Фермер, который меня довел (СИ) - Грин Агата

Уже через полчаса в участке появился человек с определенными правами и компетенциями. Увы, тот, кого я никогда больше не хотела бы видеть…

Войдя в камеру, где меня держали, Эттерик Руд сложил руки на груди и окинул меня взглядом: долгим, изучающим, и, что самое ужасное — собственническим.

— Ка-а-а-амарис, дорогая, — протянул он, — что ты устроила? Решила повеселиться напоследок?

— Не ваше дело, — отчеканила я и добавила: — Я бы хотела видеть другого агента.

— У тебя нет выбора, милая. Ты на меня сердишься? Впрочем, вопросы тут излишни… Конечно, сердишься. Но я прощаю тебя за то, что ты устроила во время операции.

Он меня прощает? Он — меня? Серьезно?

— С-с-сволочь, — прошипела я, причем шипение получилось скорее удивленным, чем возмущенным: меня поразило самомнение Руда.

Мужчина поморщился:

— Давай без этого, дорогая: ругательные слова тебе не идут. Твой ротик создан, чтобы произносить нежности и приятности.

В ответ я выдала еще одно ругательное слово.

Руд никак не это не отреагировал и еще раз окинул меня взглядом.

— Расхлябанность тебе идет, — проговорил он, глядя на мои растрепанные волосы и порванную в двух местах рубашку. — Хотел бы я увидеть, как ты дерешься… За что побила старушку, Камарис? Хотя неважно. Я скоро улетаю с Луплы; у меня будет небольшой отпуск. Полетели со мной, отдохнем, развеемся. Мне ужасно надоели эти пустынные декорации, а тебе?

Сначала мне показалось, что слух мне изменил — я даже ухо потерла, по которому, кстати, получила от Чиуры. Затем меня ошпарило гневом, как кипятком, и я коротко шумно вздохнула.

— Знаю, ты считаешь меня подонком и сильно зла, хотя я не сделал ничего такого, лишь ускорил развитие событий, — продолжил агент. — Между нами в любом случае что-то было бы — я это понял сразу, как тебя увидел. Да и ты смотрела на меня как на красивого мужчину; я не слепой, все замечаю. Брак твой был обречен. Между нами искрит напряжение, мы хотим друг друга — это и сейчас, в этой камере, очевидно. Так позволь себе делать то, что хочешь, Камарис, позволь себе быть с тем, с кем хочешь.

В который раз Руд выбил почву из-под моих ног.

Он вообще осознает, что изнасиловал меня, или в его понимании он «лишь ускорил развитие событий»? Я подошла к мужчине ближе, чтобы лучше видеть его лицо. Глаза агента светились торжеством и умом.

Все он отлично осознает… и пришел не для того, чтобы помочь мне, а чтобы убедиться, что я «обезврежена», поглядеть на меня вот этим самцовым взглядом…

Лощеный красавчик, агент Союза, хитрый манипулятор, насильник — сволочь, в общем. Насколько же высоко он себя ценит, насколько выше остальных ставит себя? Неужели эта сексистская самоуверенная особь останется безнаказанной? Неужели я оставлю все, как есть?

Нет, не оставлю! Я его проучу! Я смогу!

— Позволить делать, что хочу… — повторила я. — Я хочу денег, Руд.

Бровь агента заинтересованно приподнялась.

— Да, денег, — громче повторила я. — Я многого лишилась за последний месяц и ничего больше лишаться не намерена, только приобретать. Самую опасную часть операции выполнила я, и это благодаря мне стало возможным задержание Теней.

— Я и не спорю, дорогая, — промолвил Руд, делая шаг ко мне.

Я в свою очередь сделала шаг назад и сказала:

— Нет. Никаких больше близких контактов. Я хочу компенсацию за все неудобства.

— Таким, как ты, не нужны деньги. Задумала что-то? Думаешь подловить меня на чем-то? Месть планируешь?

— Месть? Я не хочу больше напрягаться из-за тебя. Нервы мои вконец измотаны. Я хочу покоя и компенсации.

— Значит, ты хочешь денег за содействие в операции… И сколько?

— Триста единиц.

— Сто, Камарис, и то лишь потому, что ты очаровательнейшее создание.

— А если на тебя заявлю? Расскажу об изнасиловании?

