Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения

— Оденься, Ева. — Лицо его осталось неизменно улыбчивым, но в глазах блеснул нехороший металл. — Ты моя гостья. Гости не должны испытывать дискомфорт, который сейчас испытываешь ты.

Она покосилась на платье, в которое продолжала кутаться, словно в обычную тряпку. Из мягчайшего шелка, расшитое серебром и капельками хрусталя, явно стоившее, как чья-то годовая зарплата. Достойное принцессы.

Платье от врага, которому она предпочла бы любые лохмотья. И не только по этическим соображениям.

В мире, где существует магия, даже от платья можно ожидать любой пакости.

— Предпочла бы ту одежду, в которой вы притащи… я прибыла сюда.

— Прошу прощения, но ее уже уничтожили. — Лиэр демонстративно отвернулся, глядя в окно. — Оденься. Не хочу тебя принуждать.

Ева уставилась на его спину, облитую черным бархатом серебром расшитого сюртука. На атласную ленту, низким бантом перехватывавшую до лопаток достававшие темные кудри.

На затылок, так соблазнительно подставленный под удар. К примеру, тяжелым подсвечником с магическими кристаллами, так кстати сиявшим на каминной полке.

Провоцирует на атаку? Провоцирует. Не иначе.

Но она ударит лишь тогда, когда он не будет этого ожидать.

Торопливо натянув платье через голову, Ева соскользнула с алтаря, позволив широкой юбке опасть до поля мягкими искристыми складками. Кусая губы, нервно пытаясь коситься одновременно себе через плечо и на фигуру у стола, попробовала застегнуть мелкие скользкие пуговички сзади, чтобы шелк перестал соскальзывать с предплечий — и замерла, когда враг, незаметно оказавшись близко, скользнул ей за спину.

— Позволь мне.

Когда его пальцы аккуратно убрали ей волосы с шеи, собрав их на одну сторону, перекинув через плечо — струна напряжения, и без того натянутая туже некуда, звонко лопнула.

Резко развернувшись, Ева устремила сжатый кулак по направлению к точеному носу лиэра. Моментальным, очень уверенным движением, прерванным за какой-то сантиметр до цели.

Не по ее воле.

— Заклятие куклы. Не забывай, — спокойно напомнил Кейлус, когда Ева застыла, способная только моргать. Перехватив ее пальцы, чуть-чуть не доставшие до его лица, опустил ее покорную, безвольную руку: так просто, точно та и правда принадлежала кукле. — Спадут сами собой спустя пару минут. Но если попробуешь вновь выкинуть что-либо из нежелательных действий, история повторится, и мне для этого не нужно быть рядом. — Ее взяли за плечи, вновь отвернув лицом к окну: заставляя безмолвно проклинать чертову магию и собственное тело, неспособное ей сопротивляться. — Возвращаясь к твоему вопросу — народу совершенно необязательно знать, что связывает нас помимо церемонии обручения. И связывает ли. Но, поверь, мои предпочтения весьма разнообразны… в приоритете точно не дерзкие маленькие девочки, однако, если хочешь, могу сделать для тебя исключение. — Чужие руки, застегнув верхнюю пуговицу, скользнули ниже, неторопливым поглаживанием прочертив по обнаженной спине линию от плеч до талии. Двинулись выше: чужая ладонь легла ей на шею, чужие пальцы убрали волосы за ухо, чужие губы обожгли кожу на виске вкрадчивым выдохом тихих до интимности слов. — Хочешь?

Если бы Ева могла, она бы сглотнула. Вдруг вспомнив, как вела себя с Гербертом во время их давней, смешной, глупой войны, отчетливо и тоскливо понимая, что тот никогда не был ей настоящим врагом. И никогда не сделал бы того, что причинило бы ей настоящую боль.

В отличие от человека, в чьих руках — в прямом и переносном смысле — она пребывала теперь.

— Так хочешь? Говори, не стесняйся. — Теплые пальцы, слегка пощекотав изгиб подбородка, лаской скользнули к ямке меж ключицами — и Еву не оставляло ощущение, что ласка эта в любой момент может перейти в удушье. — Губы после активации заклятия отпускает раньше всего.

— Нет, — выдохнула Ева. Желая только одного: чтобы Кейлус Тибель прямо сейчас оказался как можно дальше от нее. — Не хочу.

