Андрей Белянин - Ржавый меч царя Гороха
- Аи! - мигом опомнился я. - Что случилось?
- Энто мы у тебя, ми л-дружок, спросить хоте ли, - тревожно переглянувшись с Еремеевым, проворчала Яга. - Ты в себе ли, Никитушка? А то ить речи какие-то странные ведёшь, ровно умом не слегка сдвинулся...
- Вот ещё раз меня так по голове стукнете, и точно сдвинусь, - краснея от стыда, буркнул я. - Далеко нам ещё до этого вашего монастыря?
- Ну он покуда не мой, я навродь в монашенки податься не собиралася. Однако ежели хорошим шагом, так и получасу не пройдёт, как там будем. Вот тока я сказать забыла - вам, мужикам, туды нельзя.
- Вообще-то я еду туда не как мужчина, а как представитель власти.
- Ну-ну...
- В смысле? - уточнил я.
- В позапрошлом годе в монастыре святой Пургении трое бояр по указу царскому были, - опере жая Ягу, решил вставить слово и стрелецкий сот ник. - Так монашки их скалками избили, бороды ножницами обрезали, а самих в золе и навозе изва ляли да в одном исподнем за ворота взашей вытол кали!
Я недоверчиво поднял бровь на бабку, та сурово кивнула.
- Разберёмся. В конце концов, не могут же они поднять руку на милицию. Я Митю попрошу, он им ворота лбом поломает.
- Сперва я пойду, - решительно высказалась глава нашего экспертного отдела. - А коли тока какую грязную ложь замечу, так сразу знак подам, тогда уж и ты власть прояви. Ежели с двух сторон их зажмём, так небось расколются...
- А если нет?
- Ну тады... ой! Я-то вырвусь, мне они ничего не сделают, а вот тебя, касатик, могут и обесчес тить. С них станется...
- Это как? - невольно похолодел я, посколь ку, честно говоря, представить себя обесчещенным в женском монастыре было как-то противоестест венно...
- Ты чего загрустил, соколик?
- Я? Я это... нет, всё в порядке, я в норме, так, задумался на минутку... А чего ж у них всё так су рово-то?
- Мать настоятельница там зверствует, - опять влез Еремеев. - Говорят, она по молодости аж на всё Лукошкино гремела, свой дом свиданий содержала на Лялиной улице. Теперь о душе вспомнила, ну и потому строга ко всем сверх меры...
- Твоя правда, Фома Силыч, - серьёзно под твердила Баба-яга. - Кто по молодости милой греховодил неслабо, тот, бывает, в годы зрелые в та кую аскезу впадает, что сам Христос на небесах очи от изумления таращит. В делах личной веры нет краю глупости человеческой...
Мы с Фомой согласно покивали. У каждого был свой опыт столкновения с религиозным фанатиз мом. Еремеев, как я знаю, вообще священнослу жителей не особо жаловал, а я вырос в нерелигиоз ной семье, где из церковных праздников помнили только Пасху и Рождество. Причём Пасха была важнее, на неё яйца красили. Рождество лично для меня обозначалось лишь традиционным показом по телевизору популярной сказки Гоголя.
Но это всё отвлечённые умствования, а за берёзками уже мелькали красно-коричневые сте ны далёкого монастыря. Честно говоря, я в таких церковных общежитиях ни разу не был, ну, быть может, кроме общеобразовательной школьной эк скурсии в Даниловский монастырь в Москве. В той Москве, которая в будущем, откуда меня выкину ло и вряд ли когда вернёт, но речь опять-таки не об этом. Наверное, я просто нервничаю, раз так много говорю.
Короче, с той школьной экскурсии я запомнил, что на монахов невежливо показывать пальцем, что не стоит задавать глупых вопросов типа: «А ряса это платье или халат?» и нельзя бегать взад-вперёд, крича: «Смотрите, на иконе мужик с голо вой собаки!» Впрочем, в большинстве случаев де тям многое прощается...
- Ну вот и прибыли, слава тебе господи, - за чем-то перекрестилась Яга, когда Еремеев, натя нув поводья, остановил кобылу у крепких морёных ворот, врезанных в толстую кирпичную стену с бойницами.
Не монастырь, а прямо-таки боевая крепость ка кая-то. Причём с неоднократными следами осады и попыток взятия...
- Не стучать! - сразу осадила ретивого сотни ка моя бдительная домохозяйка. - Покуда внутрь не войдём, обоим стоять молча по стойке «смир но», очи долу и шапки долой. Тута уж я, старая, переговоры вести буду...
Еремеев послушно стянул стрелецкую шапку с опушкой, а я, наоборот, непонятно на что обидел ся, вылез из телеги, отряхнул соломинки с мунди ра и поправил фуражку. Баба-яга покосилась на меня неодобрительным взглядом, но ничего не сказала. Подошла к воротам, согнулась едва ли не в поясном поклоне и так замерла. Через пару ми нут маленькое окошечко в левой створке распах нулось на ширину воробьиного крыла, и строгий женский голос спросил:
- С чем пожаловали в тихую обитель сию? Поч то мирный быт монаший тревожите?
