Алекс Орлов - Тютюнин против инопланетян
Гадючиха достала из древнего ридикюля тюбик с секретным составом и подошла ближе. Все, что от нее требовалось, – это нанести краской секретного состава метки на спину Окуркину, а потом и Тютюнину.
– Этим мы решим проблему утечки информации раз и навсегда, – сказал ей майор Яндкван. – Умные пули стрю-ляквана полетят только за помеченной жертвой, и мы расстреляем их прямо на людной улице. – Вы, агент Гадючиха,
Станете первым из человеческих людей, кто увидит в действии это чудо-оружие.
– А может, как-то проще, шеф, а? Например, колом по башке. Это у нас самый распространенный национальный метод. Очень надежный, должна сказать.
– Нет, мы, дунтосвинты, – представители цивилизованной нации, а значит, должны широко использовать самые новейшие технологии.
– Ну ладно. Я предупредила.
Как человек ответственный и в службе опытный, Жи-волупова не стала спорить с начальством, тем более что ее услуги щедро оплачивались в зеленых американских деньгах.
И Гадючиха пошла на задание.
Как и следовало ожидать, Леха с самого начала принял ее дружбу без.особого энтузиазма и дважды пытался оторваться, перебегая через улицу прямо перед пролетавшей машиной.
Один раз бабушке даже пришлось запрыгнуть на капот «брабуса» и услышать угрозы по своему адресу.
При других обстоятельствах Живолупова обязательно бы поинтересовалась, что именно имели в виду эти крикуны. Она любила удивлять неосторожных людей. Однако на службе всегда занималась только служебными обязанностями.
На трамвайном маршруте Леха еще дважды пытался оторваться от Живолуповой, выпрыгивая не на той остановке, однако Гадючиха была предельно внимательна и, несмотря на множественные провокации, доплелась за Окуркиным до самого «Втормехпошива».
– Слушай, ты чего за мной увязалась? – вконец рассердился Леха, остановившись перед дверями Серегиной работы. – Ты смотри, я добрый-добрый, но как ткну кулачищем…
– Спокойно, Лешенька! Спокойно, соседушка, я же тоже по делу – вот, меха роскошные сдать собралась.
С этими словами старуха достала из кармана давнишнюю шкурку крота, примерно тысяча девятьсот семнадцатого года рождения.
– Ну и чего ты хочешь, чтобы тебе за нее дали? – строго спросил Окуркин, пытаясь как-то уличить Живолупову.
– Ой, Лешенька! Да какие мои доходы-то! Пусть хоть копеечку какую дадут ржавую, и то мне, старушке обессиленной, помощь будет. Крупы куплю, молочка, картошечки, – стала загибать пальцы Живолупова.
Окуркин не стал слушать и толкнул дверь «Втормехпо-шива».
Живолупова сейчас же прыгнула за ним и для верности нарисовала на спине Лехи дополнительный круг.
– Да пошла ты! – вскрикнул Леха, оказавшись уже в приемке, и оттолкнул локтем надоедливую старуху.
– Да я только пылиночку снять, Ле-шень-ка! – запричитала артистичная Живолупова. – Я и ботиночки тебе хотела почистить!
С этими словами она упала на колени и принялась рукавом шлифовать окуркинские сандалии. От неожиданности Леха отскочил к прилавку и запрыгнул на него, чем удивил и даже напугал Серегу с Кузьмичом.
– А чего же мы дверь-то забыли закрыть? – удивился Тютюнин.
Он еще не выпил этилированного нектара и потому опасался, тогда как успевший слизнуть с пробки Кузьмич, напротив, был радостен и дружелюбен.
– Это что за ужас, летящий на крыльях ночи? – спросил он, указывая на Живолупову.
– Я бабушка неимущая, мил-человек, – с готовностью стала жаловаться Гадючиха. – Угла у меня сваво не-эту, и пальтишка теплаго не-эту, хлебушка хоть дайте, люди добрые, а?
– Вижу тебя насквозь, старая, задумала ты недоброе, – с расстановкой произнес Кузьмич, на которого не подействовала бабкина комедия, а пары фильтрованного бензина позволяли ему зреть самую суть вещей.
– Гражданка Живолупова, мы сейчас закрыты на обед, – официальным тоном произнес Тютюнин. – Покиньте помещение, как и вошли.
– А вот и хорошо, что обед, Сережа, может, и мне какая крошка перепадет, ты ж знаешь, как я нуждаюсь…
С этими словами Живолупова безо всякого приглашения перемахнула через прилавок и, заметив в выдвинутом ящике наполненные стопочки, довольно улыбнулась.
Затем похлопала по плечу Тютюнина и быстро нарисовала ему на спине круг – той самой невидимой краской.
– Ну, коли нежеланная я тут гостья… – Живолупова развела руками.
Выполнив тайное задание, она стала выглядеть более вменяемой. – Пойду. Пойду и не буду мешать… Прощайте, теперь уже навсегда, особенно ты, Леха, и особенно ты, Серега…
– Давай вали скорее, обниматься не будем, – сухо заметил Окуркин.
