Андрей Белянин - Оборотный город
— А чего, попробуй, — наливая мне в кружку одного кипятку, задумчиво протянула Катя. — На Моню и Шлёму я всегда нажать могу, да и ты с ними вроде скорефанился, только особо не доверяй, кровососы всё-таки. С Вдовцом поговори, у него знаменитая настойка на гробах подаётся. Сам ставит, сам гонит, а гробы для крепости старые берёт, не меньше пятидесятилетней выдержки. В могилах-то у нас каждый второй роется, но не ради золота, сам понимаешь. Меня больше напрягает это «баскское заклятие»…
— Заварки бы?
— Прости, вот бери пакетик.
— ?!
— Иловайский, не тупи. Вот так раскрыл, обёртку выбросил, в чашку сунул и держи за верёвочку! Если б это наше российское заклятие было — нет проблем, пробили в базе данных, что почём, светит не светит, и забирай свой клад, старина Флинт! Но по баскам у меня в Сети ничего не выплыло, тёмный народец, смесь арабов и готов, свой язык, закрытая система посвящения в древние знания… Слушай, а с чего ты на это подписался, а? Тебе бабки нужны, что ли?
— Кто?! — Я резко отхлебнул чаю, едва не подавившись всплывшим пакетиком.
— Ну в смысле деньги!
— Деньги всегда нужны, казакам ведь жалованье не положено, — прикинул я. — Но тут речь не просто о золоте, а о чём-то дорогом и редком, вдруг они пытались вывезти что-то очень важное, для души, для земли нашей. Не всё же звонкой монетой мерится… Вдруг там иное сокровище?
— Романтик ты, хорунжий. — Моя любовь отвернулась и замолчала так, словно я её чем-то обидел. Чай был допит в неопределённом молчании с обеих сторон. Я видел, что она загрустила, но помочь ничем не мог.
И не потому, что не хотел, а просто не знал, как лучше. Ну подойду сейчас, скажу что-нибудь ласковое, обниму даже, а потом как? Пообещаю, что вернусь на белом коне да заберу её отсюда? Не нужно ей это. Признаюсь, что запала краса её в сердце казачье? Так ей и этого не надо. Поблагодарить за помощь и отправляться восвояси? А может, рискнуть да и…
— Тебе пора, Иловайский, — удивительно спокойным тоном, всё так же не отводя взгляда от ноутбука, объявила Катерина. — Упырям передай, чтоб наверх вывели — я приказала! Сюда больше не приходи. Мы в расчёте. Пожалуйста, уважай моё мнение и сделай так, как я сказала.
Мне оставалось только встать, сунуть за пазуху все бумаги и, щёлкнув шпорами, удалиться не прощаясь. Всё. Эта история закончена. Объяснились. Чего уж теперь, пора и честь знать…
Пока спускался вниз по лестнице, на единый миг остановился и прислушался. Но нет, приглушенных звуков рыданий, горьких слёз или хотя бы тяжёлых вздохов слышно не было. Только размеренный стук клавиш волшебной книги с живыми картинками. А я бы, наверное, забыл про гордость и соколом полетел к горлице кареокой, лишь бы был нужен…
Адские псы приветствовали меня весёлым лаем, видимо надеясь, что я ещё раз свожу их погоняться за кошками, но, чувствуя настрой человека, тихо поскуливая, пытались лизнуть мне руку через решётку. Я от души потрепал их по холке. Зверьё, конечно, лютое, но не они же в том виноваты, природа такая. Ворота за моей спиной захлопнулись сами собою, медные львиные головы безмолвствовали. Никакой особой толпы, осуждающе обсуждающей строгую Хозяйку и коварного казачка, не оказалось. Разве что деятельные красавцы-упыри терпеливо ждали меня, лузгая семечки…
— Вот только спроси, ЧТО у нас там было и сколько раз… убью! — без шуток предупредил я Шлёму, прежде чем тот открыл рот. А Моня без малейшего повода ещё и добавил собрату звонкий подзатыльник.
— Не переусердствуй, — строго попросил его я и уточнил: — За дело хоть?
— Ага, это я сам проспорил, — смущённо откликнулся второй упырь. — Он, вишь, сразу сказал, что ты про Хозяйкины ласки трепаться не станешь. А я думал, уж с друганами-то, поди, поделишься…
— Нечем делиться.
— Бывает, бабы, они такие… Накрутят нашему брату обещаний с три короба, про целомудренность напоют, папам-маменькам представят, а покуда ты с их роднёй о покосе беседуешь, они сами с первым же барином залётным к цыганам на всю ночь…
— Было? — с первого взгляда угадал я.
Моня кивнул на Шлёму, тот покраснел, аки маков цвет.
Господи ты Боже! Да неужели ж и у нечисти поганой бывают чувства, любовь, разлуки и коварные измены? Неужели и они к страданиям сердечным расположены, так чем же тогда они по большому счёту от нас отличаются? А это дорожка скользкая, начнёшь так думать, да и дойдёшь ещё до того, что у них, может, и душа есть?!
