Олег Шелонин - Эвританские хроники
– Стоп, стоп! Какие пятеро? Пять плюс семь будет двенадцать, плюс еще тот, которого ты за ухо кинул, – тринадцать. А ты говорил, что их было девять!
– Ты ослышался, хозяин: не девять, а девятнадцать.
Сообразив, что толку не будет, Фарадан махнул рукой:
– Все. Кончай байки травить. Иди хоть пару часов поспи, кот мартовский…
Колдун, широко зевнув, плюхнулся на свою кровать, зарылся с головой под одеяло и моментально погрузился в сладкий сон. Хоть Фарадан был и сильный колдун, но в лечебную магию он со страху вбухал столько энергии, что теперь ему необходим был отдых.
Проснулся он от деликатного призыва, исходившего из кристалла. Кто-то робко пытался связаться с ним по магическим каналам.
Потянувшись, Фарадан мысленно переместил к себе камень. Заколыхался голубой туман и плавно трансформировался в изображение старенького, седого как лунь домового.
– Ваша мудрость, – прошелестело изображение. – Выборный я…
Домовой замолчал, смущенно потирая лапки, не решаясь продолжать. Догадавшись, что ранний магивизит связан с ночными похождениями Фили, Фарадан кивком головы разрешил говорить.
– Слуга ваш… – Выборный запнулся, испуганно поглядывая на колдуна.
– Давай-давай, рассказывай! – подбодрил Фарадан. – Ничего не скрывай!
И осмелевший городской старшина домовых поведал его мудрости об обидах, чинимых слугой колдуна мужской половине домового клана города. В последние полтора года Филя развил такую бурную деятельность, что совет старейшин всерьез обеспокоился за чистоту расы.
– Он ведь у вас не совсем домовой, – смущенно шмыгнул носом старшина. – Насколько нам это известно, – деликатно уточнил он. – Мы-то, старики, понимаем, какое высокое положение занимает Филимон Гриневич…
– Кто-кто? – выпучил глаза Фарадан.
– Филимон Гриневич, – неуверенно сказал старшина. – Так он представляется нашим… гм… дамам. Да. Так о чем я? Ну мы, значит… э-э-э… старики, все понимаем, а вот молодежь не сдержалась…
– Ясненько… – Фарадан представил себе город, наводненный маленькими Филями и Филятами, и ему стало дурно. Затем он вспомнил рассерженную Матрену, протягивавшую ему вредного домовенка, и пришел в тихий ужас.
– Я… это… приму меры… – внезапно севшим голосом пообещал он.
Обрадованный старшина радостно закивал головой и рассыпался в благодарностях.
Фарадан немедленно принял меры, установив защитный экран против вторжения на территорию королевского замка всех видов домовых, домовят и домовушек – за исключением Фили.
Обезопасив себя таким образом от вторжения разгневанных мамаш, колдун всерьез задумался о том, как унять любвеобильного Филю. Стерилизовать? Жалко… Кастрировать? И того хуже. Садизм колдун не уважал… Наложить заклятие, чтобы на дух не переносил своего брата домового до конца своей жизни?
Колдун взглянул на понурого Филю, тихонько, как мышка, сидевшего в уголочке в ожидании своей участи, вздохнул и остановился на компромиссном варианте. Заклятие все же наложил, но срок действия ограничил.
– Два года поста! Самого строгого, – вынес свой приговор Фарадан. – И считай, что тебе повезло. Наблудил ты лет на сто вперед.
Примечательно, что конец ночных бдений домового совпал с радостным событием в жизни короля Азия Гордого. Он скоропостижно влюбился и немедленно женился на воздушном создании – дочери своего вассала барона де Бертелье. Интрижки на стороне кончились. Для Азия Гордого теперь не существовал никто, кроме его несравненной Кэтран. Не прошло и месяца после венчания, как сияющий Азий потребовал от Фарадана выяснить, кого им вскоре ожидать: наследника или наследницу. Фарадан сделал даже больше.
– Ваша дочь родится на третий день Луны Единорога. Она будет обладать красотой королевы, – он сделал учтивый поклон Кэтран, – а вот характером пойдет в короля… Со всеми вытекающими отсюда последствиями… – не удержался от колкости колдун.
– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Азий Гордый.
– Только то, что куклам она предпочтет игру в солдатики. И вряд ли вы увидите у нее в руках иголку с ниткой. Скорее уж меч. И ездить она предпочтет верхом, а не в карете.
Польщенный Азий довольно заулыбался, но, когда они остались наедине, Фарадан огорошил его сообщением: роды будут тяжелыми.
