Андрей Белянин - Ржавый меч царя Гороха
Постепенно шум стих, люди, ворча и переруги ваясь, расходились по домам. Не выходной всё-та ки, у каждого свои дела, постоянная работа, весь день топтаться у ворот отделения мало кому время позволяет. И у меня, кстати, тоже серьёзные пла ны на день, а вечером так вообще ещё и показатель ный расстрел младшего сотрудника. Да-да, Яга мне сама обещала, а она слово держит...
- Всё, Никитушка, собирайся! - В горницу за глянула раскрасневшаяся бабка. - Поедем с тобой в энтот святой монастырь.
- А... город на кого оставим?
- Да ничего с твоим городом не случится. Стоя ло же Лукошкино до тебя, небось и сейчас под зем лю не провалится. А ежели что весомое, так Ереме ев со стрельцами на посту.
- Хорошо. Я готов. Только возьму планшетку и блокнот.
- Ты, милай, не спеши, - чуть осадила моё рвение наша эксперт-криминалистка. - Поедешь в телеге под сеном, Митенька запрягает уже.
- Так он тут?
- А куда ж он денется, - недобро усмехнулась глава экспертного отдела. - За все грехи отвечать надобно. На сей раз он в конюшне отсиделся, но теперича, как народ рассосался, пущай за дело берётся. Да и кому кобылой-то править, не я ж, старая, за вожжи возьмусь?
Однако на деле Митя категорически отказался прямо сейчас ехать через весь город, нарываясь на разборки с горячими родственниками всех рыжух Лукошкина. Пришлось разрешить ему остаться на секретном задании, контролируя трёх женихов беглой царевны. Ну то есть позволил ему переоде ться, изменить внешность и пройтись по кабакам, держа граждан Бельдым-бека, Coco и фон Паулюсуса под тихим и негласным наблюдением. Причём денег на выпивку не дал, пусть это будет ему уроком...
А из ворот отделения нас вывез Фома Еремеев. Стрелецкий сотник привычно завалил меня сеном, взялся за вожжи, причмокнул губами, и рыжая кобыла тряско пошла вперёд. Я даже думал, что успею с полчасика подремать, закрыл глаза и рас слабился, но...
- Стопорись-ка, стрелец-молодец, - разбивая мои мечты, задержала телегу бабка. - Чей-то там такое громкое со стороны Базарной площади доно сится?
- Вроде как дьяк кричит, - спокойно пожал плечами Фома Еремеев, но натянул поводья.
Наша кобыла встала, я осторожно разгрёб сено, максимально напрягая слух, хотя в последнем нужды не было: дребезжащий от нездорового энту зиазма голос гражданина Груздева, подобно цер ковному набату, разносился на целые кварталы.
- Свершилося, православные! Грядёт конец свету али уже как бы не пригрёб! Настал апокалип сиса верный час, ибо мёртвые из гробов восстали-и!
Судя по тому, что ему никто не возражал, всем было жутко интересно. И не потому, что какой-то там мертвец где-то воскрес - у нас тут по всему го роду недавно мёртвые немцы друг за дружкой ко сяком воскресали. А просто потому, что знали: с чего бы ни начал свою дурную речь мстительный дьяк, закончит он по любому смертным прокляти ем всей милиции...
- Фома, будь другом, подвези поближе, - тихо попросил я. - Мне же тоже любопытно!
- А любопытной Варваре на базаре знаешь что оторвали? - попыталась урезонить меня бабка, но я знал ответ и был непреклонен:
- Нос!
- А любопытному китайцу?
- Сотник Еремеев, вперёд! - не ввязываясь в рифмованную дискуссию, приказал я, и Фома дёрнул поводья, прищёлкнув языком.
Через пять минут слышимость заметно улучши лась...
- Днесь был я в том отделении, прости его, Гос поди, за грехи смертные, ибо несть ему прощения ни на земли, ни на небеси! Взашей гнали меня, си рого, заступника вашего пред царём-батюшкой, коий и не ведает, какую змеюку подколодную при грел на грудях своих белых...
Картинка, нарисовавшаяся у меня в голове, была слишком вульгарна, чтоб описывать её в де талях. Одного бородатого Гороха в чёрном лифчи ке хватило, чтоб меж лопаток побежали мурашки. Чего с этими грудями делала змея, почему-то с Митькиным профилем и в моих погонах, даже пред полагать не хочу, самому страшно...
- Дык я же с горя великого, за русский народ радеючи и по славе государства любимого страдаючи, крепостью духа исполнился, Господу Богу по молился, да и... на кладбище побег! Туда, где за оградою, в земле неосвящённой, душегуб Никитка-участковый покоится. И чего ж энто я там вижу, а?!
...А вот тут я понял, что, пожалуй, выслушал достаточно, как здесь выражаются, пора и честь знать. В смысле сваливать отсюда подобру-поздо рову, пока этот глашатай социальной справедли вости нас не заметил и не сопоставил дважды два. Хотя, кстати, не факт, что дьяк у нас таблицу ум ножения знает. Но обсчитывать при выдаче жало ванья умеет преотличнейше...
