Терри Пратчетт - Опочтарение
— Чашку чая, мистер Губвиг?
Он поднял взгляд от своей работы и взглянул в немного странное лицо Стэнли.
— Спасибо, Стэнли, — ответил он, откладывая в сторону карандаш, — я смотрю, ты на этот раз умудрился донести чашку, почти ничего не расплескав. Молодец!
— А что вы рисуете, мистер Губвиг? — спросил мальчик, нагибаясь, чтобы лучше разглядеть, — похоже на наш Почтамт!
— Верно. Это будет марка, Стэнли. Вот, взгляни, что думаешь о других? — он пододвинул поближе еще несколько эскизов.
— Ух ты, вы хороший художник, мистер Губвиг. Вот эта вот очень похожа на лорда Витинари!
— Это марка за пенни. Собственно, я картинку с монетки и скопировал. На двухпенсовой марке будет герб города, на пятипенсовой — Морпоркия со своей вилкой, а башня Искусств — на большой долларовой марке. И еще я думаю десятипенсовую сделать.
— Они очень здорово выглядят, мистер Губвиг, — восхитился Стэнли, — всякие мелкие детали видны. Как маленькие картины. А как называются вот эти тоненькие линии?
— Штриховка. Она для того, чтобы трудно было подделать. И вот когда письмо с маркой будет приходить к нам на Почтамт, мы будем брать один из наших старых резиновых штампов и ставить его на марки, чтобы их нельзя было использовать снова, а потом…
— Ага, потому что они как деньги, — радостно сказал Стэнли.
— Пардон? — Мокрист замер, не донеся до губ чашку с чаем.
— Как деньги. Эти марки будут как деньги, потому что марка за пении это и есть пенни, если подумать об этом немного. С вами все в порядке, мистер Губвиг? Вы как-то странно выглядите. Мистер Губвиг?
— Э… что? — очнулся Мокрист, смотревший на стену со странным отсутствующим выражением на лице.
— Вы в порядке, сэр?
— Что? О. Да. Да, конечно. Э… может нам и побольше марка нужна, как ты думаешь? Например, за пять долларов?
— Ха, я думаю, с такой маркой можно будет отправить большое письмо аж до самой Ужастралии, мистер Губвиг! — радостно сказал Стэнли.
— Ну что же, надо мыслить на перспективу, — сказал Мокрист, я имею в виду, раз уж мы все равно занялись дизайном марок…
Но Стэнли уже отвлекся, теперь он внимательно разглядывал «Ящичек мистера Робинсона». Этот ящичек был старинным другом Мокриста. Он никогда не пользовался псевдонимом «Робинсон» за исключением тех случаев, когда нужно было оставить этот ящик на хранение почти честному торговцу или трактирщику, вот почему предмет оставался в полной безопасности, даже если его хозяину приходилось покидать город весьма поспешно. Для мошенника и афериста этот ящик был все равно что набор отмычек для вора, только вскрывались с его помощью не сейфы, а человеческие мозги.
Этот ящик и сам по себе был почти произведением искусства, так ловко выдвигались и открывались все его многочисленные отделения, стоило только поднять крышку. Конечно же, здесь были ручки и чернила, а также маленькие баночки с красками и тонами, морилками и растворителями. И, аккуратно сохраненные неизмятыми, листы бумаги тридцати шести различных видов, некоторые из них было совсем не просто раздобыть. Бумага — очень важная вещь. Стоит неудачно выбрать плотность и прозрачность бумаги, и никакие навыки чистописания тебя уже не спасут. Людей гораздо проще обмануть плохим почерком, чем плохой бумагой. Фактически, небрежный почерк частенько работает даже лучше, чем неделя бессонных ночей, потраченная на то чтобы аккуратно выписать каждую завитушку; а все от того, что в тщательно выписанном письме человек легко заметит какую-то не совсем правильную мелочь, но дай ему всего лишь несколько штрихов, и он сам додумает все недостающие детали. Отношение, надежда, представление — в этом вся хитрость.
«Вот и я такой», — подумал он.
Раздался стук в дверь и она тут же распахнулась.
— Да? — резко сказал Мокрист, не поднимая взгляда, — я занят дизайном дене… марок, вы же знаете!
— Там пришла леди, — пропыхтел ворвавшийся Грош, — с големами!
— А, это, должно быть, мисс Добросерд, — сказал Мокрист, откладывая свой карандаш.
— Дасэр. Она сказала: «Передайте мистеру Солнечному, что я привела его почтальонов», сэр! Вы хотите использовать големов, сэр?
— Да. Почему бы и нет? — ответил Мокрист, строго взглянув на Гроша, — ведь с мистером Помпой у вас нет проблем, не правда ли?