- К матушке настоятельнице, почтенной Февронии, за советом, нижайше кланяемся, - не правдоподобно-елейным голоском пропела Ба ба-яга.
- А подарки монастырю привезли с пожертво ваниями?
- Ужо опосля не поскупимся, не извольте со мневаться.
- Матушка ноне не принимает. На молитве она, - после секундного размышления оповестил тот же голос, и окошко закрылось.
У меня что-то окончательно перемкнуло в голо ве, я шагнул вперёд, отодвинул бабку и, дважды саданув в оконце кулаком, зарычал:
- Откройте, милиция!
Моя домохозяйка только мяукнуть и успела. Как-то сразу повисла такая неприятная тишина. Я причины не понимал, поэтому за поддержкой обернулся к Еремееву и был опять-таки удивлён его резкой бледностью. Потом поднял глаза наверх и замер...
Из бойниц на меня смотрело не меньше двух де сятков полновесных стрелецких пищалей. Оста лось хоть кому-нибудь скомандовать: «Залп!» - и фарс с похоронами участкового перейдёт на уро вень оптимистической трагедии.
- Что ты там сказал, покойничек? – нарочито медленно, с придыханием, протянул женский го лос.
- Откройте, мили... - Я прокашлялся, воле вым усилием убрав горловой писк, и твёрдо повто рил: - Откройте, милиция!
- Ах вот оно, значит, как... - угрожающе про гудели из оконца. - Ну тады заходи, раз милиция!
Фома Еремеев громко икнул и надел шапку. Стволы пищалей дружно убрались назад в бойни цы. Яга нервно перекрестилась слева направо, по католическому образцу. Я же просто улыбнулся им обоим, надеясь, что никто не заметил, как у меня дрожат колени.
Ворота медленно и торжественно распахнулись, нам навстречу вышла группа смиренных монаше нок, с ног до головы одетых во всё чёрное. Возраст определить было трудно, все стояли опустив голо вы, кроме одной пожилой толстухи, державшейся с нагловатой властностью.
- Неужто сам сыскной воевода к нам пожало вал?
- Мы по делу, - козырнул я.
- Да нешто кто в женский монастырь за раз влечениями ходит?
- Матушка Феврония, - с пониманием кив нул я, - мы могли бы поговорить? У нас тут кое-какие проблемы в столице, и мы хотели бы за дать вам пару вопросов. Без протокола, естествен но...
- Догада-а, - широко улыбнулась настоятель ница. - Ну, заходи тогда, посидим, о делах наших грешных побеседуем. Бабушке твоей тоже в оби тель путь не заказан, а вот стрелец-молодец за во ротами подождёт, кобылке вашей роздыху даст.
- Но мы все из одного отделения и...
- А иначе не бывать меж нас разговору! - отре зала матушка Феврония и, не оборачиваясь, по шла на монастырский двор.
Монашенки кинулись бодренько запирать воро та, так что мы с Ягой едва успели проскользнуть внутрь. Еремеев крикнул мне вслед, чтоб я не бес покоился, а уж он, сколько надо, подождёт. Уже спасибо, потому что этот подозрительный мона стырь будил в моей душе самые мрачные предчув ствия.
Я ощущал себя мистером Шерлоком Холмсом, идущим ночью в страшный дом с пёстрой лентой. Правда, со мной была Баба-яга, которая хоть и ста рушка, а любого доктора Ватсона с его армейским револьвером за пояс заткнёт, отшлёпает и голым в Африку пустит! Хотя чего это я? Ватсон же поло жительный персонаж, за что его голым в Африку? Втемяшится же такая странная фантазия в голо ву...
- Никитушка, тсс, не оборачивайся, - еле слышно прошелестела за моей спиной бдительная бабка. - Ты, ежели что, сам беги, обо мне не ду май. Я старая, я своё отжила, мне можно и в мона стыре до гробовой доски грехи отмаливать.
- Вы это к чему сейчас? - так же тихо, едва ли не одними губами, откликнулся я.
- Марьянка здесь. Углядела я её в одной из по слушниц. Однако ж ежели она сама, своей волей, в святую обитель пришла, так настоятельница ни почём её нам не выдаст.
- Понял. Учту.
- Чего учтёшь, соколик? Русским языком тебе говорю: хватай её да беги! А я уж прикрою...
- Чего прикроете? - нарочито громко спроси ла идущая впереди матушка Феврония.
- Рот прикрою, сквозит, - мрачно, но вежли во ответила Яга. А на меня вдруг снизошло неверо ятное ощущение покоя и уверенности в себе. Мы справимся. Не знаю как, но справимся и всех побе дим...
Нас вели полутёмными коридорами во внутрен ние помещения. Пока шли, я вовсю зыркал по сто ронам, пытаясь хотя бы приблизительное запечат леть место, в которое мы попали. Первое, что уди вило, так это отсутствие пожилых или хотя бы воз растных женщин-монашек. По идее, как мне казалось, именно они и составляют основную мас су обитательниц подобных заведений.
