Татьяна Коростышевская - Мать четырех ветров
Я сделала несколько шагов по блестящему наборному паркету. Справа от камина, перекрывая оконную нишу с узенькими боковыми лавками, стоял массивный круглый стол. К нему я и направилась. Как в тумане я видела три силуэта; как под водой, с усилием приближалась к ним. Мужчины, в одном из которых я без удивления узнала Зигфрида фон Кляйнерманна, встали, ректор остался сидеть, зябко кутаясь в меховой плащ. Я сдула с потного лба прилипший локон и еще раз согнула колени.
— А вот и виновница, — проскрипел Пеньяте. — Поведайте нам, девушка, каким образом вы лишили жизни одного из самых способных студентов Квадрилиума?
«Еще кого-нибудь убили? — подумала я. — Ах нет, это он Игоря покойного „способным“ величает. Ну что ж, о покойниках либо хорошо, либо ничего, но только если рыжий романин в науках блистал, то мне уже можно выпускной экзамен держать».
Я безуспешно пыталась разогнуться, чтоб ответить ректору гневным взглядом, но суставы только жалобно скрипнули и я поняла, что через мгновение позорно растянусь прямо на полу. Вот так вот на спине растянусь и буду сучить лапками, как насекомый хрущ, в ожидании неминуемой смерти. Показалось, что некто, скрытый в оконной нише, сейчас поспешит мне на помощь. Но первым успел Зигфрид. Он рывком подтянул меня за плечи и осторожно усадил на стул. Рук так и не убрал, так и остался стоять рядом, придерживая меня большой ладонью, в которую мне сразу же захотелось впиться зубами. И вовсе не от голода, а от переполнявшей меня злобы. Спину приходилось держать очень прямо.
— Учитель, она слишком слаба. Будьте милосердны.
Видала я его милосердие… в домовине в белых портянках!
Ноздрей коснулся аромат вина — Зигфрид поднес мне кубок. Я отпила, наслаждаясь прохладным питьем. Рука дрожала, тремя большими глотками я опустошила бокал, чтоб не расплескать, и просто разжала пальцы. Огневик погладил мое плечо успокаивающим жестом.
— Здесь никто не желает тебе зла, Лутеция.
Никто? Ну, может, вот этот вот смутно знакомый усач, сидящий по левую руку от ректора, и не желает. А вот в вас с Пеньяте, дорогой барон, я очень сомневаюсь.
— Дон Сааведра, наш алькальд, задаст тебе несколько вопросов, а затем ты сможешь отдохнуть.
Прозрачные глаза дона Сааведры смотрели на меня с неподдельным участием. Ба! Да мы же знакомы! Еще неделю назад главный судия был всего лишь капитаном городской стражи. Надо же, как некоторые люди умеют по службе продвигаться. Даже завидно.
— Приятная встреча, — улыбнулась я, подумав, что как раз приятного здесь очень и очень мало.
— Я тоже рад вас видеть, драгоценная донья, — кашлянул алькальд. — И несмотря на то, что дело, приведшее меня в стены сего учебного заведения…
Он запнулся, видимо не в состоянии подобрать слова. Да уж, красноречию ему придется еще учиться и учиться.
— …И убедиться, что вы все так же прекрасны! — выпалил Сааведра после длинной паузы.
Ректор явственно вздрогнул, видимо не разделяя мнения алькальда по поводу моей красоты.
— Что вы можете сообщить о случившейся трагедии? — вопросил ди Сааведра несколько невпопад.
— Только то, что не имею никакого отношения к смерти Игоря Стрэмэтурару. В ту роковую ночь я находилась вдалеке от Квадрилиума, моя соседка донья Эмелина Гутьеррес наверняка это подтвердила.
— Видишь ли, девушка, — проговорил ректор, отбросив всяческую вежливость, — донья Эмелина по несчастливой случайности также в это время отсутствовала. Она уже строго наказана за нарушение правил распорядка. А против тебя нами собрано немало улик. Во время обыска в комнате убитого нам удалось обнаружить несколько принадлежащих тебе вещей довольно… гм… интимного свойства. Что ты на это скажешь?
— О том, каким образом мои подвязки попали в сундучок покойного студента, можно узнать у прачек, — пожала плечами я. — Каждый волен проводить свое свободное время так, как ему нравится. Некоторые студенты собирают коллекции бабочек или гербарии редких растений, Игорь коллекционировал предметы женского туалета. К тому же его ведь не подвязкой задушили?
Алькальд сидел красный, как вареный рак, было заметно, что разговор его скандализирует.
— Опять же, — продолжала я, плюнув на приличия, видимо молодое вино, которое я с таким удовольствием выпила, ударило в голову, — если я приложила руку к смерти Игоря, куда я, по-вашему, могла деть его кровь? За окно выплеснуть?
