Саша Суздаль - Перстень Харома

— Могу, — сказал Бандрандос и уменьшился до размеров Туманного Кота.

— Понимаешь, э ... э ... — начал Туманный Кот.

— Меня зовут Бандрандос, — подсказал барберос.

— А тебя нельзя называть короче ... — задумался Туманный Кот и предложил: — Например, Банди? — и кот застыл, уставившись на барбероса и ожидая ответа.

— Замечательно, — согласился барберос, — мне нравится.

— Обычно, мышки намного меньшего меня, — продолжил Туманный Кот.

— Такие? — спросил Банди, уменьшаясь ещё.

— Такие, которые могут кататься на мне, — подсказал ему кот.

— Замечательно, — согласился Банди, уменьшаясь ещё и забираясь Туманному Коту на голову.

— Слава богам фрей, — вздохнула Чери, отпуская Дуклэона, которого она с появления барбероса прижимала к себе. И напрасно, так как вся детвора понеслась к Туманному Коту и у него на голове принялись гладить Банди, который млел под их руками, точно объелся амомедаров.

Взрослые собирались вмешаться, но Туманный Кот их успокоил, вложив им в голову нужные мысли.

Хенк, переговорив с Перчиком и Фогги, предложил собираться и лететь в Боро. Их жёны тотчас же согласились, решив, что Манароис, как будто, ничто не угрожает. Но они ошибались.

Манароис, которая так и осталась там, где стояла, неожиданно для всех быстро подошла к Туманному Коту, взяла в руки Банди и спросила:

— Куда ты девал Мо?

Остальные не поняли ничего в этом демарше, так как не присутствовали при похищении Мо. Банди, чувствуя себя немного неуютно в руках Манароис, считывая её мысли, стесняясь, признался:

— У меня его украли.

Слова Банди поразили Манароис, которая сразу же ему поверила. Расспросив Банди подробнее, Манароис узнала всё о похищении, а фактически – ничего, так как Банди и сам не знал, кто у него украл Мо. Манароис снова застыла в прострации, понимая, что не в её силах найти любимого.

Подошедший к ней Хенк, немного успокоил её, сообщив ей, что Мо, в отличие от людей, бессмертный, и не может исчезнуть. Это немного успокоило Манароис, но потом она сообразила, что может умереть от старости, но так и не увидит своего любимого, и эта новая мысль вызвала в ней лавину печальных мыслей, которые, в конце концов, укатали Манароис и она, прислонившись прямо к стене своего дома, заснула.

Чери, жалея свою бывшую соперницу, приняла решение остаться при ней, пока та не почувствует себя лучше. Леметрия, не собираясь покидать подругу, сообщила, что тоже остаётся, а остальным пришлось погрузиться на флаэсину и, вместе с Туманным Котом и Банди, отправиться домой, в Боро.

Она проснулась от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Открыв человеческие глаза, Маргина увидела перед собой Харома, который был в первоначальной личине, то есть, состоящий из груды камней. Он уставился на неё своими маленькими глазками, поблескивающими в тени камней и спросил:

— Ты кто такая?

— Какой красивый вопрос, — ответила Маргина, не поднимаясь с постели, и добавила: — Меня зовут Маргина.

— А что ты делаешь в постели Фатенот? — озадачил вопросом Харом.

— Я, неким образом, её заменяла, — сообщила Маргина, поднимаясь из чужой кровати.

— Мы, что, спали с тобой вместе? — опять спросил Харом.

— Тебя это беспокоит? — в ответ спросила Маргина и добавила:

— Раньше такое тебя не останавливало.

Харом погремел на месте камнями, сказал: «Извини», — и потопал на выход. «И, что он хотел сказать?» — осталась в недоумении Маргина, но симпоты раскидывать не стала – она по-прежнему не любила копаться в чужих глифомах.

Поднявшись, она вышла из дворца и увидела Харома, сидящего на берегу озера Байлези, погрузив ноги в воду. Маргина пошла к Харому по аллее, заканчивающейся у воды, и присела рядом с каменной горой, крошечная и кажущущаяся ещё меньше, рядом с фигурой Творца Глаурии.

— Ты любишь другого, — после долгого молчания сказал Харом.

— Да, — ответила Маргина, соглашаясь.

— Его здесь нет?! — то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал Харом.

— Он вернётся, — убеждённо сообщила Маргина.

Харом зашевелился, грохоча камнями, и торопливо сказал:

— Ты свободна … — он хотел добавить ещё что-то, но промолчал, а Маргина не допытывалась.

— А почему вы расстались с Фатенот? — она осмелилась затронуть скользкую тему. Харом молчал, и Маргина думала, что уже не дождётся ответа, как тот ответил:

— Она считала меня недостаточно красивым.