— Ну да, с ним все в порядке, сэр, — пробормотал старик, — я хочу сказать, он прибирается здесь, и всегда ведет себя уважительно… Но я вам правду говорю, сэр, люди не любят големов с этими их горящими глазами и привычкой никогда не останавливаться. Нашим парням непросто будет к ним привыкнуть, сэр, вот что я хочу сказать.
Мокрист уставился на него в изумлении. Големы были очень основательными, надежными и, слава богам, слушались приказов. К тому же это шанс получить еще одну улыбку от мисс Добросерд… Нет, думай о големах! Големах, големах, големах!
Он улыбнулся и сказал:
— Даже если я докажу, что они настоящие почтальоны?
Десятью минутами позже кулак голема по имени Ангхаммарад пробил почтовый ящик и еще несколько квадратных дюймов разлетевшегося в щепки дерева.
— Почта Доставлена, — объявил он и замер. Сияние в его глазах потускнело.
Мокрист повернулся к кучке людей-почтальонов и жестом указал им на импровизированный Маршрут Почтальона, который он соорудил в главном зале.
— Обратите внимание на расплющенные роликовые коньки, джентльмены. Обратите внимание на кучку битого стекла там где была бутылка. А ведь мистер Ангхаммарад проделал все это с капюшоном на голове.
— Да, но его глаза прожгли в капюшоне дырки, — указал Грош.
— Никто из нас не может изменить свою природу, — напряженно заметила Ангела Красота Добросерд.
— Должен признать, у меня прямо сердце возрадовалось, когда он насквозь пробил эту дверь, — сказал Старший Почтальон Бэйтс, — будут знать, как делать щели для писем слишком низко и с острыми заслонками.
— И с собаками никаких проблем, полагаю, — заметил Джимми Тропс, — уж ему-то они не порвут штаны на заднице.
— Значит, вы признаете, что голем может быть почтальоном? — спросил Мокрист.
Внезапно все лица скривились, а голоса почтальонов смешались в общем хоре:
— Ну, они все-таки не мы, понимаете ли…
— …людям может не понравиться этот, э, глиняный народец…
— …все эти разговоры насчет того, что они отбирают работу у нормальных людей…
— …ничего против него не имею, но…
Они замолчали, потому что снова заговорил голем Ангхаммарад. В отличие от мистера Помпы, ему нужно было некоторое время, чтобы набрать темп. А когда все-таки раздавался его голос, он казался идущим откуда-то издалека в пространстве и времени, как шум прибоя в древней окаменевшей ракушке. Он сказал:
— Что Такое Почта Льон?
— Посланец, Ангхаммарад, — пояснила мисс Добросерд.
Мокрист заметил, что с големами она разговаривала иначе, чем с людьми. В ее голосе появлялась настоящая мягкость.
— Джентльмены, — обратился Мокрист к почтальонам, — я знаю, что вы ощущаете…
— Я Был Посланцем, — прогрохотал Ангхаммарад.
Как его голос был не похож на голос мистера Помпы, так и его глина была совсем иной. Он выглядел как небрежно собранный паззл из глины различных видов, от почти черной, через красную к светло-серой. Глаза Ангхаммарада горели глубоким рубиново-красным светом, в отличие от желтоватого, как в печи, света глаз других големов. Он выглядел старым. Более того, он был ощутимо старым. От него исходил холод вечности.
На его руке, прямо над локтем, с помощью проржавевшего обруча, запятнавшего потеками глину, была закреплена металлическая коробочка.
— Был на посылках, э? — нервно сказал Грош.
— Последней Моей Работой Было Доставлять Декреты Хета, Короля Тата78.
— В жизни не слыхал о короле Хетте, — сказал Джимми Тропс.
— Это Наверное Потому, Что Королевство Тат Погрузилось Под Воду Девять Тысяч Лет Назад, — торжественно объявил голем, — Такое Бывает.
— Ничего себе! — присвистнул Грош, — так тебе девять тысяч лет?
— Нет. Мне Почти Девятнадцать Тысяч Лет. Я Был Рожден В Огне Благодаря Жрецам Упсы В Третий Нинг Бритого Козла. Они Дали Мне Голос Чтобы Я Мог Передавать Сообщения. Так Устроен Мир.
— О них я тоже не слышал ничего, — сознался Тропс.
— Упса Была Уничтожена Взрывом Горы Шипуту. Я Провел Два Столетия Под Кучей Пемзы, Пока Ее Не Размыло, После Чего Стал Посланцем Королей Рыбаков Священного Ульта. Могло Быть И Хуже.
— Вы наверное так много всего видели, сэр! — сказал Стэнли.
Сияющие глаза взглянули на него, озарив светом его лицо.
— Море Ежей. Я Видел Много Моря Ежей. А Потом Море Огурцов. И Плывущие Над Головой Мертвые Корабли. И Якорь, Однажды. Все Проходит.
