Любен Дилов - Неоконченный роман одной студентки
В один прекрасный день, ни с того ни с сего, компьютер отказался служить, перестал отвечать на команды. Тексты, которые он выдавал, правда, вполне логичные, не имели ничего общего с тем, что от него требовалось. Это мешало специалистам установить, насколько годна еще его память. В то же время никакой поломки открыть не удавалось. Забраковать его тоже было нельзя, так как в нем были заложены данные всех секретных экспериментов. Приходилось работать вслепую, исходя из того, что отложилось в памяти самих сотрудников.
— Тебе, конечно, смонтируем другой компьютер, — сказал в заключение координатор. — Но если тебе интересно, можешь заняться и главным. Специалисты утверждают, что это неизвестное еще им умопомрачение, однако вполне возможно, что кто-то, вроде тебя, например, у кого мозг не скован традиционными подходами…
— Спасибо, — прервала его Циана, но увидев, что он не понял ее иронии, пояснила: — Спасибо за доверие и за то, что снова выставил меня слабоумной.
И она вышла из столовой, как слепая, держась за трубы на стенах. Координатор, естественно, легко догнал ее и начал извиняться, убеждая, что он хотел сказать совсем не то, а чтобы извинения выглядели более убедительными, он повторил свое предложение:
— И вообще, адаптируйся побыстрее…
Циана бросила ему через плечо:
— А ты, оказывается, страшно смелый! Предлагаешь мне свои услуги, хотя я еще не дала обета молчания. А что если я всем расскажу, какой ты мужчина?
Пожилой юноша пошатнулся и тоже ухватился за одну из верхних труб, чтобы не упасть. Циана там его и оставила — пусть повисит на стене, как его многоногие любимцы. В конце концов, невозможно все время деликатничать.
Все внеземные поселения отличались большой комфортабельностью, чтобы хоть как-то компенсировалось отсутствие родной природы. Только «Габрово» отличался аскетичностью обстановки, неизвестно почему необходимой для неведомых ей экспериментов. Ее комнатка, где она на скорую руку разложила свои вещи и куда она, наверное, будет приходить только спать, походила скорее на тюремную камеру или монашескую келью прошлых веков. Будто в недрах этой космической скалы укрылись от мира отшельники, которых не было видно и которые общались между собой, вероятно, посредством персональных компьютеров. На протяжении всего пути к своему рабочему месту Циана встретила только одного высокого, очень хрупкой конструкции старичка с длинной вытянутой головой и тонкими как щупальцы пальцами — очевидно, представителя третьего поколения, родившегося за пределами Земли.
Остановив ее, он долго стоял перед нею, словно позабыл, что хотел сказать. Только оглядев ее несколько раз с головы до ног, он открыл рот.
— Это ты оператор с Земли? Значит, будем работать вместе, я руковожу третьей секцией. Меня зовут Литтлпен, профессор Литтлпен, завтра нам надо будет согласовать часы работы, — лицо его еще больше вытянулось от усилия вспомнить, что еще он должен был ей сообщить. Неизвестно, сколько бы оно еще вытягивалось, если бы он вовремя не вспомнил. Наконец лицо его озарилось радостной улыбкой: — А ты, как я вижу, ничего. Мои ребята встретят тебя хорошо, жаль, у меня самого нет на тебя времени.
— Действительно жаль! — ответила Циана, провоцируя его. — Но почему? Разве вы не жуете часы?
— Я на диете. Нельзя же безнаказанно поглощать время, я так считаю и докажу это им там! — и он погрозил пальцем в направлении, обратном коридору.
— Ну, когда вы не будете на диете, мы снова поговорим, — улыбнулась она вслед профессору, бросившемуся догонять потерянное время.
Очевидно, здесь встречались и мужчины, которым не нужно было отказывать, но все же Циана поспешила запереться в кабинке компьютера, чтобы нажать соответствующую кнопку, тогда снаружи загорится надпись: «Прошу не беспокоить!»
Паук вышагивал большими шагами по своей сети, точно давал аудиенцию. Надеясь на его дружелюбие, она все же заискивающе сказала:
— Мы ведь не будем мешать друг другу, не так ли, приятель? А если ты будешь добр ко мне, я расскажу тебе о твоих земных собратьях.
Тут она вспомнила, что, пожалуй, не особенно замечала его собратьев на Земле, усмехнулась — чего только не сделаешь со страху! — и боязливо оглядела кабину. Ей показалось, что здесь давно не пахло человеческим духом, что она в полной зависимости от этого жуткого насекомого, которое по-хозяйски раскачивалось в своей голубой колыбели.