Нет, братцы, стоп! Нам, православным казакам, о таких вещах даже задумываться возбраняется. Наше дело — с земли на коня, да за шашку, да всей лавой, да на «ура-а!», а там кому как повезёт — иль «Георгий» на груди, иль могила впереди! Выход из сложившейся ситуации был один, традиционный и популярный, а главное, действенный…
— Пошли, выпьем с горя!
— Ты всерьёз, хорунжий? — не поверили упыри. — Не побрезгуешь с нами в кабаке за один стол сесть, водки выпить, под лягушачью икру да маринованные поганки?!
— Ни в жизнь, — перекрестился я. — Этой дрянью закусывать не стану! А водки выпью, душа просит…
— Видать, и впрямь подкосила Хозяйка нашего казачка, — скорбно вздохнул Моня. — Идём, Иловайский. Мы тя и в кабак сводим, и наверх сопроводим, и на разговоры, что меж мужиками по пьянке бывают, не поскупимся. Припади к моей груди, брат, выплакай, что накипело…
— Э-э, ну не до такой степени! И руки убери, и обниматься со мной не надо, а про родственные поцелуи вообще забудь! Ничего личного, только выпить и поговорить! Усекли? А то уже губки раскатали на версту по бездорожью и румянец по щёчкам такой, что сразу кастрировать хочется, гильотиной, по-французски, как котов блудливых…
* * *Первая моя серьёзная ошибка была в том, что я напрочь позабыл советы Катерины и позволил сердобольным умникам увести меня совсем в другое заведение.
— Чё те у Вдовца-то делать? Тока стопки считать, чтоб на чётную не угодить да лапти не склеить… Пойдём в другое место, там и напóют, и накормят, и денег лишних не сдерут. У тя, кстати, гроши-то есть?
Бум-с! Вот это была моя вторая ошибка, я пригласил парней выпить, не имея ровно ни копеечки наличных средств. Заложить сапоги и папаху, конечно, можно, но тогда по возвращении мой суровый, но страсть какой справедливый дядя не только прикажет меня выпороть, но ещё и засадит в какой-нибудь сарайчик под «домашний арест». Мы ведь форму казачью не от царя-батюшки получаем, у нас и мундир, и конь, и сабля — всё за свой кошт. Кто не может, тому вся станица помогает. Я вот на полном дядином содержании…
— Ох ты ж горе луковое, совсем ни единой монетки нет?
— Из всего серебра только крест нательный на верёвочке, но его не отдам! А в долг нальют? Под честное благородное?
— Выкрутимся. — Упыри, не сбавляя шага, пожали плечами. Денег, как видно, не было и у них, так бы, думаю, выручили до завтра, не первый день знакомы.
За поворотом мы упёрлись в свежеструганую дверь, над которой красовалась потёртая вывеска «Пивняк-стопарик». Сбитые до скользкости каменные ступени вели вниз, в полуподвальное помещение, где в полумраке чадящих свечей едва можно было разглядеть всего три грубых стола, за которыми практически никого не было. То есть лишь два тощих студента в углу и один натуральный ёж размером с хорошую откормленную свинью. Этот монстр на миг вынул курительную трубку из зубов, повернул ко мне испитую мордочку, повёл носом-бусинкой, икнул и вновь уткнулся в ополовиненный мутный штоф. Чего только не насмотришься…
Моня и Шлёма бодро уселись за свободный стол, благо вдалеке от зыбко покачивающегося в тумане пьяного ёжика, и что-то быстро шепнули на ухо невнятно шамкающему толстяку за стойкой. Нам сию же минуту подали запотевшую бутыль настоящей гербовой, государственных винокурен, и три относительно чистые стопки.
— Закусь не заказываем, — подмигнул Шлёма. — Ты наших разносолов жрать не станешь, а мы опосля первого литру не закусываем, а к серединочке второго уже под столом лежим. Смысл зазря тратиться?
Моня без лишних слов быстренько откупорил бутыль и ловко плесканул каждому едва ли не всклень:
— Давай, хорунжий, скажи тост! За что пьём — за вас, за нас и за спе…
— За Хозяйку, — тихо перебил я. За нечисть пить не стал бы, водка б в горло не пошла, а за Катеньку душа горела. — Уходить надо вовремя, раз ей без меня спокойнее будет, так чего ж такой красе жизнь портить? За её счастье!
— За Хозяйку! — подняли посуду упыри, и даже ёж поддержал нас согласным глотком.
А вот после первой стопки я резко поумнел и больше грубых ошибок не совершал, то есть за полчаса умудрился довести ребят до нужной кондиции и ни капли не принять сам. Слишком важные вопросы были поставлены на карту. Хотя, по чести говоря, упыри вроде и пили, но не пьянели…
— Стало быть, ты хошь нас, честных кровососов, сподвигнуть богоугодное дело совершить на благо всей необъятной Российской империи?! Да нам-то с того какой резон — в сырой земле ногтями копаться?
