Фермер, который меня довел (СИ) - Грин Агата

Засмотревшись на пустынницу, я не заметила, что впереди едущий кар притормозил, и с сочным звуком тюкнула его в бампер. Владелец кара тут же высунулся из окна поглядеть, кто там сзади безобразничает, и, узрев меня, начал ругаться:

— Чего тырки пялишь, дура? Слепая, что ли?

Я поглядела на мужика с лицом, наливающимся гневной краснотой, затем на бампер кара, в который врезалась, и — снова на Чиуру. Та энергично и быстро, подпрыгивающей походкой шла к рынку, и все уступали ей дорогу. Я уставилась на старушку, как в трансе; мне вспомнились два голоса — бархатный и карамельный, и то, что поведали мне эти голоса.

Любовь ли, болезнь ли была причиной, но мерзкая старуха не только Пруту Ховери жизнь под конец испортила, но и мне подгадила — беременной (как я тогда считала) женщине!

— Выходь давай! — услышала я резкое, и посмотрела в окно, к которому склонилась красная гневная физиономия.

«Этого еще не хватало», — подумала я, и с тоскливой обреченностью полезла за планшетом, чтобы сразу войти в нужный сервис через Сеть и перечислить этому гражданину деньги.

Видимо, я действовала медленно, так как он с силой ударил в окно моего кара.

— Выходь, говорю! — повторил он громче. — И глянь, чего натворила!

Выходить мне совершенно не хотелось, да и ущерба особого я не нанесла, так что я лишь приспустила стекло и сказала:

— Извините. Я вам перечислю десять единиц. Диктуйте счет.

— Десять?! Ты вкуки обпилась, что ли? Здесь минимум на двадцать потянет!

«Ящер с тобой, двадцать так двадцать», — подумала я и, кивнув, снова попросила назвать счет; при этом я поглядывала в сторону рынка. Мужик продиктовал счет, я сделала перевод и, показав ему на планшете, что операция выполнена, собралась уехать.

Однако гражданин не желал меня так просто отпускать и встал перед моим каром прямо на дороге.

— Ишь ты, — прошипел он, и обратился к зевакам, который остановились поглазеть на маленькую аварию, — деньги скинула на счет и все! Видите, что творится? Какие они, южане? Будто деньги все решают! Даже не извинилась, сразу про деньги, словно я цент бездушный…

— Я вообще-то извинилась, — сказала я.

— Извинилась она! Ничего не извинилась!

— С дороги отойдите.

— Видите, лицо как сморщила, слова как цедит? Думает, что лучше нас, северян. Они все такие, южане! — продолжал изливать желчь мужик. — И кто ее на дорогу пустил? Сопля еще зеленая, а туда же — водить… не выросла еще водилка-то!

— Дайте мне проехать! — не выдержала я и повысила голос.

— Извинись сначала!

Дальше все случилось само собой. Я достала из сумки пистолет-парализатор, не глядя, практически машинально, зарядила его «болючкой», и, выйдя из кара, навела прямо на мужика.

— Извинилась я перед тобой, морда жирная, — отчеканила я, — и ущерб возместила. Так что закрой рот и садись в свой драндулет, пока заряд в лоб не получил.

Мужик стал менее красным — наметилась тенденция к побелению — но все же выдавил из себя:

— Ах ты ж дрянь какая… глядите, что творит… средь бела дня…

Я выстрелила, но не в лоб, как обещала, а в бедро, сочное, жирное. Мужик взвыл и рухнул на дорогу; никто из зевак к нему не подбежал.

— Молодец, девка! Так его! — услышала я, садясь в кар.

— Да-да, получил свое…

Я метнула на зевак убийственный взгляд — сейчас они на моей стороне, а когда этот мерзкий хряк на меня наезжал, молчали — и, объехав агрессивное тело, корчащееся от боли, поехала к рынку.

Припарковавшись, где получилось, и как получилось (я не слишком-то аккуратно вписалась меж других каров), я вышла из машины и пошла на рынок, чтобы найти Чиуру. Сухонькая фигурка пустынницы была приметна.

— А-а-а-а, — расплылась она в ядовитой улыбке, — камешек песочный прикатился…

— Надо поговорить.

— Некогда мне, да и не хочу, — заявила Чиура и демонстративно от меня отвернулась.

— Нет, ты будешь со мной говорить!

Гражданки, которые собирались что-то купить у Чиуры, напустились на меня:

— Орио, ну-ка придержите язык! Мы здесь, на севере, старость уважаем.