Кресло перед операторским пультом было единственной удобной вещью из всего, что она здесь видела, но и в него, кажется, давно никто не садился. Видеотерминал был стандартного типа, стандартной, по крайней мере на первый взгляд, показалась ей и система управления, сам же компьютер, вероятно, находился за бронированной дверью, ключ от которой не соблаговолили ей дать. Да он и не нужен ей, все равно она ничего не понимает в устройстве компьютеров. К тому же паук заплел ее паутиной, охраняя ее надежнее любого замка.
Поправив волосы, будто перед встречей с предполагаемым кавалером, она робко нажала кнопку включения питания. Засветился экран, однако на нем появилась та же надпись, что и на входной двери: «Прошу не беспокоить!»
— А ты, оказывается, симпатяга! — сказала Циана с нервным смешком. Она быстро выключила, а потом также быстро включила компьютер, словно надеясь обмануть реакции компьютера. Конечно, ей это не удалось, и на экране снова появилась надпись, та же самая. Тогда она, сама не зная как, выпалила: «Здравствуй, коллега! Меня зовут Циана, я привезла тебе привет с Земли».
Надпись исчезла, и тесная кабинка наполнилась спокойным, приятно модулированным баритоном:
— Прошу уточнить понятие «коллега»…
Циана инстинктивно оглянулась — она не удивилась бы, если бы это произнес полосатый паук. И вдруг ее озарило: ведь это контакт! Подпрыгивая в кресле от радости, ничуть не заботясь о том, что ее стиль не годится для беседы с компьютером, она сообщила:
— По профессии я историк, собираю и изучаю информацию о делах людей. Следовательно, мы коллеги. Кроме того, говорят, что я, как и вы, тоже со сдвигом…
Сама не зная почему, она говорила с ним на «вы», то есть так, как компьютер должен был отвечать человеку. Как только она кончила, красивый баритон мгновенно отозвался:
«Прошу вас, уточните понятие „симпатяга“», — значит, он воспринял и ее предыдущее восклицание.
— Это слово происходит от слова симпатия. В старину так называли человека приятного, симпатичного, — разумеется, Циана умолчала об ироническом оттенке слова. — Думаю, что это слово было распространено в двадцатом веке.
— Кому вы его адресовали? — спросил компьютер.
— Вам, естественно.
— Коллега Циана, двадцатый век был самым плохим в истории человечества, — неожиданно заявил баритон со все той же бесстрастной интонацией, в которой не было ни возмущения, ни любопытства, но уже сам факт, что он воспринял обращение «коллега» и хоть что-то сообщил от себя, говорил о том, что компьютер вступил в контакт.
Циана все еще не знала, почему любое упоминание об этом веке вызывало в ней какое-то сладостное томление, будто она утратила что-то бесконечно дорогое и никак не могла вспомнить, что именно. Она ответила неуверенно, будто колеблясь, с необъяснимым для нее самой волнением:
— Я не знаю его. Я специалист по глубокой древности, но какие у вас основания, коллега, так считать?
— Из общей суммы бессмысленной жестокости, разрушений, убийств в истории человека наибольшая доля приходится на двадцатый век. В этом веке были и самые кровопролитные войны, в которых погибло столько людей, сколько во всех войнах, вместе взятых.
— Это интересное наблюдение. Прошу вас, коллега, дать мне возможность подумать, — сказала Циана, сознавая, насколько смешно обращаться к компьютеру с подобной просьбой, ведь ни один компьютер не станет продолжать, пока ему не дана соответствующая команда.
У этого же был новый или, по крайней мере, для нее новый, смущающий момент: он сам, без запроса, по ассоциации начал разговор на эту тему. Но даже если кто-нибудь и поручал ему дать количественную оценку войнам и преступлениям в истории человечества, то разве может он дать моральную оценку? По-видимому, здесь и в самом деле была какая-то ненормальность и даже, если хотите, — сумасшествие, если, разумеется, называть сумасшествием нечто такое, что похоже на очеловечивание. В таком случае с ним следовало говорить как с человеком, и она своей шуткой случайно нашла верный тон.
— Коллега, у вас явно конфликт с людьми. Не сообщите ли вы мне о мотивах этого конфликта?
— Они прервали мою связь с другими компьютерами и с Центральным информационным банком, а я составляю историю человечества, и эта связь мне крайне необходима.
«О Хронос!» — воскликнула про себя историчка. Это было любимое восклицание хрононавтов. Ведь это такой же конфликт, как и между людьми: ты — мне, я — тебе, раз ты не дашь мне этого, я не дам тебе другого!
