Терри Пратчетт - Опочтарение
— И чем я могу помочь «Правде»? — спросил он, усаживаясь за стол и посылая ей не-снисходительную улыбку.
— Вы намерены доставить все залежи почты, мистер Губвиг?
— Если возможно, то да, — ответил Мокрист.
— Почему?
— Это моя работа. Ни снег, ни дождь, ни мрак ночи, именно так написано у нас над входом.
— Вы слышали о скандале на Ткацкой улице?
— Я слышал, это была просто ссора.
— Опасаюсь, кое-что похуже. Когда я уходила, дом уже горел. Это вас не беспокоит? — внезапно мисс Резник нацелилась карандашом в блокнот.
Мокрист лихорадочно думал, сохраняя невозмутимое выражение на лице.
— Конечно, беспокоит, — сказал он, наконец, — люди не должны поджигать дома. Но я знаю еще кое-что: мистер Паркер из Гильдии Торговцев в субботу женится на любви своей юности. А вы об этом знаете?
Мисс Резник не знала, но тщательно записывала, пока он рассказывал ей о письме зеленщика.
— Очень интересно, — сказала она, наконец, — я немедленно отправлюсь с ним побеседовать. Итак, вы считаете, что доставка старой почты это хорошее дело?
— Доставка почты это наше единственное дело, — ответил Мокрист и снова сделал паузу.
На грани слышимости до его ушей донесся шепот.
— Проблемы? — спросила мисс Резник.
— Что? Нет! Что я хотел… Да, это правильно. Историю нельзя игнорировать, мисс Резник. Для нашего вида важно общение, мисс Резник! — Мокрист повысил голос, чтобы заглушить шепотки, — почта должна двигаться! Она должна быть доставлена!
— Э… не обязательно кричать, мистер Губвиг, — сказал репортерша, слегка отодвигаясь назад.
Мокрист взял себя в руки и шепот стал тише.
— Извините, — сказал он и откашлялся, — да, я намерен доставить всю почту. Если адресаты переехали, мы попытаемся найти их. Если они умерли, мы попытаемся доставить почту их наследникам. Почта будет доставлена. Такова наша задача, и мы от нее не отступим. А что еще нам делать с этими письмами? Сжечь их? Выбросить в реку? Вскрыть их и прочесть, чтобы решить, какие важные, а какие нет? Нет, письма были доверены нашим заботам. Доставка — единственный путь.
Шепот теперь почти утих, так что он продолжил:
— Ну и кроме того, нам нужно больше места. Почтамт возрождается! — он достал лист марок, — с этим!
Она озадаченно уставилась на них.
— Маленькие портреты лорда Витинари?
— Марки, мисс Резник. Стоит приклеить одну из них на конверт, и вам гарантирована доставка в пределах города. Это пробные листы, но завтра мы начнем продавать их уже намазанные клеем и перфорированные для удобства использования. Я хочу, чтобы пользоваться почтой было просто. Безусловно, мы пока только становимся на ноги, но вскоре я намерен добиться, чтобы мы были способны доставить письмо кому угодно в любую точку мира.
Глупо было болтать об этом, но его язык как будто ему не принадлежал.
— Вам не кажется, что вы несколько слишком амбициозны, мистер Губвиг? — спросила она.
— Извините, я иначе не умею, — ответил Мокрист.
— Я просто подумала, что у нас ведь уже есть семафорные башни.
— Семафорные башни? Ну что же, они просто бесценны, осмелюсь сказать, если вам нужно знать цены на креветку в Колени. Но разве можно написать З.Л.П.О.Д. на семафорном сообщении? Разве можно запечатать его любящим поцелуем от всей души? Разве можно поливать это сообщение слезами, разве можно обонять его запах, разве можно вложить в него засушенный цветок? Письмо это нечто большее, чем просто сообщение. А семафорные сообщения слишком дороги, и обычный средний человек может использовать их только в экстренных случаях: ДЕДУШКА УМЕР ПОХОРОНЫ ВТОРН. Отдать дневной заработок за сообщение такое же сердечное и теплое, как брошенный нож? Письмо же, это нечто реальное.
Он замолчал. Мисс Резник царапала в блокноте как сумасшедшая, а его всегда беспокоило, когда журналист проявлял внезапный интерес к его словам, особенно если он подозревал отчасти, что вся эта болтовня не более чем куча голубиного гуано. А уж когда они улыбаются, это еще хуже.
— Люди жалуются, что семафоры стали дорогими, медленными и ненадежными, — сказала мисс Резник, — что вы на это скажете?
— Я скажу только, что у нас служит почтальон, которому восемнадцать тысяч лет. Вот он — то не сломается за здорово живешь.
