Дмитрий Емец - Таня Гроттер и молот Перуна
Но все равно Пуппер это тебе не Шейх Спиря, который своей ревностью даже такое сокровище, как я, вконец доконает. Кстати, про Спирю. Я ему сегодня телеграмму послала, что умерла. Интересно, что он завтра выкинет?
Ну покедова! Твоя Гробулька».
* * *Концерт привидений удался на славу. Безглазый Ужас выл как корабельная сирена и гремел цепями. Поручик Ржевский, в угоду Недолеченной Даме надевший адмиральский мундир, назло ей так утыкал его кинжалами, что походил на ежа. Сама Недолеченная Дама сидела в Инвалидной Коляске – той самой, которую так дико боялись все младшекурсники – и томно нюхала давно увядший цветок.
Другие призраки тоже отрывались на полную катушку, каждый в меру своих способностей и возможностей, пользуясь тем, что пятница тринадцатое выпадает, в общем, не так часто. Примерно через час Семь-Пень-Дыр поднялся и, зевнув, ушел. За ним потянулись Шурасик, Лиза Зализина и, наконец, все преподаватели.
Когда ушел Сарданапал, постаравшийся сделать это как можно незаметнее, Безглазый Ужас расстроился, дико взбесился, стал орать, что его талант не ценят, и забросал всех своими внутренностями.
– Фи! Ненавижу эти наркоманские истерики! – морщаясь, сказала Недолеченная Дама и растаяла вместе с Инвалидной Коляской.
Воспользовавшись отсутствием жены, поручик Ржевский сразу повеселел и, вспомнив старый как мир анекдот, принялся развешивать где придется на просушку свои носки. И это был уже действительно финиш вечеринки.
Когда все уже почти разбежались, Ужас опомнился и принялся загораживать дорогу Тане и Баб-Ягуну, умоляя хотя бы их остаться и послушать его последнюю песню. Учитывая, что им еще предстояло сдавать экзамены по истории Потусторонних Миров, они переглянулись и остались.
Ужас вновь завыл, да так, что задрожали висюльки люстры из богемского хрусталя. Примерно на середине песни он вдруг замолчал и обиженно уставился на Таню и Ягуна.
– Кто-то меня перебил! – сказал он капризно. – Кто-то завопил громче меня! Не потерплю конкуренции: в Тибидохсе самый психованный я! И самый душераздирающий тоже я!
– Такого просто быть не может! – заверил его Ягун.
– Нет, кто-то заорал! Я говорю вам, что слышал! Крик был вон оттуда! Пошли со мной! Накроем моего конкурента с поличным! – воскликнул Безглазый Ужас и быстро полетел над полом. За ним спешили Таня и Ягун. Замыкал процессию улюлюкавший поручик Ржевский.
Там, где широкий коридор выходил на площадку и извергался вниз лестницей атлантов, Безглазый Ужас внезапно остановился и навис над полом.
– Ого, да тут свеженький труп! Как забавно! Давненько в Тибидохсе не происходило действительно жуткого и кровавого убийства! – сказал он оживленно.
Кто-то, одетый в темный свитер и брюки, лежал на плитах пола лицом вниз. Таня и Ягун с усилием перевернули его. Это был Гуня Гломов. Он дышал, но лицо его было бледным как мел, а веки закрыты.
– О, да он жив! – разочарованно сказал Ужас. – Тогда я полетел! Мне тут делать нечего! И передайте своему приятелю, если он еще раз прервет мою песню, я повешусь прямо над его кроватью и буду болтаться там все ночи напролет, синий и раздувшийся. Поверьте, что это не блеф!
Безглазый Ужас повернулся и улетел. Баб-Ягун принялся трясти Гуню. Тяжелая голова Гломова бессильно моталась, откидываясь то вперед, то назад.
– Может, он пьяный? – подмигивая, предположил поручик Ржевский.
– Ты с ума сошел? Он же десять минут назад был с нами на концерте!.. Да и потом, ты что, Гломова не знаешь? Его и бочка спиртного не свалит! – возмутилась Таня.
– Ну тогда я не знаю… Я просто предположил! – сказал поручик.
Гуня Гломов тяжело разомкнул веки.
– Тебе плохо? Ты можешь встать? – с беспокойством спросил Ягун.
Губы у Гуни дрогнули.
– Нет.
Его голос звучал совсем тихо. Требовалось напрягать слух, чтобы хоть что-то разобрать.
– А руку поднять?
– И руку поднять… Ничего…
– Как же тебя угораздило?
– Я возвращался и вдруг из темноты ко мне кто-то шагнул. Я обернулся, но поздно… – в глазах у Гуни стояли слезы. Как-то непривычно было видеть его таким тихим и бессильным. Непривычно и страшно.
Таня и Ягун переглянулись. Они как-то разом заметили, что тело Гломова ссохлось и стало совсем слабым. Одежда висела на нем свободно, как на вешалке. Руки были тонкие, словно паучьи. Прежняя сила Гломова, заставлявшая трепетать весь Тибидохс, исчезла, как будто ее никогда и не было.
– Вторая жертва… Помнишь, что говорила Ваньке Зализина? – шепнул Ягун и спросил у Гуни: – Ты знаешь, кто это был?
