Пауль Госсен - Клуб любителей фантастики, 2011
Я подготовил свой перстень к работе. Сориентировал антенну, глядя на экран и считывая показания.
Вещица мощная, в глубине скрыт нанореактор. И умеет она много чего.
Послав сигнал, я обнял Лину.
Гиперсферный корабль на гравитаторах шёл к нам с орбиты. Спуск энергоёмкий, но зато он исключал разогрев и, значит, ионизационный шлейф. Включена система камуфляжа. Наш корабль трудно обнаружить.
Судно арендовано, его придётся вернуть.
Что нас ждёт?
Перстень единственное, что у меня осталось от прошлого.
Я знал только одно: Лина дорога мне.
Андрей Малышев
КЕНТУККИ ДЕРБИ
Я сидел в кресле директора конюшни Вильяма Гарсиа, отгонял тревожные мысли и, не моргая, смотрел на картину Тулуз-Лотрека «Жокей». «Да… Теперь и кони не те, и жокеи другие. А об ипподромах и говорить не стоит: огромные электронные табло, прожектора, рекламные щиты, высокотехнологические конюшни, фотофиниш… Дистанция в полторы мили — детский лепет. Шесть миль вынь да положь. Шесть миль ветра и скорости, пота и риска».
Старался не думать о прошедшей скачке, с волнением и дурным предчувствием ждал босса. Но отметённые мысли, помимо воли, словно брошенный бумеранг делали вираж и вновь возвращали меня на дистанцию. Конюшня, лошади, весы, мастерская замелькали перед внутренним взором, втягивая меня в круговерть недавних событий.
«Изед» — вороной жеребец английской скаковой породы, изящно сложённый, с мощным мускулистым корпусом, благородной головой с прямым профилем и умными глазами, с горделиво изогнутой шеей, сухими сильными ногами. Мой верный друг, он никогда не подводил, выкладывался полностью, без остатка, каждая скачка как последняя. Приз «Бридере Краун» американской «Тройной Короны» на ипподроме «Черчилл-Даунс» в Луисвилле — наш главный трофей. Но чего нам это стоило… Я пока ещё не знаю. Фишер говорит, что глупо привязываться к лошади, их скаковой век недолог, но я так не думаю. Когда «Изед» несёт меня по треку, кажется, что я бегу сам, что его ноги — мои. Становимся одним целым.
Я представляю нас кентавром.
Мы стартовали с ходу. Стартовая машина с крыльями катилась по треку, по сигналу стартёра ремни ушли вверх. Все двенадцать лошадей, как одна, сорвались в галоп, взбивая копытами фонтаны песка, помчались по треку.
Я дал шенкеля, «Изед» присел и в следующее мгновение мощным толчком выстрелил вперёд. Скорости уже не те, что в прошлом веке. Меня качнуло назад, почувствовал, как от лица отлила кровь.
Со старта обошли Костелло на гнедом ахалтекинце, Лаверна на берберском скакуне. Роди на «Гамбитасе» остался за спиной, раньше ездили за одну конюшню, теперь он в жёлтой каске. Прямо передо мной маячит на сивом «Амелене» Дюк — молодой жокей с надменной ухмылочкой, словно знает секрет, как нас всех уделать. Справа на полкорпуса впереди чех Дарек на рыжей трижды венчанной кобыле «Изабель», победительнице Эпсомского Дерби, — наш главный соперник. Слева, вровень со мной, Шульц на гнедом арабе. «Халиф» — восходящая звезда заводчиков Катара — три к одному на победу. Сильный заезд, ничего не скажешь, да и призовой фонд не шуточный.
Чёртовы деньги… — я со злостью треснул по подлокотнику. «Давай, Рони, покажи, на что способен, выжми из этого чёрта всё, что можно. Ты же знаешь, нам эти деньги нужнее всех. Без них не вытянем», — слова Гарсиа врезались в память и прозвучали в голове, словно он сказал их снова.
И я выжимал, гнал «Изеда» безбожно, на износ, потому что знал, если не войдём в призёры — придётся снимать подковы.
Всё случилось мгновенно на втором круге. Вдруг чёрный шлем Дюка нырнул вниз, мелькнули белые бриджи, и жокей вылетел из седла. Ахнули трибуны, «Амелен», подламывая ноги, грузно рухнул на трек, поднимая облако песка и пыли. На него с хода налетел Шульц на «Халифе». В последний момент жеребец попытался перепрыгнуть. Но слишком поздно. «Халиф» задел передними ногами шею «Амедена», и они с Шульцем рухнули.
Стараясь избежать столкновения, «Изед» начал тормозить и рванул вправо. Я едва удержался в седле. Манёвр оказался слишком резким. Нога жеребца подвернулась, и я почувствовал, что мы заваливаемся. Приготовился к падению, сжался, как вдруг справа услышал крик, и одновременно с ним надвинулось что-то тёмное. «Изед» ударился плечом о круп несущейся во весь опор «Изабель», нас отбросило. Кобыла вильнула, но устояла и помчалась вперёд. Толчка хватило, чтобы «Изед» вновь обрёл контроль над треком.