— Ах, да. Големы. Некоторые говорят, что…
— Как ваше имя, мисс Резник? — перебил ее Мокрист.
Женщина слегка покраснела. Наконец она ответила:
— Меня зовут Сахарисса.
— Спасибо. А я Мокрист. Пожалуйста, не смейтесь. Големы… Вы все-таки смеетесь!
— Я всего лишь кашлянула, честно! — ответила репортерша, подняв руку к горлу и неубедительно изображая кашель.
— Извините. Звучало немного похоже на смех. Сахарисса, мне нужны почтальоны, клерки за прилавком, сортировщики… Мне нужна масса народу. Почта должна двигаться. И мне нужны люди, которые помогут ее двигать. Любые люди. А, спасибо, Стэнли.
Мальчишка появился с двумя чашками чая в руках, причем совершенно не сочетавшимися друг с другом чашками. На одной был изображен котенок, однако постоянные коллизии в тазике для мытья посуды исцарапали картинку до того, что он больше всего напоминал животное в последней стадии бешенства. Другая чашка радостно информировала окружающий мир, что для работы на почте быть сумасшедшим не обязательно, но большая часть слов стерлась, осталось только:
«не обязательно БЫТЬ СУМАСШЕДШИМ
чтобы работать здесь, но ЭТО ПОМОЖЕТ»
Он осторожно поставил чашки на стол Мокриста; Стэнли все делал осторожно.
— Спасибо, — повторил Мокрист, — э… теперь можешь идти, Стэнли. Помоги там с сортировкой, э?
— Вампир в главном зале, мистер Губвиг, — сказал Стэнли.
— Это Отто, — быстро пояснила Сахарисса, — вы не… против вампиров, э?
— Эй, если у него есть пара рук и он умеет ходить, то я дам ему работу!
— У него уже есть работа, — сказала Сахарисса, рассмеявшись, — он наш главный иконограф. Иконографирует ваших людей за работой. Нам кстати и ваш портрет нужен. Для первой полосы.
— Что? Нет! — воскликнул Мокрист, — пожалуйста! Нет!
— Он отличный иконограф.
— Да, но… но… но… — начал Мокрист, а мысленно продолжил фразу «но я не думаю, что мой талант выглядеть незаметным, как самый обычный человек, переживет эту картинку на первой полосе».
Вслух он произнес:
— Я не хочу отделять себя от трудолюбивых людей и големов, который возрождают Почтамт! В команде нет понятия «я», верно?
— Вообще-то есть, — возразила Сахарисса, — и кроме того, вы единственный, кто носит шляпу с крылышками и золотой костюм. Ну же, мистер Губвиг!
— Ну хорошо, хорошо, я не хотел об этом упоминать, но иконографироваться мне не позволяет моя религия, — сказал Мокрист, у которого было время подумать, — нам воспрещается присутствовать на любых изображениях. Это ведь лишает человека части его души, знаете ли.
— И вы верите в это? — удивилась Сахарисса, — в самом деле?
— Э, нет. Нет. Конечно, нет. В общем-то. Но… религия это не шведский стол, понимаете? Нельзя сказать: «дайте мне, пожалуйста, Царство Небесное, и полную тарелку Божественного Плана, коленопреклонений много не надо, а уж Запрет на Изображения я и вовсе не возьму, меня от него пучит». Короче, брать надо комплексный обед, или вовсе ничего, иначе… ну, иначе было бы просто глупо.
Мисс Резник смотрела на него, склонив голову набок.
— Вы работаете на его светлость? — спросила она.
— Ну конечно. Это государственная служба.
— И я полагаю, что вы заявите мне, будто раньше работали просто клерком, ничего особенного?
— Верно.
— Хотя ваше имя, возможно, и вправду Мокрист фон Губвиг, потому что просто я не могу вообразить себе человека, который выбрал бы такой псевдоним.
— Вот уж спасибо!
— Мне кажется, что вы появились неспроста, мистер Губвиг. С семафорными башнями сейчас масса проблем. Очень дурно пахнут их махинации, то как они увольняют людей, и то, как они заставляют оставшихся работать до смерти, и вот тут выскакиваете вы, как чертик из коробочки, весь бурлящий новыми идеями.
— Я серьезен, Сахарисса. Послушаете, люди уже передают нам новые письма для отправки!
Он вытащил их из кармана и помахал в воздухе.
— Вот поглядите, это отправлено на улицу Сестричек Долли, это — на Сонный Холм, а это адресовано… Слепому Ио…
— Он бог, — заметила женщина, — доставка может стать проблемой.
— Нет, — оживленно ответил Мокрист, запихивая письма обратно в карман, — мы будем доставлять почту самим богам. У Слепого Ио три храма в городе. Это будет несложно.
«И ты забыла о дурацких картинках, ура…»
