Владимир Черепнин - Вовка в Троеклятом
— Откуда, оттуда? Я ж говорил, что из Воронежа.
— А это где?
— В Российской Федерации.
Медведь шумно сглотнул.
— Значит, ты настоящий.
— Да уж не игрушечный.
— Такого еще не было. Тут без ковшика не разберешься, — он, наконец-то поднялся из ушата и пошел в избу, оставляя за собой мокрую дорожку.
Пожав плечами, я последовал за ним.
Медведь хлобыстнул сразу три ковшика, после чего немного успокоился.
— Дык, значит, ты настоящий, — повторил он.
— Ну, — кивнул я, потягивая медовуху.
— А как сюда попал?
— Не знаю. Упал в подвал, а очнулся здесь… Только понятия не имею где.
— Ну, тут ни чего сложного нет. Ты в сказке. Вернее, раньше была просто сказка, а теперь хрен поймешь что. Но одно точно — мы тут все придуманные. Кто из книжки, кот из мультика, кто из фильма. А ты настоящий! — В глазах Умберто читался восторг.
Без всякого перехода медведь неожиданно предложил:
— Водку будешь?
— Буду. А откуда здесь водка?
— Я ж говорю, раньше была просто сказка, а теперь, — он обречено махнул лапой, — так что здесь всякого добра с Верхнего мира навалом.
Медведь удалился в кладовую, позвенел там и через минуту вернулся, прижимая к груди обеими лапами полдюжины поллитровок. Водка оказалась паленой, но не самого плохого качества. Приходилось употреблять и более жуткие суррогаты (скупердяи — жильцы могарычили бедных сантехников такой дрянью, что мороз по коже… три дня).
Мы с Умберто, оба ошарашенные, не сговариваясь, решили напиться. Не знаю, каковы были мотивы у медведя, а я, хоть уже и нащипал себе несколько синяков, все же надеялся, что все окажется только сном (ведь, когда мы видим сны, верим в их реальность. И только проснувшись, понимаем, что это, всего-навсего, проделки Оле Лукойле), и с утра все станет на свои места.
* * *Утром похмелялись медовухой. Окончание вчерашней попойки почти совсем не помню. Только какие-то бессвязные обрывки. То я рвался посмотреть на сказочную луну, то клялись друг другу в вечной дружбе, пили на брудершафт, мочились с крыльца — кто дальше (куда мне до медведя), а когда пели песни (у Серого оказался приличный бас), прибежала бабка уговаривать косолапого лечь спать (а то, вдруг, завтра колдовать?).
Но Умберто — молодец. Я уже привык к тому, что медведь говорящий, но не ожидал такого мата. Медведь рассказал бабке, где он видел ее вместе с дедом, вспомнил их матушек, а потом объяснил, куда они оба должны выдвигаться и чем быстрее, тем лучше.
Как укладывались спать — не помню. Пробудился с одной мыслью: унять страшную головную боль (о своей надежде проснуться в нормальном мире я забыл напрочь).
Серый уже обо всем позаботился: на столе стоял вновь наполненный жбан, а в мисках на сей раз была окрошка.
Медовуха оказалась отличным лекарством. После второго ковшика боль как рукой сняло. Наконец-то, наши головы пришли в норму, и медведь заговорил:
— Слышь, Вовка, что делать-то собираешься?
Я пожал плечами, так как понятия не имел, что можно сделать в моем положении.
— Ладно, тогда спрошу по-другому, назад, к себе вернуться хочешь?
— Конечно!
— А может останешься? Знаешь здесь какая рыбалка? Грибы, ягоды. Все, что угодно. Бабенку тебе подберем. Хошь городскую, хошь деревенскую…
Я судорожно замотал головой.
— Не, мне домой надо. Родичи будут волноваться. Я хоть и отдельно живу, но раз в неделю созваниваемся. Да и в понедельник на работу надо. Так что спасибо за предложение, но я вернусь.
— Это понятно, только, вот, как?
Я беспомощно развел руками.
— Сначала надо выяснить, как ты сюда попал. Я думаю, что не обошлось без колдовства. Настоящего. Так, решено. Я тебе помогу. Сейчас же отправляемся. Сначала заскочим к Яге, если не поможет, пойдем в Город, там волшебников, магов и колдунов, как собак нерезаных.
— Спасибо, Умберто…
— Вовка, ты меня лучше не называй Умберто. Под этим именем меня почти никто не знает. Я больше привык, что я — Серенький, Серый. Это я вчера так представился, ну, для солидности, что ли.
— Ладно. Спасибо, Серый. Ты не беспокойся. Я сам как-нибудь, отказался я для приличия, надеясь, что медведь меня все-таки не бросит одного, — сказки читал, разберусь.
Мои надежды оправдались.
— Говоришь, сказки читал?
Я кивнул.
