Malakla - Один плюс три (СИ)
Утром проснулся от того, что кто-то шлёпал меня по щёкам. Открыл один глаз…
— Ты хто? Любомакс? — ляпнул. Лицо будившего двоилось.
— Любомир я, вставайте господин военный советник, труба зовёт. Сигнальная…
— Счас. Трубы у меня могут только гореть. Злыдень, такой сон снился. Опаньки! — на другой половине кровати спала Аэлита. Этого момента не помнил, да и многих других тоже.
Кое-как собрался и поехал в офис «М-фона», куда «пригласил» генерал Муравьёв.
— Давайте, майор, побудем астрологами, — озадачил главный жандармополицай. — Макс решил повернуть спутник, посмотрим близлежащий космос.
«Нашёл астролога», — подумал. Повернули, посмотрели. Вокруг было пусто. Ни Луны, ни звёзд, ни тебе комет с метеорами.
— Астрология, господин генерал, тут приказала долго жить. «И слава богине».
— Да уж. Едемте, военный советник, заниматься земными делами. Тяжкими.
Не знаю, что там делал Муравьёв, я лично укатил вместе с Лиэль и Стеллой в Каменскую, подальше от начальства.
Глава 28
Командир Первой Повстанческой дивизии Григорий Мелехов чихвостил командира Громковской сотни:
— Базар тут у тебя али ярмарка? Что это такое? С удобствами устроились, бабы в окопах портки застирывают. Этак красные Дон перейдут, а вы и не услышите, на бабах то, страдая…
Буцк, по глазам ударило чернотой, землянку тряхнуло. Тело наполнилось лёгкостью, и прочно стало на ноги. Темнота в глазах исчезла.
В душе Мелехова всё ворохнулось, но даже намёка на страх не было. С верха блиндажа посыпались песок и труха. Стряхнул трухлятину. И глаза подъесаула натолкнулись на недоумевающие глаза сотника, что бы остановиться на его фигуре в целом. На сотнике были — чистая защитная форма, новенькие погоны и блестящие хромовые сапоги с носами вега.
— Кто тебя так одел? — спокойно спросил.
— А тебя?
Мелехов не обращая внимания на «тыканье» посмотрел на себя. Такая же форма и сапоги, на плечах погоны подъесаула.
«Эка! Дольче Габбана, понимаешь! А ещё меня — отгаббанят?» — подумалось. А сотник обвёл глазами землянку, побледнел лицом и бросился за дерюгу, отделяющую дальний угол. Дерюжка оборвалась, и комдив-1 повстанцев рассмотрел там две походные кровати, заправленные по-солдатски синими одеялами. В изголовьях лежали подушки с белейшими наволочками. Бледный сотник обернулся. Лицо растерянное, по-детски округлённый рот и в глазах слёзы.
— Ты кого потерял? — к спокойствию комдива добавилось слабое пристрастие.
— Бабу свою, мать её за ногу! — вякнул сотник.
— Раззява, найдётся. Развёл бабью ярмарку, понимаешь, с белыми наволочками…
Мелехову чужие бабы были неинтересны, куда интересней было рассматривать свои руки, а потом и лицо в круглое зеркало в бронзовой оправе. Ладони были чистые, здоровые с подстриженными аккуратно ногтями. И лицо, помолодевшее, загорелое, чисто выбритое, без мешков и синевы под глазами. На задворках сознания пронеслась непонятная фраза: «омоложение полковника прошло успешно». Прислушался.
— Н-да. А что стрельбы не слышно, сотник?
— Н-не знаю я, — сотник скисал на глазах.
«И пошто я такой спокойный?». Пригладил волосы. В дверь землянки постучали. Зашли ординарец Мелехова — Прохор Зыков и Митрий Коршунов.
— Григорий Пантелеевич, ты тута? Выйди-ка на-час, тут такое, в общем должон сам посмотреть, — прошептал Прохор; он топтался на пороге землянки с ошалевшими глазами и растерянным лицом.
— А вы откуда взялись? Прохор, ты ж должён в Вёшках обретаться…
— Да, а меня вот сюда занесло, с Митрием. И не спрашивай как, — еле выдавил из себя Прохор.
Подъесаул, недоумевая на Прохора, вышел из землянки в три наката, глядя под ноги. Окоп как метлой подмели. «Н-да. Чисто стало. И когда успели?»
— Ты, Григорий Пантелеев, по сторонам-то глянь! Та, хоть влево, — уже смелее предложил ординарец.
Мелехов посмотрел налево. Траншея змеилась и терялась в тумане. Прошёл до указанной Прохором амбразуры, посмотрел прямо, и обмер. Увидел шлюзовой канал саженей сорока; по нему шлёпает паровой катер, да под царским российским флагом, и тянет за собой две баржи, доверху заполненные рудой.
«Канал, царский флаг, руда? Откеля это»? — вопросил у себя. А на противоположном берегу степь с разнотравьем до горизонта, с небольшими рощицами. «И Дикое поле».
