Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки - принц
Скорее всего, там тоже ловушки и подвохи, без этого никак, но так же вероятно, что в самом деле в сундуках сокровища, амулеты, талисманы и та заветная Книга Превращений, о которой он говорил с таким почтением.
Если пройду, то этим как бы выкажу свой высокий статус то ли мага, то ли героя, в общем, бозард не хотел, чтобы его богатства пропали, но и не желал, чтобы достались простым гробокопателям и расхитителям сокровищ.
Зайчик то и дело поворачивал голову и смотрел на меня с недоумением, наконец я сказал с досадой:
— Ну что?.. По ночам только ворье всякое ездит. Ищи ночлег, а путь продолжим рано утром.
Бобик весело гавкнул, сообщая, что это копытное и своего хвоста не отыщет, а вот он, умный и быстрый, сейчас же мигом и немедленно…
Мимо промелькнул пугающе черный пруд, не люблю такие, деревья стоят реже, но такие громадные, словно я превратился в муравья, в небе слабо поблескивают звезды, потом исчезли они тоже…
Ночь для меня не совсем ночь, однако нечто нереальное, абсолютно бесцветный мир, ни одно дерево не отбрасывает тень, хотя, уверен, и для Зайчика с Бобиком здесь не темно, однако и они предпочитают ясный день…
Луна иногда просвечивает слабым пятном сквозь тучи, но я и без нее рассмотрел слабую тропку между вековыми деревьями, пустил по ней Зайчика и вскоре увидел добротный дом под соломенной крышей.
Бобик сразу же понесся осматривать, что там за домом за сараи, а я постучал в закрытые ставни.
— Эй, хозяева!.. Принимайте гостя!
Долго никто не отвечал, затем донесся испуганный женский голосок:
— Кто там? Езжайте дальше!..
— Как негостеприимно, — сказал я с огорчением. — Господь печалится, когда в созданном им прекрасном мире люди поступают так невежливо…
Зайчик шагнул было дальше, но голосок сказал растерянно:
— Хорошо, сейчас открою…
Через минуту звякнули запоры, дверь чуть приотворилась, я рассмотрел в щель невысокую девичью фигурку. Волосы уже распущены, явно хозяйка собралась ложиться спать, а то и вовсе легла, в селах спят от зари до зари.
Я соскочил с седла, Бобик сразу же ринулся на крыльцо. Там послышался испуганный вскрик, фигурка в ночной рубашке исчезла.
Я заторопился следом, в сенях пусто и чисто, приятно пахнет лесными травами, а когда вбежал в комнату, Бобик кружит там, все деловито обнюхивая, а девушка прижалась спиной к стене и следит за ним расширенными глазами.
— Не обращай на него внимания, — сказал я с неловкостью. — Щенок еще… Дурной и любопытный. А где остальные?
Она проговорила слабым мелодичным голоском:
— Отец с мамой уехали с утра на ярмарку. И половина соседей…
— А-а, — сказал я, — тогда ты очень смелая, что открыла незнакомому мужчине.
Она подняла на меня взгляд чистых и светлых, почти прозрачных глаз.
— Мне показалось, — проговорила она тихонько, — вы меня не обидите. У меня, как говорят, чутье…
— На этот раз чутье не подвело, — пробормотал я, — но вообще не слишком ему доверяй, лучше не отпирай двери незнакомым. Пусть это делает отец, у него опыта больше.
Она несмело улыбнулась.
— Вы говорите, как мой отец…
— Еще и ремень отыщу, — пообещал я. — Тебя как зовут?
— Алиния…
— Хорошее имя, — сказал я. — А меня — Ричард.
— Тоже хорошее, — сказала она мягким голоском. — Рыцарское, мужественное. И красивое.
Бобик подошел к ней и требовательно подставил под ее руку голову. Она несмело поскребла пальчиками, он начал слегка двигать башкой, подставляя под сладостный чёс разные места.
— Я сейчас соберу на стол, — сказала она торопливо.
Отказываться я не стал, в самом деле так устал, что ничего не сотворю, кроме чашки кофе, и наблюдал, как она разогревает суп, а потом наливает из горшка в миску с высокими краями.
За это время я узнал, что ей уже восемнадцать, что значит, замуж пора давно, однако деревня у них крохотная, парней свободных нет, только старый Герберт из неженатых, да еще Клюни, но тот совсем подросток.
Я тихо любовался ею, когда она ходила по комнате, босая, в простом платьице, подавала на стол сперва суп, потом мясо и сыр. Бобика на ходу поглаживала, сообщила, что в крайнем доме живет ручной медведь, спит в одной комнате с хозяевами, а у Джонсонов живет волк, играет с детьми.