Живолупова не стала спорить и, с кряхтением перебравшись через прилавок, поковыляла к двери.
Сергей вышел за ней, запер дверь и вернулся к товарищам.
– Ну давайте, ребята… – произнес Кузьмич. Затем принюхался. – Эй, как будто невидимой краской пахнет.
– А что, такая бывает? – Окуркин поднял стопку и, посмотрев ее на свет, счастливо улыбнулся.
– Конечно бывает. Если кого-то собираются ликвидировать, его сначала краской смазывают, чтобы как-то выделить среди других людей, а потом прямо на улице – шлеп!
– Здорово, но ты нам об этом не рассказывал, – заметил Тютюнин и, не дожидаясь тоста, выпил нектар.
За ним последовал Окуркин. У обоих на лицах отразилась вся гамма чувств, соответствующих потреблению нефтепродуктов.
– О-о-о-х, круто берет… – передернув плечами, проговорил Тютюнин.
Леха только потряс головой и вытер проступившие слезы.
– Ничего, вы же не младенцы. Никто не говорил, что лекарства приятны на вкус, зато они лечат, – наставительным тоном произнес Кузьмич и совершенно спокойно выпил свою дозу.
Выдохнув воздух, Кузьмич поднял кверху палец и назидательно проговорил:
– При принятии внутрь обычного этилированного бензина вы бы уже почувствовали, как у вас холодеют ноги.
– Что?! – испугался Леха. – А я это как раз и чувствую…
– И я тоже, Кузьмич! – проблеял Серега.
– Вот комедия-то… – Кузьмич потрогал свои ноги и признался:
– А ведь и у меня тоже, братцы, совсем холодные. Неужели я бутылки перепутал? Они у меня рядом стояли на балконе – фильтрованный и нефильтрованный бензин.
– И что теперь?! – чуть не плача закричал Окуркин. – Я хочу жить, Кузьмич! Я жить хочу!
– Мужайся, Леха. Разведчик, как и сапер, ошибается только раз. Помню, был случай…
Рассказать очередную, уже прощальную историю Кузьмичу помешал Фригидин.
Он неожиданно проник со стороны коридора и, увидев свалившихся вдоль стен коллег по «Втормехпошиву», поинтересовался:
– А чего это вы тут делаете?
– Мы у-ми-ра-ем! Мы от-ра-вил-ись! – прорыдал Леха.
– Да-а-а? – обрадовался Фригидин. – Сергей Викторович, вы, я так понимаю, тоже умираете?
Серега скорбно кивнул. Ног он уже не чувствовал, а руки контролировал только частично – налить еще шкалик он мог, а вот штаны по нужде расстегнуть – уже никак.
– Это надо же, какая удача! – произнес Фригидин, оглядывая помещение приемки. – Это же надо, как я во-
Время тут… Даже растерялся… Так. – Фригидин шагнул к Серегиной тумбочке. – Сначала наш любимый сахарок. А ваши кошельки, разумеется, я сниму с холодных трупов.
– У меня с собой только двадцать рублей… – простонал Окуркин.
– Это ничего. Я вам и за эту малость спасибо скажу, – заверил Фригидин, роясь в тумбочке. -Ага, сахарок!
Бухгалтер выхватил из пачки кусочек и, подбросив его в воздух, ловко поймал ртом.
– Вот ведь какой я способный, правда? Хотя никому мои способности не нужны, и приходится демонстрировать их перед какими-то полутрупами, прошу прощения. А так хотелось быть звездой цирка. – Фригидин поднялся с корточек и раскинул руки. – Сегодня и весь вечер! Под куполом цирка – Ар-рнольд Фригидин! Звучит, а?
– Эй, как будто у меня ноги потеплели… – заметил Леха и стал активно себя ощупывать
– Да и у меня тоже, – ответил повеселевший Тютинин и попытался подняться.
– Упс-с! Ла-ла-ла! – сказал Фригидин, пряча сахар под пиджак. – Пожалуй, я зайду позже…
73
По истечении всего нескольких минут участники дегустации стали приходить в себя.
Тютюнин обнаружил, что его немного «прет», а Окуркин отметил «мягкое приплющивание».
– Значит, получилось, Кузьмич? – спросил он.
– Думаю, что получилось, – кивнул младший приемщик.
– А состав травы где?
– А вот он.
Кузьмич жестом фокусника выдернул из свой драной сумки целлофановый пакет с мелко нарубленной сушеной травой.
– Это оно и есть? В смысле состав?
– Конечно.
Кузьмич положил пакет на прилавок.
– Возьмите и сегодня же вечером проведите эксперимент – инструкцию вам я уже написал. – С этими словами Кузьмич дополнил пакет с травой тонкой ученической тетрадкой.
Окуркин сейчас же заглянул в инструкцию.
– Кузьмич, а почерк-то женский…
– А это баба моя писала. Под диктовку.
