторопилися мы с твоим прощением...

Есть ситуации, когда Митьку не надо просить дважды. Он мигом вспомнил, что собирался выто­пить баню, исчезнув так, что только пятки сверк­нули...

- Бабуль, я сам к царю побегу! Вы же видите, у нас новая информация, надо срочно советоваться с государем. Возможно, всё-таки придётся подни­мать войска.

- Куды ты пойдёшь-то? Забыл уже, что стрель­цов за самодержцем отправил?

- Значит, встретимся по дороге! - решительно встал я.

- Ох, прости, запамятовала, старая, как себя вести при сложных ситуациях. - Бабка преспо­койно усадила меня обратно. - Сначала в баньку сходи, вымойся, выпарись, потом откушай, а уж потом и с государем поговоришь о делах служеб­ных...

- Нет времени... - начал было я, но тут же без предупреждения словил помелом по спине!

- Ишь какой командир выискался?! Спорить он тут ещё будет с пожилыми людьми... Митенька уже отправился баню топить.  Так что и ты, мил-дружок, развернулся кругом, взял в горнице чистое бельишко и пошёл голову свою с думами чёрными в порядок приводить!

Я сейчас даже не соображу, какая такая вол­шебная сила взяла меня за плечи, повернула на со­рок пять градусов и строевым шагом отправила на­верх, в мою комнату. Единственно, что мне запом­нилось, я и близко не позволил себе фыркнуть или хмыкнуть на такое обращение скромной старушки с грозным сыскным воеводой. В горнице пришёл в себя, меня отпустило...

Возможно, бабка и права, не стоит пороть горячку. Да, царевна находится в плену у Кощея. Да, те­перь мы знаем, как она бежала и кто ей помогал. Но раз гражданка Марьяна Рюриковна сама этого хотела, пусть сама и выкручивается. К тому же меч у нас. А ведь всё затевалось именно из-за этого меча, значит, наши шансы хотя бы приблизитель­но уравнялись. Надо сесть всей опергруппой, рас­смотреть факты, сделать выводы и только тогда что-либо предпринимать.

Всё, остываем, я действительно начинаю пороть горячку, а это в любом расследовании вещь недо­пустимая. Выдыхаем, считаем до десяти и...

- В баню - значит, в баню, - смиряясь, про­бормотал я, собирая комплект чистого белья: рубаху, подштанники и 'большое полотенце с вышив­кой крестиком.

.. .Мой младший напарник ждал меня в предбан­нике, с довольным видом замачивая в бадейке ду­бовые веники. Как банщику ему цены не было, зря он в милицию пошёл, а мы зря его взяли, вот, ей-богу, зря...

- Мить, только без фанатизма, - заранее пре­дупредил я, ложась животом на мокрую горячую лавку.

- Не извольте беспокоиться, Никита Ивано­вич, - бесстрашно обливая меня едва ли не кру­тым кипятком, откликнулся он.

Мой предсмертный вопль был мгновенно пога­шен тяжёлым ударом векового дуба (не меньше!), стукнувшего меня по лопаткам. Потом к нему при­соединилось второе дерево, словно былинный ве­ликан начал работать двумя руками, и моих сил хватало лишь на то, чтобы дышать, и то через раз...

- Держись, батюшка участковый, не робей, отец родной!  - надрывался красный Митя, едва различимый в густейших клубах пара. - Щас мы с вас все болезни-хворости вышибем!

Дух он из меня вышиб мигом, поэтому любым «болезням-хворостям» тоже не позавидуешь. Я пы­тался уползти с лавки, пользуясь тем, что сколь­зкий и в мыле, но Митьку на мякине не про­ведёшь...

- Вы ж так упадёте, Никита Иванович! Позвольте-кась я вас за ножку белую да пяточку розовую попридержу покуда... А теперича берёзовым ве­ничком, а?!

- А-а-а!!! - не своим голосом возопил я, но он воспринял это как подтверждение и продолжил свою гестаповскую работу.

- И ещё водичкой тёпленькой отполируем... да мочалкою! Раз-два, раз-два, раз-два!

По-моему, у меня со спины слезла вся кожа. Сил орать уже не оставалось да, собственно, и никогда не было, но тут он окатил меня ведром колодезной воды, и я сразу ожил. В смысле заорал...

- А-а-а, твою же мать в юриспруденцию-у!!! Митя хотел ответить чем-то ободряющим и уже

заново макнул веник в кипяток, но тут в двери по­стучали. Он стыдливо прикрылся шайкой и осто­рожно распахнул дверь. В тот же миг к нам был безжалостно втолкнут бунтарский дьяк Филимон Груздев. Абсолютно голый, с крестиком на шее и в той же многострадальной скуфейке на голове.