— Дача ложных показаний наказуема, — мягко произнес агент, пристально глядя в мои глаза. — Изнасилования не было. Мы занимались любовью по обоюдному желанию. Кстати, нас не записывают; перед тем, как войти к тебе, я попросил отключить камеры. Таково мое право как агента Союза. Как бы ты ни пыталась меня очернить, оклеветать или подловить на чем-то, у тебя не получится, потому что я чист перед законом и не совершал ничего плохого.

«Тварина», — подумала я и проговорила искренне:

— Как же ты надоел мне! Ладно, сто так сто. Но ты переведешь мне их сразу же, как мы выйдем из участка.

— Приятно, что ты так уверена во мне и в том, что я тебя вытащу.

— Просто я знаю, на что ты способен.

Руд воспринял это как комплимент и, пообещав, что вернется за мной через десять минут, вышел из камеры.

Он не солгал: через минут десять меня освободили и вернули личные вещи, которые отобрали при задержании. Улыбаясь, Руд «попросил», чтобы данные о моем задержании были удалены. Полицейские — немолодой, уставший мужчина, и румяный юнец — переглянулись, синхронно помрачнели, но никто из них и слова против не сказал. Им тоже ой, как не нравится присутствие и приказы союзного агента…

Перед тем, как покинуть участок, я обернулась на полицейских, которые провожали нас мрачными взглядами.

Скоро увидимся, мальчики…

— Не представляешь, как надоела мне эта дыра! — произнес Руд, когда мы вышли из участка, и плечами передернул. — Этот вымирающий городишко нагоняет ужасную тоску. Тем приятнее было обнаружить здесь такое сокровище, как ты, Камарис.

— Расслабься и перестань уже сыпать комплиментами, — отозвалась я, — ты ведь уже добился всего, чего хотел, от меня.

— Дорогая, мне очень неприятны твои намеки о том, что я тебя использовал. Мы сотрудничали и очень неплохо провели вместе время. Кстати, повторю предложение: как насчет слетать вместе отдохнуть?

— Отдохнуть я смогу только как можно дальше от тебя. Я с тобой сейчас разговариваю только из-за денег.

Агент протянул с искусственным вздохом:

— Рано или поздно алчная натура проявляется в любой женщине…

Я оставила это высказывание без ответа; мое сердце бешено заколотилось, потому что подошла пора воплощать в жизнь спонтанный план мести, который родился в моем мозгу в полицейском участке Хасцена.

— Ровно сто единиц и ни единичкой меньше, — напомнила я.

— Ни единичкой меньше, — иронически поддакнул агент.

Я отошла от него на шаг, приняла суровый вид и сказала, чтобы он ждал меня прямо здесь, пока я схожу в кар за планшетом, чтобы сразу отследить перевод. Как я и ожидала, агент закатил глаза:

— Долго ты еще будешь шарахаться от меня и жертву изображать? Камарис, милая, я ничего плохого тебе не сделал и не сделаю.

Я громко фыркнула и торопливо зашагала вперед, затем нарочно споткнулась и растянулась на тротуаре. Руд подбежал ко мне, склонился, опустил руки на мои плечи и, коснувшись щекой моей щеки, шепнул:

— Вот что страх и нервозность делают с людьми. Особенно необоснованные… Сильно ушиблась, страдалица ты моя?

— Отстань, — звонко, напряженно проговорила я, и всхлипнула; я сама не ожидала, что заплакать удастся так легко. — Я передумала насчет денег, Руд… просто оставь меня в покое… оставь меня! Оставьте меня все!

—Ш-ш-ш, дорогая, зачем же так? — с беспокойством проговорил агент, поднимая меня и утирая с лица слезы.

Я вырвалась, пошла к кару; там ждал меня пистолет-парализатор.

— Камарис! — окликнул меня Руд. — Стой! Нельзя садиться за руль в таком состоянии.

Размазывая по щекам слезы, я села в водительское кресло и быстро достала из чехла пистолет-парализатор; спрятав его, я посмотрела на мужчину, который был уже тут как тут, и дрожащим голосом проговорила:

— Хватит самоутверждаться, Руд, я на пределе…

— Камарис, дражайшая…

— Хватит! — взвизгнула я пронзительно, так что мужчина аж подскочил. — Просто перечисли мне единицы на счет! Просто дай мне денег и уйди, слышишь?

— Хорошо. Я могу сесть в машину?

— Только без шуточек…

Агент сел на переднее пассажирское сиденье, принял из моих рук планшет и сразу начал что-то вводить. Его подвела самоуверенность — в который раз.