— Забудь. Раньше это пригодилось бы. А сейчас от многих сказочных героев остались только имена. Наш мир давно свихнулся. И без меня ты пропадешь. Это, во-первых. А во-вторых, дед с бабкой мне так надоели, что я буду только рад слинять отсюда, хотя бы на время. Так что собираемся.
Медведь заметался по избушке, набивая котомку всякой всячиной. Через пять минут сборы завершились.
— Все готово. Только придется прибегнуть к небольшой хитрости. Нельзя, чтобы дед с бабкой догадались, что я ухожу. Скандал будет. Да и могут следом увязаться… Дед, конечно, не пойдет, ленивый шибко. Любит только жрать, спать и колдовать. А вот бабка, стерва, всю кровушку нам попортит, если узнает правду. Да и хрен их знает, мож и взаправду колдовать чутка умеют. Я как-то на неделю в город ушел, так блохи чуть до смерти не загрызли потом. Еле избавился. Может быть я их от Артемона подцепил, мы с ним в харчевне два дня гудели. Но я думаю, все-таки бабка наколдовала, однако. Так что мы сейчас выйдем, попрощаемся и пойдем в разные стороны. Иди по тропинке, ни куда не сворачивай. Дойдешь до пересечения с дорогой, там меня и жди. Я небольшой крюк сделаю и нагоню.
Так и сделали. Под пристальным взором одуванчиков (язык не поворачивается назвать их божьими) мы обнялись и разошлись.
Одно плохо. Чтобы не вызвать подозрения, котомку пришлось нести мне. А Серый нагрузил пуда два, как минимум. Так что пройдя всего метров двести, я уже был весь в мыле.
До перекрестка я все-таки добрался. Медведь еще не подошел, хотя мне пришлось пару раз посидеть, отдохнуть.
Пока шел через лес, удивлялся, что в сказочной чащобе мне не встретились ни леший, ни кикимора, ни другой какой сверхъестественный зверь или человек. Так что дальнейшее, получается, я мысленно накаркал.
Только я сбросил котомку с плеча и собрался присесть на облюбованный ствол поваленного дерева, как с противоположной стороны дороги, из леса выбежал маленький, но страшно толстый человечек. Причем, такой толстый, что походил на шар. Казалось, что он не бежит, а катится. Короткие ножки, здоровенный волосатый живот, отсутствие шеи (голова сидела прямо на плечах) — и все это при росте метр сорок от силы.
Грязные, лоснящиеся щеки, узенькие щелочки раскосых глаз. Судя по всему, этот товарищ принадлежал к тюркской расе. Или как это на самом деле называется? Я в этом деле не мастак, но всегда казалось, что грубое, обиходное понятие «чурка» укоренилось в народе, как раз из-за созвучности с «тюркский».
Это чудо природы остановилось метров за пять от меня и продолжало что-то верещать.
Вначале, я абсолютно не понимал его речь, но через некоторое время до меня стали доходить, хоть исковерканные, но знакомые слова:
Ага! Попайся! Тепей я буду тебя гьябить!
С этими словами толстопузый человечек извлек из-за пояса внушительных размеров нож и, переваливаясь из стороны в сторону, двинулся на меня.
Когда он подошел совсем близко, мне, ошеломленному, ничего не оставалось, кроме как упереть ладонь в его узкий лоб.
Мой оппонент, казалось, не почувствовал прикосновения и продолжал буксовать, размахивая ножом. Но ввиду его маленького роста и, соответственно, коротких конечностей, достать меня он не мог. Разве что полоснуть по руке, которой я его удерживал. Но, то ли ему на это не хватало ума, то ли он вообще не собирался меня повредить, острие кинжала описывало дуги за полметра от моего живота, не нанося мне никакого ущерба.
Через пару минут рвение агрессивного незнакомца немного поиссякло, но он, все равно, периодически махал ножиком и стал выражаться более членораздельно. Оказалось, что я не прав, оказывая ему сопротивление.
— Сто ты меня дейзис?! Я з тебя гьяблю! Отдавай, сто есть и уходи. Тогда не заезу!
— А кто ты такой, чтобы грабить меня на дороге?
Толстяк на некоторое время опешил. Даже перестал махать кинжалом.
— Ты сто, не знаес? Я зе язбойник! Соловей! Самый сильный, самый здоевый, самый звейский, самый беспосядный!
В этот момент, ломая кусты, из леса вышел мой приятель — медведь. Увидев его, самый зверский разбойник просто расцвел. Он опустил нож, улыбнулся и начал хвастаться:
— Пьевет, Сеенький! Я сегодня с добысей! Огьябил какого-то лоха. Так сто, сегодня гуляем.
— Ну, и где твоя добыча? — В голосе медведя слышалась ирония. Но маленький азиат ее явно не почувствовал и продолжал бахвалиться:
— Во, видис месок? Он теперь мой!
— А тебе его кто-нибудь отдавал?
— Не вопьес! Сейсяс я его забею! — И толстяк вновь поднял нож, намереваясь двинуть в очередную атаку.