– Золотые усы… Серебряная голова… Я закричал… Больше ничего не видел, – белыми губами сказал Гуня и вновь закрыл глаза. По его щекам текли слезы.
Поручик Ржевский дико посмотрел на Гуню и, точно штопор ввинтившись в пол, помчался звать Сарданапала. Что-что, а панику Ржевский умел сеять лучше, чем кто-либо. Вскоре на верхней площадке лестницы атлантов собралась почти вся школа.
– Только что я связывался с Зуби. Она полетела с циклопами к Грааль Гардарике. Там появились новые пробоины. Две вверху на одном уровне, две ниже тоже на одном уровне и одна завершающая снизу, – негромко говорил Сарданапалу Поклеп.
– Буква U. Предпоследняя в слове DEUS… – кивнул академик. Непохоже было, что эта новость застигла его врасплох. Поклеп Поклепыч остро и изучающе взглянул на него.
Ягге долго сидела перед Гуней на корточках и держала его за запястье. Наконец она подала знак, и джинны погрузили его на носилки.
– У него отняли силу. Не магическую, но просто силу. В Тибидохсе Гуню можно оставить, да только теперь его сможет обидеть даже малютка Клоппик. Не уверена, что в ближайшее время он будет хотя бы ходить… – негромко сказала Ягге Сарданапалу.
Лицо академика окаменело.
– Кто это был? Он что-то говорил вам? – спросил он у Тани.
– Похоже, Перун. Золотые усы… серебряная голова… – сказала Таня.
Сарданапал молча повернулся и быстро пошел к себе в кабинет. Медузия и Поклеп Поклепыч едва успевали за ним.
– Да, сомнений нет, это Перун. Перун и его молот. Он отбирает у каждого главное, что у того есть. Не убивает, а дает негативный поворот судьбе. У Гробыни самым ценным была магия, у Гуни – жизнелюбие и физическая мощь. Совершая эти поступки, проламывая купол, Перун вынуждает меня произнести заклинание уничтожения… – быстро говорил академик.
– Перун вынуждает вас напасть на него, изгнать его из всех существующих миров. Но зачем, зачем? Прежде Перун был одним из самых уважаемых богов. Не пойму, что могло заставить его измениться, – страдая, спросила Медузия Горгонова.
Сарданапал остановился так резко, что Медузия и Поклеп едва не налетели на него сзади.
– Сейчас не время думать об этом, Меди. Дети под угрозой… Клянусь собой, тобой, Древниром, магией – чем угодно… Если он еще раз на кого-то нападет, я произнесу заклинание! – отрывисто произнес академик.
Глава 11
Сборная вечности
– Привет вам, продрыглики, магерочки, маггини и всякая прочая маглочь! Ого, Грызианка Припятская из «Последних магвостей» уже грозит мне микрофоном! Видели бы вы этот микрофон! Это просто дубина народной войны! Хорошо еще, что мой пылесос уже в воздухе! С вами неунывающий Баббини-Ягунини, он же Баб-Ягун, лучший из комментаторов и отважнейший из игроков! Разумеется, это лишь мое личное мнение. То самое ИМХО, как называет его Пипенция, тоскующая без Интернета. Вы можете с ним и не соглашаться, если – хе-хе! – не боитесь, что моя бабуся вас сглазит. Бабуси почему-то любят таких внучков, как я. Если видишь раздерганного болтливого типчика, у которого давно и надолго сорвало крышу, у него стопудово нужно искать соответствующих родственников, особенно мамочку или бабусю.
Спохватившись, Ягун опасливо взглянул в сторону гостевых трибун, соображая, не сморозил ли чего лишнего, но Ягге лишь доброжелательно улыбалась и махала своему пухлому внуку рукой.
– Ну вот, она совсем даже не обиделась! Порой мне кажется, что бабуся вообще не прислушивается, что я говорю, если это не касается еды и здоровья. А начнись у меня, скажем, насморк или признайся я, что у меня болит горло… Ой-ой, она уже напряглась! Спасите меня кто-нибудь от бабуси! Скажите ей, что меня не надо лечить! Она зальет меня под завязку мертвой водой, и я буду здоров как огурчик! – завопил Ягун.
Наконец спокойствие было установлено, и ретивая бабушка усмирена. Играющий комментатор с облегчением перевел дух и продолжил:
– Сегодня, в первую пятницу апреля, мы собрались на драконбольном поле Тибидохса, где через несколько минут должен начаться матч сборная Тибидохса – сборная вечности. Самой сборной вечности пока еще нет – заклинание вызова не произнесено, хотя Графин Калиостров, Тиштря и Бессмертник Кощеев уже злорадно выволокли на поле какой-то жуткий тимпан, от которого лично у меня мурашки по коже. Тимпан этот мне совсем не нравится. Видок у него такой, словно его только что вытащили из-под земли или по крайней мере телепортировали с того света. Похоже, эти засалившиеся красавчики – разумеется, я называю так представителей Магщества лишь в самом хорошем общегуманном смысле! – сами побаиваются своего тимпана. Во всяком случае, Тиштря. Он какой-то подозрительно зелененький, прямо в лесу родилась елочка. И это при том, что он несет даже не сам тимпан, а всего лишь колотушку к нему…