— Мои люди осмотрели двор, — проговорил ди Сааведра. — Донья Лутеция, я далек от обвинений. Наша встреча вызвана скорее необходимостью в консультации. Вы были гой, кто обнаружил тело. И я был бы признателен вам за любую мелочь, о которой вы сможете мне сообщить.
Ректор явно был недоволен поворотом беседы, его гримасы могли испугать человека менее подготовленного или более трезвого, чем я.
— Рваная рана на яремной вене, — проговорила я, обращаясь к дону ди Сааведра. — Тело было полностью обескровлено.
— Как вы это определили?
— Трупные пятна появляются очень быстро — оттого, что кровь перестает циркулировать. Я переворачивала тело, кожа была абсолютно чистой.
— В университете изучают признаки насильственной смерти? — пролепетал удивленный алькальд. — Я, честно говоря, опасался, что во время дознания нам придется иметь дело с обмороками.
— Я не боюсь покойников, — с улыбкой сообщила я. — А также мышей и насекомых. Кстати, о грызунах. Когда я открыла комнату, там пахло именно мышами. Тогда меня это не удивило, но теперь вызывает недоумение. В зданиях университета нет никаких паразитов — руководство борется с ними магическими способами.
— И каковы ваши выводы? — проигнорировав фырканье ректора, спросил алькальд.
— От решения этой задачи я все еще далека. Все, что у меня есть, — догадки, воспоминания…
Я обернулась и посмотрела туда, где с видом статуи, олицетворяющей защиту, стоял Зигфрид.
— Ты помнишь? Помнишь Рутению, заснеженный тракт, постоялый двор, где нам пришлось сражаться сначала с разбойниками, а потом с нежитью?
Кляйнерманн кивнул.
— Мы имели дело с упырем. Маг-перерожденец, а точнее — мэтресса. Она оставила после себя сферу воды, видимо бедная девушка при жизни принадлежала к дому Акватико.
Альфонсо ди Сааведра смотрел на меня с таким видом, будто я сама собиралась вскрыть ему яремную вену.
— Эта подвеска до сих пор со мной, — кивнула я. — Зиг, это сейчас не главное. Ты помнишь, каким образом нас лишили магической силы? Помнишь, почему ты не смог призвать огонь и спалить всю эту хибару к драконам, как только нас попытались пленить?
— Болиголов! — воскликнул огневик. — Конечно! Местная колдунья пользовала нас травяной настойкой, и во всех комнатах висели сушеные букеты. Ты еще постоянно носик морщила — жаловалась на мышиный запах. Так ты думаешь, что здесь, в Квадрилиуме, орудует упырь?
— Нет, Зиг, у упыря ума бы не хватило пробраться в охраняемую комнату. После перерождения ничего человеческого в нем не остается. Я думаю, некто пытался переродить Игоря, для того и болиголов понадобился, чтоб стихийной силы его лишить. И этот некто… Ёжкин кот! Ничего не сходится! Кому мог понадобиться ветреник-упырь?
Я даже застонала от разочарования. Из задумчивости меня вывели вялые аплодисменты. Ректор несколько раз энергично хлопнул в ладоши.
— Спасибо за страшную сказку на ночь, Лутеция. Надо будет поведать этот рассказ его августейшему величеству, чтоб он использовал его для написания новой книги.
— Его величество снова допускает вас к аудиенции? — не удержалась от шпильки я.
Судя по помрачневшему лицу Пеньяте, укол достиг цели.
— По моему мнению, все было гораздо проще, без потусторонней ерунды, — поджал тонкие губы ректор. — Игорь Стрэмэтурару пытался за тобой ухаживать. Ты его порыв не поддержала, продолжая кокетничать. Он подкупил чиновника канцелярии. Виновные уже строго наказаны, — в сторону алькальда уточнил ректор. — Продажный чиновник оформил для ветреника бумагу, дающую право провести твою инициацию. Отпираться бессмысленно — данный документ мы обнаружили в твоих вещах.
Если бы Зигфрид не держал меня за плечо, я бы уже перелетела через стол и вцепилась в длинный нос ректора ногтями. Меня колотила крупная дрожь.
— Бедный влюбленный юноша пришел к тебе. Затем, после того как все произошло…
— Он умер от переполняющего его счастья, вскрыв себе яремную вену своими же зубами, — закончил вместо ректора знакомый голос. И из оконной ниши, отодвинув парчовое драпри, появился Дракон. — Этот сюжет также достоин увековечивания в литературе. Драгоценнейший дон Пеньяте, с прискорбием вынужден вас разочаровать — донья Лутеция провела роковую ночь, а также последующий за ней день со мной.
Сердце остановилось, потом забилось, как обезумевшая птаха. Влад явился мне на помощь, и теперь… Только почему так холоден его взгляд, почему губы кривит сардоническая усмешка?