Я поел быстро, оставил на столе серебряную монету, потом заменил ее на золотую, лег на широкую лавку, где она постелила медвежью шкуру, и почти сразу провалился в глубокий сон.
Солнечный зайчик пощекотал в носу, я коротко чихнул и, еще не раскрывая глаз, уже вспомнил, где я, что со мной и что надо срочно сделать.
Бобика нет, я поднялся и, сидя на лавке, сладко потянулся так, что смачно захрустели суставы. Тело за ночь набралось бодрости и силы, что нагло требует выхода в чем-нить простом: сломать или разрушить, к примеру, самое приятное деяние для мужчин.
Я не встал, а вскочил, быстрыми шагами пересек комнату, миновал сени и вышел на крыльцо.
Алиния развешивает на протянутой через двор веревке выстиранное белье, под ногами у нее шелестит разбросанная сухая солома, весь мир залит чистым солнечным светом, весело чирикают мелкие птички, торопливо клюют что-то посреди двора.
Она обернулась на стук моих сапог, милое лицо осветилось улыбкой и стало прекрасным.
— Вы уже встали? Как рано!
— А ты? — спросил я весело.
— Мы всегда встаем с солнышком, — сообщила она. — Смотрите, что ваша собачка натворила…
Я спросил в испуге:
— Что?
Она указала в сторону сарая. Там под стеной аккуратно сложены три оленя, два огромных даже не кабана, а настоящих вепря, а еще — с десяток толстых и упитанных гусей.
— А-а-а, — сказал я с облегчением, — это он тебе в уплату, что чесала. Он такой, любит отдаривать. Скажи спасибо, что рыбы не принес!
Она охнула:
— Он может и рыбу?.. Как он столько гусей сумел, и то не понимаю… Пока к одному подкрадешься, остальные улетят же…
— Надо шевелиться, — сказал я бодро, — пока счастье не улетело. Ладно, милая, мне надо ехать. Скажи родителям от меня, что у них просто прекрасная дочь, но ты сама будь поосторожнее…
Она вскрикнула испуганно:
— Как уедете? А позавтракать?.. Я уже наготовила…
Я покачал головой.
— Прости, надо спешить.
— Ну хотя бы суп, — сказала она умоляюще, — я так старалась!.. Говорят, ни у кого не получается такой вкусный.
— Это я еще вчера понял, — заверил я. — Бобик, на выход!.. Зови Зайчика.
Бобик метнулся в лес, вскоре из-за деревьев показались они оба, огромные и черные, способные перепугать кого угодно, но сейчас оба с довольными мордами помахивают хвостами.
Она сказала отчаянным голосом:
— Ну хотя бы… давайте я вам налью вина!
Я покачал головой.
— Нет, спасибо.
— А что, — спросила она тихо и посмотрела мне прямо в глаза, — что вы хотите?
Я с неловкостью отвел взгляд, чувствуя себя каким-то обманщиком.
— Ох, у меня столько дел, и все надо делать срочно.
Она сказала жалобно:
— Но мне так хочется угостить вас!
— В другой раз, — ответил я.
Она ответила печально:
— Другого не будет.
Лицо не было грустным, в глазах безнадежность. Я ощутил, что если уйду, то она останется несчастной на всю жизнь. Мне нужно остаться и помочь ей, однако помочь я могу только в ее понимании, а это значит делать несчастным себя.
Я сказал:
— Жаль.
Зайчик повернулся боком, я прыгнул в седло, он сразу пошел вскачь. Бобик ринулся вперед, я закрывал глаза и злобно мычал на всеобщую несправедливость в мире и свое бессилие все резко изменить и всех сделать счастливыми.
Промчавшись где-то с милю и свернув дважды за холмы и рощи, я заприметил большой пологий овраг, пустил туда Зайчика, а на самом дне покинул седло.
Бобик в недоумении прыгал вокруг, дважды принес неподъемное для меня бревно и уговаривал побросать ему. Он будет приносить, а я буду бросать снова и снова, как здорово, какая прекрасная игра!
— Ждите здесь, — велел я.
Далеко отходить я не стал, не в дракона же превращаюсь. Главное — чтобы Бобик не задавил, когда стану птеродактилем, присел, сознание помутилось всего на миг, еще зрение с полминуты оставалось несфокусированным, все-таки у человека глаза особенные, затем я отпихнулся от земли посильнее и взлетел, шумно хлопая крыльями и поднимая пыль.
С большой высоты лес выглядит бесконечным болотом, поросшим зеленым мхом, а холмы смотрятся как обычные кочки, по которым прыгаешь, когда пытаешься перебраться с одного берега на другой, не замочив ноги.
С востока надвигается массив туч, я торопливо работал крыльями и всматривался в проплывающую внизу землю. Герцогство не казалось огромным, но когда торопишься, оно просто необъятно, как бы высоко ни забрался.