Висок согрел смешок. Тихий и легкий, как прикосновение пальцев к клавишам на пианиссимо.

— Как я и думал. — Отстранившись, лиэр преспокойно вернулся к ее пуговицам. Судя по скорости продвижения от верхней к нижней, одевать женщин ему и правда было далеко не впервой. — Я не хочу, чтобы ты считала меня врагом. Не в моих правилах делать с людьми то, чего они не желают сами.

— Видимо, по вашему мнению ваш племянник просто мечтает поскорее отправиться к праотцам.

Внутри Ева тут же отвесила себе подзатыльник, мечтая, чтобы заклятие снова заморозило ей неуемный длинный язык, но Кейлус продолжил методично и уверенно застегивать бесконечный пуговичный ряд:

— Как раз об этом я и хотел поговорить. Хочу предложить тебе сделку.

Она промолчала. Зная, что условия изложат и без ее вопроса.

— Ты права. Мне нужно падение Айрес. Мне нужна ее корона. А тебе, если не ошибаюсь, нужен Уэрти, живой и здоровый.

— И что вам нужно от меня? — все же не выдержала Ева: когда, закончив с пуговицами, в невыносимом гнетущем молчании Кейлус откинул светлую копну ее распущенных волос — расчесанных, как она внезапно осознала — с плеча за спину.

Чтобы, судя по ощущениям, заплести их в косу.

— Не противься. Будь со мной, пока не исполнится, что должно. Помоги осуществить то, что я хочу. — Проникновенный голос почти гипнотически сочетался с движениями его пальцев, переплетавших длинные пряди методично и любовно, как иные дети возятся с новой куклой. — Как только это осуществится, я отпущу тебя. К Уэрти, который твоими стараниями и покорностью благополучно останется жив. Откажись, и клянусь: я просажу большую часть своего состояния на услуги «коршунов», которые будут следовать за ним неотступно. Каждый день. Каждый миг. Куда бы он ни направился. — Это прозвучало не угрозой: простым будничным обещанием. — Тебя больше не будет рядом, чтобы прикрыть его спину, пока он вершит Мертвую Молитву, а больше из близких у него нет ни одной живой души. И рано или поздно…

Речь завершилась многозначительной недоговоркой — за миг до того, как чужие руки наконец перестали ее касаться.

— Оставлю тебя поразмыслить над этим предложением. — Кейлус отступил на шаг. Ева, невидящим взглядом смотревшая в окно, не видела этого, но услышала. — Надеюсь, к ужину ты дашь ответ.

Не оборачиваясь, она слушала, как Кейлус Тибель удаляется по направлению к двери, чтобы завершить разговор глухим щелчком замка.

Понимая, что игры окончательно и бесповоротно кончились.

С момента ее гибели и вплоть до сегодняшнего дня ей ни разу не грозила реальная опасность. Даже когда, казалось бы, они с Гербертом скользили по грани. Но отныне позволить быть себе упрямым, задиристым, взбалмошным ребенком — непозволительная роскошь.

Этого врага нужно не задирать, не жалить, не пробиваться к мягкому сердцу под ледяной броней. Убивать: без прелюдий и без осечек.

К счастью, Ева подозревала, что может ей в этом помочь.

***

Тим заглянул в Золотую гостиную получасом позже, когда Кейлус, сидя за клаустуром, довольно мурлыкал себе под нос, записывая новый романс.

— Ваш племянник, — доложил секретарь. — Он ждет на крыльце.

— Ты не пустил его в дом? — не отрываясь от нотного листка, уточнил Кейлус.

— Как ты и велел.

— Молодец. — Перо аккуратно опустилось в чернильницу, чтобы, скользнув по краю, вернуться к нотным строчкам. — В других обстоятельствах непременно пригласил бы его на чашечку фейра, но не сейчас. Передай, что я слишком занят новым произведением, и буду занят таковым в ближайший месяц. Ни в коем случае не переступай порог.

Кивнув, Тим тихо прикрыл дверь. Вернувшись в холл мраморными лестницами и коридорами, щедро обставленными всяческими безделушками вроде ваз и гнутых бархатных скамеечек, вновь подошел ко входу в особняк, острыми белыми башенками возвышавшийся над окружавшим столицу лесом.

— Я сожалею, тир Гербеуэрт, — сказал Тим, отворяя двери, которые до того весьма нелюбезно захлопнул прямо под носом у визитера. — Господин не может вас принять.