— А где красные? — над плечом Мелехова повис сотник. Спросил и охнул. — Хока красных… заела, — после паузы произнёс. Его глаза недоуменно разглядывали то катер с баржами, то пустой берег.
— Господа офицеры, а теперя гляньте одесную. Плиз, — фраза Коршунова прозвучала вежливо, но с большой иронией.
— Ох! — и Мелехов прилип к биноклю, поданному Прохором.
Справа, в саженях трёхстах, обретался однопролётный мост. Перед мостом, на их стороне, комдив рассмотрел двухэтажное кирпичное здание с вывеской: «Северо-восточная таможня Донского края». Рядом, аккуратно, стояли казарма, конюшня, «Караван-сарай» и хозпостройки. Солнце освещало все это великолепие… отменно. А тут ещё, под боком, Митрий Коршунов изрек:
— Опаньки, челы кары за мытню ныкают, а на шифере движуха пошла. Прикинь, командир, они волыны инсталлируют. Вау, сам-три! Ты смотри-и-и… и не по фен-Шую. А чё он в «Цейс» вылупился?
Прохор с сотником хмыкнули непониманием. В отличие от простых прочих, Мелехов понял, что сказал бывший дружок. Ибо перед мостом автомобили и, правда, сдавали назад за здание таможни, а на крыше сновала обслуга к трём станковым пулемётам. И какой-то офицер в полевой русской форме с защитными погонами, с крыши, рассматривал их позицию в бинокль. «Гляделки» продолжались недолго. Офицер скомандовал, и появился шест с привязанным к его концу, белым куском ткани. Шестом помахали, офицер помахал тоже.
«Типа, не стреляйте. Свои мы». И набежали гомонящие казаки сотни, с вопросами. Сотник приказал им заткнуться и посмотрел выжидательно на Мелехова. «Надо итти».
— Пойду на переговоры. Вроде там наши, — нервы подъесаула поднапряглись.
— Зачем итти, могим ехать, я одвуконь сюда заявился, Григорий Пантелеевич, — Прохор указал на двух коней наверху землянки. Комдив разглядел только головы.
— Ты, что в первую попавшуюся землянку ткнулся? — Прохор живо кивнул. — Поехали. Сотник, остаёшься. Не дури, оружие казаки пущай уберут, там три пулемёта. Но и не зевайте… Ну, сам понимаешь…
— Добре, Григорий Пантелеевич, — сотник был предельно кислый.
Казаки разбежались по землянкам. Прохор подвёл трёхаршинного шестилетка. И с богом… Шагом с Прохором доехали до моста. Здание таможни бастионного типа увеличилось в объёме.
«Гастробайторы по найму ладили, или боженька давеча испёк»? — гадал комдив. Подъехали до упора к зданию и с коней сошли на непонятную землю. «Ну, покажись, честной народ» — приглашал Мелехов хозяев бастиона, разминая ноги.
Им на встречу вышло четверо: молодой офицер с биноклем, двое в одинаковой чудной пятнистой форме мужчин, лет под сорок, и темнокожий мужик в зеленоватой рубашке с короткими рукавами. Более тёмные прямые брюки и коричневые туфли дополняли облик выходца из Африки. Молодой офицер козырнул:
— Майор Гаранжа, офицер по особым поручениям Генерального штаба Донского края.
— Подъесаул Мелехов, командир Первой повстанческой дивизии. Старший урядник Зыков.
— Ого, целый комдив! Рад знакомству. А это майор Тарапунька, начальник таможни, — Гаранжа кивнул на африканца.
— Рад знакомству. Григорий Пантелеевич?
— Да?!.. У Мелехова и Прохора и рты открылись, аТарапунька улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами и промолчал.
— А это наши чехословацкие союзники, — продолжил Гаранжа, — подплуковник Ян Свобода и капитан Петер Новак. Чехословаки козырнули. — Они из Новой Праги, из 1928-го года сюда пожаловали.
— Не поняли? — удивились казаки. «И их, боженька, давеча испёк»? — влез дуплет догадки комдиву.
— Я думаю, господин комдив, вам бы надо обратиться к есаулу Ястребову, он тут недалеко, в станице Каменской, казачью бригаду будет разворачивать.
— Не понял. Какая Каменская? Что за сказки сказываете? Мы ж под Вёшками пребывали.
— Вот карта, сами посмотрите…
— Разыгрываете? — от карты у Мелехова разболелась голова.
— Нет, у нас такие точно карты, — вмешался Ян Свобода. — Господин майор правду говорит. Давайте пройдём к машинам…
Отправились за таможню, смотреть карты чехословацких офицеров. Посмотрели. Мелехову в голову ничего не являлось. Зыков истуканом застыл рядом. Таможенный начальник в это время достал какую-то коробочку и навёл её на Мелехова:
— Скажите сыр, снимаю. Щёлк, — какой сыр, комдив схватился за шашку. — Григорий Пантелеевич, я вас сфотографировал! И показал на экранчике снимок «сурового витязя» с ординарцем. Цветной снимок.