– Ищи лучших повивальных бабок. Иначе беды не миновать. Я, конечно, тоже помогу. Буду подпитывать ее энергетику… – пообещал маг.
Встревоженный король взял с него слово никуда не отлучаться из дворца, пока не минует опасность, и отдал распоряжение доставить в замок лучших повитух Эвритании.
Фарадан честно сдержал свое обещание. Ежедневно подпитывал королеву небольшими дозами лечебной магии, заботливо выправлял ее ауру и даже оставил в покоях королевы кристалл, настроенный только на него, чтобы быть готовым по первому зову ринуться на помощь. Короче, предусмотрел все… кроме Фили.
До предсказанного колдуном срока оставалась целая неделя, когда домовой затеял генеральную уборку. Все нормальные домовые делают это тихо-тихо, пока хозяева спят или отсутствуют. Но когда за дело принимался Филимон Гриневич, Фарадан предпочитал держаться подальше.
И на этот раз после обязательного визита к королеве он не вернулся, как обычно, в свои покои, а направился к Мордану на дегустацию очередной партии присланных тому вин. Виноградники в имении начальника стражи были отменные. Филя меж тем в трудовом запале добрался наконец, пользуясь отсутствием хозяина, до темпоральной установки. Начищая бока, ручки и рычажки до блеска, он не всегда ставил их на место. Главное – чтобы сверкало.
Нетронутым остался лишь самый большой рычаг позади агрегата, смотревший в сторону балконной двери. У Фили не хватило сил опустить его вниз, чтобы начистить серую шишечку наверху. Видя, что хозяин не появляется, прикинул, где он может быть, и смекнул, что вполне успеет провернуть заодно и стирку.
Но вот досада: только он собрался вывесить свежевыстиранное белье на балконе, как небо разверзлось и хлынул такой ливень, что домовой пулей влетел обратно в комнату. Зависеть от капризов погоды Филя не желал, а потому извлек из своих закромов запасную веревку, привязал один конец к балконной двери, другой – к неподатливому рычагу установки и принялся деловито развешивать фарадановские трусики и маечки, аккуратно фиксируя их прищепками.
В этот момент появился колдун, с трудом удерживая равновесие и четыре литровые бутылки, до краев наполненные образцами вин из имения Мордана. За ним, пошатываясь, топал и сам начальник стражи.
– Дурит тебя управляющий, – втолковывал колдун осоловевшему Мордану. – Нет здесь пяти лет. Пятилетнее сам небось трескает да налево толкает. Но ты не расстраивайся… – Фарадан покачнулся, но равновесие удержал. Я те, друг, какую хошь выдержку сделаю. Столетнее вино пробовал? А-а-а… то-то. А тысячелетнее? Ща сделаем.
Колдуна явно штормило. Заклинание прошло лишь с третьей попытки. Аппарат зажужжал.
– Как-то он интересно жужжит. Ты не находишь?
Мордан выразил свое согласие кивком головы. Движение сместило центр тяжести тела доблестного воина, и оно в строгом соответствии с законами физики стало заваливаться в сторону агрегата.
Филя тем временем водрузил на веревку тяжелую от влаги мантию колдуна, сыгравшую роль спускового крючка. Неподатливый рычаг принял горизонтальное положение, белье шлепнулось на пол, аппарат сменил тональность, и время остановилось.
Первой забила тревогу виконтесса де Сэнтинье. Бравый Мордан редко упускал возможность нанести ей вечерний визит.
Ближе к обеду следующего дня заволновался Азий Гордый. Колдун не явился на ставший уже привычным утренний сеанс лечебной магии. Слуга, посланный за Фараданом, вернулся с круглыми от изумления глазами и что-то тихонько прошептал на ухо королю.
Удивленный Азий лично отправился в покои колдуна, открыл дверь и замер. Несколько долгих томительных минут он мало чем отличался от застывших, словно вплавленных в неподвижный, как стекло, воздух фигур. Мордан парил почти горизонтально полу. Между педалью странного агрегата и его лбом оставались считанные миллиметры. Фарадан тянулся к нему в тщетной попытке поймать за ворот. Выскользнувшие бутылки так и не долетели до пестрого дермийского ковра. Из-за блестящего бока установки торчала чья-то мохнатая нога.
Осторожно прикрыв дверь, король произнес короткую, но очень выразительную речь, состоявшую в основном из местных идиоматических выражений. Речь завершилась категорическим запретом кому-либо заходить внутрь – во избежание возможной инфекции.
Первое время около двери колдуна было не протолкнуться от любопытствующих придворных. Но дни шли за днями, недели за неделями. К заколдованной комнате привыкли и стали относился как к чему-то обыденному.