Дарек сошёл с дистанции на третьем круге. Кобыла сильно хромала. Он пожалел лошадь, а у меня в ушах всё звучал голос Гарсиа. «Давай, Рони… выжми из этого чёрта всё, что можно. Ты же знаешь, нам эти деньги нужнее всех…»
На последнем, четвёртом, круге мы вышли на вторую позицию. За спиной остался и Смит на «Аризоне», и бразилец Рауль на «Режионалесто», и Мерфи на «Чаде», и все остальные. Впереди был только швед Лейф на караковом ахалтекинце. На финишной прямой «Изед» хрипел, сильно дёргал корпусом, но темпа не сбавлял. Я безжалостно хлестал его по бокам, словно обезумевший. «Давай, Рони, покажи, на что способен, выжми из этого чёрта всё…». И мы вырвали победу, опередив Лейфа на «Эмерсоне» всего на полголовы.
Внутри «Изеда» что-то хрустнуло, он остановился и стал медленно оседать. Я успел спрыгнуть, прежде чем с тяжёлым выдохом жеребец свалился на песок. К нам бросились техники и парни с конюшни. Трибуны ревели. На трек, как муравьи на сладкое, потекли люди. Ко мне подскочил Вильям Гарсиа, стал обнимать и целовать, нас окружили улыбающиеся лица, шум, гам, в динамиках гремел голос диктора. Признаться, я сам едва стоял на ногах. Меня всего колотило, голова шла кругом. Хотел прорваться к «Изеду», куда там, ликующая публика, выкрикивая «чемпион!», подхватила меня на руки и понесла к пьедесталу.
Я не решался зайти в конюшню. Было страшно увидеть «Изеда». Очень он был плох, когда видел его в последний раз. Весь мокрый, от шерсти шёл пар, бока, как меха, ходили ходуном, скрежет… Ужасно. Чёртовы деньги.
Томительное ожидание Гарсиа становилось всё тягостнее. Я поднялся, подошёл к столику, на котором стоял кубок «Тройной Короны», долго смотрел, затем толкнул его. С жестяным звоном он упал на стеклянную поверхность и покатился, словно обычная начищенная до блеска консервная банка.
В коридорах было пусто. Оно и понятно — все собрались возле искалеченного жеребца. Я в нерешительности остановился перед дверью, за которой слышались голоса, рокот, гул электроинструмента. Помедлив ещё немного, толкнул её и вошёл. «Изед», закреплённый на стапеле, висел в полуметре над кафельным полом и дымился. Правая задняя нога лежали в крепежах на стенде. Листер задрал обшивку и откручивал вторую. Гари сливал масло, густая чёрная струя вытекала из отверстия в брюхе в поддон. Сэмми вскрыл шейный кожух и тестировал главный компьютер. Толстый жгут разноцветных проводов тянулся из грудины болида и заканчивался титановой капсулой с множеством штекеров и датчиков.
Чья-то рука хлопнула меня по плечу, я услышал сзади голос Гарсиа.
— Чемпиону — гип, гип, ура! Молодец, Рони, ты спас нас. Хотя не выиграли «Кубок Конструкторов», призового фонда хватит заткнуть дыры и подготовиться к следующим гонкам, — проследив мой взгляд, он добавил, — брось, старик, это всего лишь машина. Вместо «Изеда» парни смастерят тебе новую. Я уже придумал имя.
Алексей Ерёмин
ИЗОБРЕТАТЕЛЬ
Виктор Миронович Ползунок по образованию математик (близкие знали — прирождённый), а в математике необходимо упорство, но даже родные удивлялись, с каким упрямством он изобретал.
Он работал инженером по сопровождению биллинговых сетей. Мудрым отцом растил сына и дочь, примерным сыном помогал на даче родителям. Добрым другом рыбачил и болел за футбольную сборную в баре. Но все опасались его одержимости одним-единственным изобретением. Не год, не пять, а двадцать лет Виктор Миронович изобретал книгу. Он верил, что в новом времени нужна новая книга, а бумажные страницы, компьютер, телефон, экран памятью для чтения лишь преграды к ней.
Ползунок изобретал электронное устройство для чтения, отличающееся возможностью воспроизведения видеофайлов, фотографий, анимационного движения карт, схем, внедрённых в текст, с помощью реальных и виртуальных кнопок и иных точек управления.
NB (new book — новая книга) объединяла в одном устройстве в реальном времени текст, видеоряд, графику, звук, что, как он верил, способно качественно улучшить получение знаний в областях научно-естественных, исторических, военно-исторических, географических наук.
Он тратил заработанные деньги на создание одного, второго, третьего прототипа. Освоил язык программирования Forth, заменил его на Java, остановился на Delphi. Ползунок изучал книги, ходил на семинары, лекции по электронике, оптике, посещал магазины, щупал, трогал всё, что произвело человечество, выискивая идеальный экран Ньюба.