Маргина сидела минуту неподвижно, а потом откровенно расхохоталась во весь голос. Харом удивлённо повернул к ней каменное гломадьё, именуемое лицом, и рассматривал лилипутку, смеющейся над ним.

— Ты считаешь, что это смешно? — спросил он, но без угрозы.

— Харом, ты тормоз, — ответила Маргина и добавила: — Ты что, не можешь изменить свою внешность?

Она и сама задумалась, что помешало Творцу Глаурии сделать такую мелочь, как изменить внешность. «Вероятно, когда это произошло, он уже был невменяем», — подумала она и решила немного просветить Творца. Затем открыла свои глифомы и позволила Харому в них ковыряться, что сразу почувствовала. Харом сгрёб все в кучу, загрузил в свои глифомы, а потом принялся перебирать симпотами.

Маргина влезла к нему своими симпотами и принялась просвещать его, удивляясь скудности знаний в области отношений с женщинами. «Что за мужчины!» — возмущалась Маргина, и Харом осторожно отодвигал свои симпоты. «Создают миры, а поинтересоваться, что нравится любимой – не удосуживаются», — возмущалась она, тыкая симпоты Харома в нужные глифомы.

Тот покорно следовал за её симпотами, но вскоре Маргина, неожиданно для себя, человеческими глазами увидела рядом с собой Тёмного, сидящего на берегу.

— Тёмный, ты вернулся? — радостно воскликнула она, обнимая его и целуя. Погружаясь в него симпотами, чтобы слиться с ним воедино, она обнаружила чужие симпоты и с ужасом поняла, что целует и обнимает Харома. Харом был ошарашен не меньше – такого напора страсти ему наблюдать не доводилось, и он растерянно смотрел на Маргину.

— Харом, это ты?! — возмутилась Маргина и крикнула: — Немедленно сними чужое лицо.

Харом возвратился к своей бесформенной фигуре, опустив вниз нескладные каменные руки. Марина, немного остыв, поняла, что сама виновата, так как Харом черпал образы из её глифом, а то, что у него получилось так правдоподобно, говорило о том, что Харом, всё-таки, талантлив. «Недаром он Творец», — совсем расслабляясь, подумала Маргина.

— Вот видишь, у тебя получается, если хочешь, — приободрила она Харома, — ты понял, что я хочу видеть Тёмного, и сразу в него превратился. Когда увидишь Фатенот, прочитай её мысли и узнай, каким она тебя видит.

Харом, как ученик, сосредоточенно слушал Маргину, снова перебирая её глифомы, и она открылась совсем – пусть увидит и узнает, что такое любовь, что такое человеческая жизнь, которой она жила и которой он награждал людей, созданных им самим. Харом снова застыл, переваривая полученное из глифом Маргины и понимая, как много он потерял в своей длинной жизни.

Маргина и себе паслась в его глифомах, запасливо наполняя свои. Знания Харома были ей ещё не понятны, но она их освоит потом, когда отлюбит свое с товарищем Тёмным и когда жизнь потечёт счастливым ручьем.

Когда они закончили обмен, то стали как будто прозрачны друг для друга, точно сестра и брат, объединённые прошлой общей жизнью, или как муж и жена, знающие всю подноготную друг друга. Харом приобрел вид мужчины, образ которого Маргина и не помнила, но он был ей близок, и она по-доброму улыбнулась внутри себя: Харом всё еще экспериментировал, создавая образы приятные ей.

— Всё хорошо, Харом, — она обняла его по-братски и он, обняв в ответ её, внутренне восторгался ей. «Притормози, Харом, — остановила его Маргина, — я люблю другого».

— Я понял, что это такое, — ответил ей Харом и снова нежно обнял её, к тому же и симпотами внутри.

«Притормози, Харом!» — засмеялась Маргина, ощущая себя свободной и счастливой.

— Ты можешь идти куда угодно, — сказал ей Харом, — ты совершенно свободна.

— Я знаю, — сказала Маргина, — отныне здесь место, откуда мне не хочется уходить.

Она опустила свои руки и случайно увидела на них перстень с зелёно-голубым амазонитом и браслет из серого металла, усыпанный камнями из селенита. Сняв их с рук, она протянула всё Харому:

— Отдашь Фатенот.

— Ты знаешь, что он принадлежит королеве, — ответил Харом, возвращая ей перстень.

Какая-то настойчивая тварь жужжала прямо в ухе. «Пчела», — подумал Сергей, с трудом открывая глаза. И тут же резко ударили лучи солнца, ослепляя его. Под носом шевелилась сочная невысокая трава. Воздух, пропитанный мёдом, кружил голову, раздражая резким ароматом. Впрочем, голова кружилась сама по себе, вероятно, он крепко приложился об землю.