- А могила-то евонная и вскрыта! А в гробу-то евонном никого и нет! Убег, родименький! Вот ведь просил же вбить ему кол осиновый в сердце, поку да его не зарыли... Ить всем же спокойнее будет, а теперь что?! Теперича обрёл сыскной воевода лицо своё истинное, и по ночи станет бродить по улицам нашим упырь в милицейской форме!
- Да будя врать-то... - наконец не выдержал кто-то из мужиков.
- Я вру?! - Голос дьяка Груздева наполнился та ким драматизмом, что куда там Кобзону с песней про юный Октябрь и важность первого шага. - А вон гляньте-ка на соседнюю улицу! Видите, как сама Яга - костяная нога, глава отдела богомерзкой эк спертизы, из Лукошкина в Испанию католиче скую эмигрирует? Чует, поди, что и за ней, старой, упырь страшный придёт?! И всё ихнее отделение перекусает, а успокоится, тока когда всех упыря ми наглыми сделает! Вот тогда уж и держись за шапки, добрый люд лукошкинский...
Увы, моя шибко умная домохозяйка не приду мала ничего умнее, как свистнуть лошади.
- Гони, сотник, ежели жизнь дорога! - под прыгивая вместе с телегой на ухабах, орала Яга. - Да не твоя, не боись, а дьяка Фильки... У меня нынче нервы ненадёжные, пришибу с маху клю кой, не помилую! Быстрой смерти не обещаю, но и в ранг мучеников спиногрыза энтого кособородого вводить не хочу. Гони, гони давай!
- Держи ментов, православные-э-э... - с тяж ким душевным надрывом неслось нам вслед, но рыжая кобыла мчалась, словно мифический Пе гас, и хоть за нами никто не гнался, из городских ворот Лукошкина мы вылетели так, будто нашу те легу в зад пнули!
Стражники у ворот даже не поняли, что мимо них просвистело. Кобыла закусила удила, и хоть как-то притормозить её сотник Еремеев смог за по воротом в сторону речки Смородины, в берёзовом перелеске. Мы, все четверо, отдышались, бабка по правила платочек, Фома вытащил из сена упав шую шапку, я выплюнул попавшую в рот соломин ку, кобыла нервно стряхнула пену с удил и одари ла нас самым мстительным взглядом.
- Кто-нибудь может мне объяснить, с какого перепугу мы так резко дёрнули наутёк?!
- Дак ить дьяк же, Никитушка...
- Гражданин Груздев, как всегда, трепался на публику, ничего большего! - твёрдо пресёк я вся ческие попытки жалких оправданий не по сущест ву. - Вы могли просто при всех дать ему подзаты льник, и он бы заткнулся. А теперь, видя наше бег ство, полгорода попрётся на кладбище проверять могилу участкового. И угадайте, что они там най дут?
Баба-яга кротко вздохнула, не поднимая на меня глаз.
- Развороченную яму, пустой гроб и полное от сутствие тела! А вы мне ещё и воскрешать запре щаете?!
- Да я ж не ради своих капризов старушечьих, я ж по нужде служебной, интересов следствия ради...
- Поехали, Фома. - Прекращая бессмыслен ный разговор о вечном, я махнул рукой. - Едем в монастырь, уточняем все вопросы относительно возможного пребывания у них царевны Марьяны. Потом домой. И к вечеру я объявляю о «воскреше нии участкового». Всё! Протесты не принимаются!
Бабка показала мне язык, думая, что я не вижу, но слова против не сказала.
Еремеев скромно дождался, пока мы оба выпус тим пар, и тихо тронул поводья. Меня вновь полу закидали сеном, и кобыла неспешной рысью по влекла служебную телегу нашей опергруппы вперёд по неровной просёлочной дороге. Я при грелся, тоскливо размышляя о том, как давно не выбирался за город...
Было ещё тепло, но уже не жарко. Над головой в медленном вальсе проплывали кучевые облака, мягко шумели кроны берёз, тронутые ранней осен ней позолотой, гудели шмели, пряно пахло сеном. Я вдруг почувствовал себя совершенно чуждым всей этой среднерусской идиллии.
- Все мы, дети больших городов, давно оторва лись от естественного дыхания жизни. Мы забыли, кто нас создал и чем мы обязаны матери-природе. Дышим выхлопными газами, едим всякую дрянь из супермаркетов, уходим с головой в виртуаль ный мир компьютерных игр. Мы разучились об щаться друг с другом, просто говорить, ощущать, удивляться. Да и вообще, в эпоху деструктуризации человеческого сознания роль каждого мысля щего индивида, возможно, заключена в том, чтобы лишний раз не...
Моя домохозяйка, доселе сидящая с открытым ртом, вдруг резко пришла в себя и без предупреж дения врезала мне клюкой по лбу.
- Аи! - мигом опомнился я. - Что случилось?