— Не лезьте не в свое дело! — отрезала я и встала вплотную к Чиуре.

Мне не столько хотелось поговорить с ней, сколько в глаза ее посмотреть. В этих маленьких черных глазках я увидела мстительное торжество, радостную злобу — и никакой любви, и никакого сумасшествия. Бархатная и Карамельная спорили о том, любила Чиура деда или нет, но я вижу отчетливо только ее любовь к себе.

— Ты не любила деда, — сказала я уверенно, а дальше начала предполагать: — Он был нужен тебе, как трофей. Ты хотела переманить самого сильного и красивого парня Хасцена к пустынникам, чтобы все говорили, что это он из-за тебя все бросил. Хотела быть особенной, Чиура? У тебя получилось. Ты особенная, ты одна в своем роде — скирта плевучая, злобная…

Вокруг нас зашушукались, но мне было все равно.

Глаза пустынницы сверкнули, затем выражение ее лица стало жалостливым, а голос — сочувственным.

— Уо-ох… бледная какая, заплаканная… говорила же я тебе: берегись. Не убереглась, да? Скинула дитенка раньше срока? Ох, беда, беда…

Я обомлела.

Она действительно хотела довести меня до выкидыша! К счастью, я не была беременна, и, к счастью, пустынники не сделали мне ничего плохого. Но вот эта отдельная пустынница с черными пронзительными глазам — сделала. Лично мне, а не деду, с которым у нее были сложные отношения.

Ни слова больше не говоря, я сделала шаг вперед и залепила ей крепкую пощечину. Чиура не отстранилась, и меня не остановили, потому что никто этого не ожидал; вокруг будто установилась полная тишина, и звук пощечины в ней прозвучал невероятно громко, оглушительно.

Пустынница медленно подняла руку, коснулась узловатыми пальцами краснеющей на глазах щеки, а потом прыгнула ко мне, на меня, с шипением. Мы сцепились, как две ящерицы, тонкие и юркие, и закружились по рынку в своеобразном танце.

Что-то упало с прилавка, на который мы налетели; кто-то закричал. Нас пытались угомонить и разнять, но мы с Чиурой так рьяно тянулись друг к другу, что расцепить нас никак не получалось.

— Скирта плевучая!

— Отродье Ховера! Уж я тебе задам!

— Это я тебе задам! Ты деда довела!

— Так ему и надо! А амулет я ваш раздавила! Раздавила вашу силу! И Ховеру сказала! Вот и помер он! Сердечко-то слабое!

Чиура победоносно рассмеялась, когда я от неожиданности сбавила позиции. Она схватилась за мои волосы и рванула одну прядь; я завизжала от боли и в ответ махнула, не глядя, кулаком.

Раздался треск; пустынница смолкла и с растерянным видом выплюнула зуб.

Сама не знаю, зачем, я забрала этот зуб. На этом моменте нас растащили.

Из первой в своей жизни драки я вышла с потерями, но и с приобретениями тоже: когда меня уводили, я крепко сжимала новый амулет рода Ховери в кулаке.

Глава 16

Это был не первый раз, когда я угодила в полицию. Однажды, когда я была подростком, меня случайно «загребли» вместе с отъявленными хулиганами на улице. Я тогда жутко испугалась и была способна только на плач; в итоге меня лишь пожурили и «выдали» папе, который примчался меня забирать.

В этот раз я была несравнимо спокойнее. Меня забрали в участок для выяснения личности и ситуации; а Чиуру, кстати, не забрали, домой отпустили, потому что та стала прикидываться немощной и чуть ли не умирающей. Тот жирный мужик, кар которого я легонько стукнула, в свою очередь побоялся «стукнуть» на меня, и никто в полицию не пришел обвинять меня в пальбе по мирным гражданам — меня обвиняли только в учиненном беспорядке.

Я рассказала, с какими претензиями пришла к Чиуре, и о том, что она напала на меня первой, и мне, вроде бы, поверили. Я не забыла поведать о своей якобы прервавшейся беременности и о том, что мой дед умер от сердечного приступа, когда коварная пустынница стащила у него родовой амулет и раздавила его. Этими заявлениями господа полицейские заинтересовались; тот из них, что постарше, пробурчал, что Чиура давно уже мутит в городе воду и вредит гражданам. Однако, несмотря на то, что я в сложившейся ситуации оказалась скорее жертвой, чем инициатором, выпустить меня отказались. Тогда я попросила об одном звонке. Агентесса пообещала мне помощь, так почему бы не воспользоваться?